AntiMat

Я это уже отмечал. Причём ПМР не предопределял судьбу Прибалтики и Польши, просто разграничивал интересы без обязательств к тому или иному их исполнению, а в мюнхенском соглашении чехословаков фактически принудили уступить Германии.

Овен, перед тем как говорить глупость лучше лишний раз подумай и промолчи. Как, с кого, с кем и что требовать -- дело решаемое. Монголы же вообще не скандалят, так что все потенциальные предъявы к ним отпадают уже сразу по причине ненадобности.

Польшу занимали самостоятельно, а не совместно. По договору М-Р СССР мог бы и вовсе не занимать Польшу -- где же тут сообща. Разделили территорию на сферы интересов чтобы не мешать соседу, а не чтобы содействовать ему. Иначе ты уже и просто дипломатические отношения возведёшь в союз.

Пролетарий X обвинил гражданина Y в контрреволюционной деятельности. Доказательств этой вины нет, но пролетарий так решил и точка. Значит, все расстрелянные красными контрреволюционеры были расстреляны за дело, так Овен? То, что произвола было полно -- это Метцгер тебе русским по белому говорил, но при этом действительно существовала вооружённая борьба разных политических групп и им сочувствующих, и целью большевиков было пресечение именно контрреволюционной деятельности, т.е. противоборства большевистской власти, а не уничтожение только лишь за принадлежность, так что это уже нельзя называть геноцидом. Решение считать действия геноцидом должны быть основаны на фактах, которые подпадают под определение понятия геноцид. Таким образом закон 1107 должен основываться на некотором историческом анализе и расследовании, иначе упоминание геноцида в нём совершенно огульно и голословно. Я привёл материалы, из которых видно, что трудовые посёлки создавались не с целью уничтожения в них людей, хотя условия там были тяжёлые. Если ты продолжаешь настаивать на сталинском геноциде, то теперь твоя очередь подтверждать это. Я не знаю как, это твоя головная боль, сам полез в бутылку. Общеизвестным фактом является то, что нацистская Германия проводила уничтожение людей по расовому/национальному признаку. В Германии не было гражданской войны между немцами и евреями. Был самый настоящий геноцид, т.е. истребление за то, что еврей, не важно какой страны, какого рода дейтельности и т.п. И концентрационные лагеря применялись чтобы содержать людей, обречённых на уничтожение. Но так же общеизвестно и то, что основная функциональная цель концентрационного лагеря -- изоляция большой группы людей, не более того. А вовсе не их неминуемое уничтожение. Так что это ты должен доказать, что концлагеря в гражданскую войну предумышленно использовались для уничтожения людей. С этим разве кто-то спорит? Но смерть заложников не была предопределена их происхождением. Заложников расстреливают за чужую вину, а не за собственную и не за принадлежность к нации/этносу/даже классу. Таким образом заложники могут совершенно не пострадать, и в гражданскую имели место все возможные варианты. Это террор, но не геноцид.

Примеры союзов я уже приводил. Это военное и/или политическое сотрудничество и взаимопомощь. Причём на военном аспекте ты сам долго и упорно настаивал, потом стал путаться в показаниях. Известно, что с Германией было торговое соглашение. Что ещё?

https://www.animeforum.ru/index.php?app=forums&module=forums&section=findpost&pid=2788908 Овен, я требую с тебя доказать твои же слова, что имел место геноцид. Закон о реабилитации этого не доказывает, он реабилитирует. Ты снова забыл, о чём речь? Мы тут не на рынке торгуемся! Доказывай свои же слова, что имел место геноцид Сталиным кого бы то ни было. И что концентрацимонные лагеря создавались специально именно для уничтожения. Кстати, навскидку вспомнился Виталий Бианки, который был заложником и, внезапно, не был расстрелян. Убивают заложников в случае невыполнения требований, а не за их классовую принадлежность. Докажи, что выполняется условие "если". Хотя, я уже привёл материалы, показывающие, что спецпереселенцев не собирались уничтожать.

Овен, меня твои детсадовские остроты не интересуют. Ты не забывай, то это именно я упомянул закон №1107 -- с чего бы это, а? Но ты сразу же радостно его подхватил, нисколько о его содержании не задумываясь. Итак, давай объясняй, где там проведено расследование с доказательствами геноцида. Прочти текст ещё несколько раз и по слогам. Там априорное заявление геноцида, без каких-либо доказательств, именно как делаешь ты. Почему же ты большевистские указы гражданской войны считаешь неправомерными, а тут сразу возрадовался? Что, либерально-антисоветское чутьё подсказало Правдуъ? Увидел любимое слово, увидел слово закон, и посчитал, что чего-то сумел доказать? Овен, это закон о реабилитации репрессированных народов, понимаешь, нет? Закон о реабилитации репрессированных, а не заключение по делу о расследовании геноцида. Короче, фиксирую твою неспособность подтвердить свои же слова, что Сталин проводил геноцид, что концентрационные лагеря гражданской войны создавались для уничтожения людей. А разница между репрессией и геноцидом в том, что геноцид -- это целенаправленное уничтожение по признаку принадлежности да пусть хоть даже к классу, репрессия -- карательные санкции, сопровождающиеся ограничением прав и свобод, принудительными работами и т.п., вовсе не обязательно с целью уничтожения.

Да пусть хотят, если удовольствие в этом находят, только не слишком шумно и назойливо.

До столба неинтересно, официальные покаяния и компенсации от японцев были бы гораздо интереснее, благо что исторический повод есть.

А какая связь между нашими островами и хотелками японцев? Это просто такая весёлая реал политик. При желании можно им вкатить счёт. Но лениво пока что.

Римлян давно нет, а монголы с нас ничего не требуют.

Причём японцы вроде как даже ещё не покаялись за всё это.

Овен, у тебя есть задокументированные свидетельства военно-политического сотрудничества гитлеровской Германии и СССР с взаимными союзническими обязательствами? По левым писулькам со мной не торгуйся, если есть что привести в подтверждение своих слов -- приводи.

Овен, всем давно понятно, что у тебя трудности с пониманием прочитанного текста, но ты таки постарайся объяснить, как тот закон доказал проведение геноцида. Там это слова ляпнуто совершенно бездоказательно, как и в твоих простынях. Неуместно употреблённое слово ничего не доказывает, а ты выбираешь удобные тебе законы по своей вере. Большевистские законы с твоей верой не согласуются, а антисоветские -- согласуются, только и всего. Так наконец найди в себе мужество признать это.

Вы так говорите, как будто бы именно учёные всегда принимали и сейчас принимают стратегические решения.

Это да, РПЦ способна так своеобразно сплотить верующих и атеистов.

Ну, холивар или не холивар, зато можно поболтать с интересными людьми, иначе зачем же форумы.

К тому, что если психика способна различать собственные субъективные состояния и воздерживаться от проецирования их на внешнюю объективную реальность, то она весьма развита. Как и если она способна честно признать отсутствие ответа на "основные вопросы бытия"/или смысла в этих вопросах/или сама себе их найдёт, чем прибегать к религиозным подсказкам. Агностицизм -- это положение о невозможности полного абсолютного познания, в религиозной плоскости это непознаваемость как божественных свойств/замыслов/чего-то-ещё, так и просто факта их существования. Т.е. агностик может верить в бога. Атеист не верит, исключает, но не опровергает. Убеждение (в смысле элемент мировоззрения) в отсутствии бога является только следствием приложения бритвы Оккама. Активно отвергает богов т.н. воинствующий атеизм, синонимом которому используется антитеизм.

Не факт, что это будет более короткий путь. С железяками работать легче. ДНК не предопределяет сознание, а создаёт лишь техническую предпосылку для его развития. Слепоглухие от рождения люди, лишённые правильной программы воспитания и обучения, так и не становятся разумными. Значительные сложности с формированием человеческого сознания возникают и у вполне здоровых "маугли".

Возможно. Напр., я не считаю разговоры с воображаемым другом обязательным признаком развитой психики. Отрицание не в смысле опровержение существования, а отрицание необходимости полагать его. Т.е. это ничем не оличается от отсутствия веры в барабашку и прочий ментальный хлам.

Но не путайте отрицание с отсутствием. Развитая психика не задаётся бессмысленными вопросами. Или же, если посчитает какие-либо вопросы важными для себя, то способна самостоятельно с ними справиться, без помощи религиозных костылей.

Если оставаться в рамках материализма, то ничто не препятствует созданию подобного человевеческому ИИ или с другими свойствами. Но пока, конечно, неизвестно как его сделать с наперёд заданными свойствами, т.к. о функционировании сознания мало что известно, ибо, напр., пока нет возможности теоретически чётко обосновать или опровергнуть гипотезу Сепира-Уорфа, о связи языка и мышления, не полностью известен нейрофизиологический генезис аутизма и т.п. Нельзя делать такое утверждение, не имея никакого представления о... эээ... процессах в его башке. Это лишь перенос человеческой поведенческой модели, выработанной эволюционно, на неизвестную сущность. Конфликт возможен при некоторых обстоятельствах, но не неизбежен.

Всё уже предложено до нас Скрытый текст /.../Я высаживался поочередно на пяти планетах группы Линденблада, на планетах стереопропов и мелациан, на семи больших небесных телах планетного семейства Кассиопеи, посетил Остерилию, Аверанцию, Мельтонию, Латерниду, все ветви огромной Спиральной Туманности в Андромеде, системы Плезиомаха, Гастрокланция, Эвтремы, Сименофоры и Паральбиды; на следующий год я систематически прочесал окрестности всех звезд Саппоны и Меленваги, а также планеты: Эритродонию, Арреноиду, Эодокию, Артенурию и Строглон со всеми его восьмьюдесятью лунами, нередко такими маленькими, что едва было где посадить ракету; на Малой Медведице я не мог высадиться — там как раз шел переучет; потом настал черед Цефеид и Арденид; и руки у меня опустились, когда по ошибке я снова высадился на Линденбладе. Однако я не сдался и, как подобает подлинному исследователю, двинулся дальше. Через три недели я заметил планету, во всех подробностях схожую с Сателлиной; сердце у меня забилось быстрее, когда я спускался к ней по спирали, но напрасно искал я знакомый космодром. Я уже хотел снова повернуть в безмерные глубины Пространства, когда увидел, что какое-то крохотное существо подает мне снизу сигналы. Выключив двигатели, я быстро спланировал и приземлился близ группы живописных скал, на которых высилось большое здание из тесаного камня. Навстречу мне по полю бежал высокий старец в белой рясе доминиканцев. Оказалось, что это отец Лацимон, руководитель миссий, действующих на звездных системах в радиусе шестисот световых лет. Здесь насчитывается около пяти миллионов планет, из них два миллиона четыреста тысяч обитаемых. Узнав о причине, приведшей меня в эти края, отец Лацимон выразил сочувствие и вместе с тем радость по поводу моего прибытия: по его словам, я был первым человеком, которого он видит за последние семь месяцев. — Я так привык, — сказал он, — к повадкам меодрацитов, населяющих эту планету, что часто ловлю себя на характерной ошибке: когда хочу получше прислушаться, то поднимаю руки, как они… Уши у меодрацитов находятся, как известно, под мышками. Отец Лацимон оказался очень гостеприимен: я разделил с ним обед, приготовленный из местных продуктов, — сверкливые ржамки под змейонезом, заскворченные друмбли, а на десерт банимасы; я давно уже не едал ничего вкуснее; потом мы вышли на веранду миссионерского дома. Пригревало лиловое солнце, в кустах пели птеродактили, которыми кишит планета, и в предвечерней тишине седовласый приор доминиканцев начал поверять мне свои огорчения и жаловаться на трудности миссионерской работы в здешних местах. Например, пятеричники, обитатели горячей Антилены, мерзнущие уже при шестистах градусах Цельсия, и слышать не хотят о рае, зато описания ада их живо интересуют, ввиду существования там благоприятных условий — кипящей смолы и пламени. Кроме того, неизвестно, кто из них может принимать духовный сан, так как у них различается пять полов; это нелегкая проблема для теологов. Я выразил сочувствие; отец Лацимон пожал плечами: — Это еще ничего! Бжуты, например, считают воскресение из мертвых такой же будничной вещью, как одевание, и никак не хотят смотреть на него как на чудо. У дартридов с Эгилии нет ни рук, ни ног, и креститься они могли бы только хвостом, но разрешить это не в моей компетенции, я жду ответа из апостолической столицы, но что же делать, если Ватикан молчит уже второй год?.. А слышали вы о жестокой судьбе, постигшей бедного отца Орибазия из нашей миссии? Я ответил отрицательно. — Тогда послушайте. Уже первооткрыватели Уртамы не могли нахвалиться ее жителями, могучими мемногами. Существует мнение, что эти разумные создания относятся к самым отзывчивым, кротким, добрым и альтруистическим во всем Космосе. Полагая, что на такой почве превосходно взойдут семена веры, мы послали к мемногам отца Орибазия, назначив его епископом язычников. Мемноги приняли его как нельзя лучше, окружили материнской заботой, почитали его, вслушивались в каждое его слово, угадывали и тотчас исполняли каждое его желание, прямо-таки впитывали его поучения — словом, предались ему всей душой. В письмах ко мне он, бедняжка, не мог ими нарадоваться… Отец доминиканец смахнул рукавом рясы слезу и продолжал: — В такой приязненной атмосфере отец Орибазий не уставал проповедовать основы веры ни днем ни ночью. Пересказав мемногам весь Ветхий и Новый завет, Апокалипсис и Послания апостолов, он перешел к Житиям святых и особенно много пыла вложил в прославление святых мучеников. Бедный… это всегда было его слабостью… Превозмогая волнение, отец Лацимон дрожащим голосом продолжал: — Он говорил им о святом Иоанне, заслужившем мученический венец, когда его живьем сварили в масле; о святой Агнессе, давшей ради веры отрубить себе голову; о святом Себастьяне, пронзенном сотнями стрел и претерпевшем жестокие мучения, за что в раю его встретили ангельским славословием; о святых девственницах, четвертованных, удавленных, колесованных, сожженных на медленном огне. Они принимали все эти муки с восторгом, зная, что заслуживают этим место одесную Вседержителя. Когда он рассказал мемногам обо всех этих достойных подражания житиях, они начали переглядываться, и самый старший из них робко спросил: — Преславный наш пастырь, проповедник и отче достойный, скажи нам, если только соизволишь снизойти к смиренным твоим слугам, попадет ли в рай душа каждого, кто готов на мученичество? — Непременно, сын мой! — ответил отец Орибазий. — Да-а? Это очень хорошо… — протянул мемног. — А ты, отче духовный, желаешь ли попасть на небо? — Это мое пламеннейшее желание, сын мой. — И святым ты хотел бы стать? — продолжал вопрошать старейший мемног. — Сын мой, кто бы не хотел этого? Но куда мне, грешному, до столь высокого чина; чтобы вступить на эту стезю, нужно напрячь все силы и стремиться неустанно, со смирением в сердце… — Так ты хотел бы стать святым? — снова переспросил мемног и поощрительно глянул на сотоварищей, которые тем временем поднялись с мест. — Конечно, сын мой. — Ну так мы тебе поможем! — Каким же образом, милые мои овечки? — спросил, улыбаясь, отец Орибазий, радуясь наивному рвению своей верной паствы. В ответ мемноги осторожно, но крепко взяли его под руки и сказали: — Таким, отче, какому ты сам нас научил! Затем они сперва содрали ему кожу со спины и намазали это место горячей смолой, как сделал в Ирландии палач со святым Иакинфом, потом отрубили ему левую ногу, как язычники святому Пафнутию, потом распороли ему живот и запихнули туда охапку соломы, как блаженной Елизавете Нормандской, после чего посадили его на кол, как святого Гуго, переломали ему все ребра, как сиракузяне святому Генриху Падуанскому, и сожгли медленно, на малом огне, как бургундцы Орлеанскую Деву. А потом перевели дух, умылись и начали горько оплакивать своего утраченного пастыря. За этим занятием я их и застал, когда, объезжая звезды епархии, попал в сей приход. Когда я услышал о происшедшем, волосы у меня встали дыбом. Ломая руки, я вскричал: — Недостойные лиходеи! Ада для вас мало! Знаете ли вы, что навек загубили свои души?! — А как же, — ответили они, рыдая, — знаем! Тот же старейший мемног встал и сказал мне: — Досточтимый отче, мы хорошо знаем, что обрекли себя на проклятие и вечные муки, и, прежде чем решиться на сие дело, мы выдержали страшную душевную борьбу; но отец Орибазий неустанно повторял нам, что нет ничего такого, чего добрый христианин ни сделал бы для своего ближнего, что нужно отдать ему все и на все быть для него готовым. Поэтому мы отказались от спасения души, хотя и с великим отчаянием, и думали только о том, чтобы дражайший отец Орибазий обрел мученический венец и святость. Не можем выразить, как тяжко нам это далось, ибо до его прибытия никто из нас и мухи не обидел. Не однажды мы просили его, умоляли на коленях смилостивиться и смягчить строгость наказов веры, но он категорически утверждал, что ради любимого ближнего нужно делать все без исключения. Тогда мы увидели, что не можем ему отказать, ибо мы существа ничтожные и вовсе не достойные этого святого мужа, который заслуживает полнейшего самоотречения с нашей стороны. И мы горячо верим, что наше дело нам удалось и отец Орибазий причислен ныне к праведникам на небесах. Вот тебе, досточтимый отче, мешок с деньгами, которые мы собрали на канонизацию: так нужно, отец Орибазий, отвечая на наши расспросы, подробно все объяснил. Должен сказать, что мы применили только самые его любимые пытки, о которых он повествовал с наибольшим восторгом. Мы думали угодить ему, но он всему противился и особенно не хотел пить кипящий свинец. Мы, однако, не допускали и мысли, чтобы наш пастырь говорил нам одно, а думал другое. Крики, им издаваемые, были только выражением недовольства низменных, телесных частей его естества, и мы не обращали на них внимания, памятуя, что надлежит унижать плоть, дабы тем выше вознесся дух. Желая его ободрить, мы напомнили ему о поучениях, которые он нам читал, но отец Орибазий ответил на это лишь одним словом, вовсе не понятным и не вразумительным; не знаем, что оно означает, ибо не нашли его ни в молитвенниках, которые он нам раздавал, ни в Священном писании. Закончив рассказывать, отец Лацимон отер крупный пот с чела, и мы долго сидели в молчании, пока седовласый доминиканец не заговорил опять: — Ну, скажите теперь сами, каково быть пастырем душ в таких условиях?! Или вот эта история! — Отец Лацимон ударил кулаком по письму, лежавшему на столе. — Отец Ипполит сообщает с Арпетузы, маленькой планеты в созвездии Весов, что ее обитатели совершенно перестали заключать браки, рожать детей и им грозит полное вымирание! — Почему? — в недоумении спросил я. — Потому, что едва они услышали, что телесная близость — грех, как тотчас возжаждали спасения, все как один дали обет целомудрия и соблюдают его! Вот уже две тысячи лет Церковь учит, что спасение души важнее всех мирских дел, но никто ведь не понимал этого буквально, о Господи! А эти арпетузианцы, все до единого, ощутили в себе призвание и толпами вступают в монастыри, образцово соблюдают уставы, молятся, постятся и умерщвляют плоть, а тем временем промышленность и земледелие приходят в упадок, надвигается голод, и гибель угрожает планете. Я написал об этом в Рим, но в ответ, как всегда, молчание… — И то сказать: рискованно было идти с проповедью на другие планеты, — заметил я. — А что нам оставалось делать? Церковь не спешит, ибо царство ее, как известно, не от мира сего, но пока кардинальская коллегия обдумывала и совещалась, на планетах, как грибы после дождя, начали вырастать миссии кальвинистов, баптистов, редемптористов, мариавитов, адвентистов и Бог весть какие еще! Приходится спасать, что осталось. Ну, если уж говорить об этом… Идите за мной. Отец Лацимон провел меня в свой кабинет. Одну стену занимала огромная синяя карта звездного неба; вся ее правая сторона была заклеена бумагой. — Вот видите! — указал он на закрытую часть. — Что это значит? — Погибель, сын мой. Окончательную погибель! Эти области населены народами, обладающими необычно высоким интеллектом. Они исповедуют материализм, атеизм, прилагают все свои усилия к развитию науки и техники и улучшению условий жизни на планетах. Мы посылали к ним своих лучших миссионеров — салезианцев, бенедиктинцев, доминиканцев, даже иезуитов, самых сладкоречивых проповедников слова Божия, и все они — все! — вернулись атеистами! Отец Лацимон нервно подошел к столу. — Был у нас отец Бонифаций, я помню его как одного из самых набожных слуг церкви; дни и ночи он проводил в молитве, распростершись ниц; все мирские дела были для него прахом; он не знал лучшего занятия, чем перебирать четки, и большей утехи, нежели литургия, а после трех недель пребывания там, — отец Лацимон указал на заклеенную часть карты, — он поступил в политехнический институт и написал вот эту книгу! Отец Лацимон поднял и тут же с отвращением бросил на стол увесистый том. Я прочел заглавие: «О способах повышения безопасности космических полетов». — Безопасность бренного тела он поставил выше спасения души, это ли не чудовищно?! Мы послали тревожный доклад, и на этот раз апостолическая столица не замешкалась. В сотрудничестве со специалистами из американского посольства в Риме Папская академия создала вот эти труды. Отец Лацимон подошел к большому сундуку и открыл его; внутри было полно толстых фолиантов. — Здесь около двухсот томов, где во всех подробностях описаны методы насилия, террора, внушения, шантажа, принуждения, гипноза, отравления, пыток и условных рефлексов, применяемых ими для удушения веры… Волосы у меня встали дыбом, когда я все это просматривал. Там есть фотографии, показания, протоколы, вещественные доказательства, свидетельства очевидцев и Бог весть что еще. Ума не приложу, как они все это быстро сделали, — что значит американская техника! Но, сын мой… действительность гораздо страшнее! Отец Лацимон подошел ко мне и, горячо дыша прямо в ухо, прошептал: — Я здесь, на месте, лучше ориентируюсь. Они не мучают, ни к чему не вынуждают, не пытают, не вгоняют винты в голову… они попросту учат, что такое Вселенная, откуда возникла жизнь, как зарождается сознание и как применять науку на пользу людям. У них есть способ, при помощи которого они доказывают как дважды два четыре, что весь мир исключительно материален. Из всех моих миссионеров сохранил веру только отец Серваций, и то лишь потому, что глух как пень и не слышал, что ему говорили. Да, сын мой, это похуже пыток! Была здесь одна молодая монахиня-кармелитка, одухотворенное дитя, посвятившая себя одному только Богу; она все время постилась, умерщвляла плоть, имела стигматы и видения, беседовала со святыми, а особенно возлюбила святую Меланию и усердно ей подражала; мало того, время от времени ей являлся сам архангел Гавриил… Однажды она отправилась туда. — Отец Лацимон указал на правую часть карты. — Я отпустил ее со спокойным сердцем, ибо она была нищая духом, а таким обещано Царствие Божие; но лишь только человек начинает задумываться как, да что, да почему, тотчас разверзается перед ним бездна ереси. Я был уверен, что доводы их мудрости перед нею бессильны. Но едва она туда прибыла, как после первого же публичного явления ей святых, сопряженного с приступом религиозного экстаза, ее признали невротичкой, или как там это у них называется, и лечили купаниями, работами по саду, давали какие-то игрушки, какие-то куклы… Через четыре месяца она вернулась, но в каком состоянии! Отец Лацимон содрогнулся. — Что с ней случилось? — с жалостью спросил я. — Ее перестали посещать видения, она поступила на курсы ракетных пилотов и полетела с исследовательской экспедицией к ядру Галактики, бедное дитя! Недавно я услышал, что ей опять явилась святая Мелания, и сердце у меня забилось сильней от радостной надежды, но оказалось, что приснилась ей всего лишь родная тетка. Говорю вам, провал, разруха, упадок! Как наивны эти американские специалисты: присылают мне пять тонн литературы с описанием жестокостей, чинимых врагами веры! О, если бы они захотели преследовать религию, если бы закрывали церкви и разгоняли верующих! Но нет, ничего подобного, они разрешают все: и совершение обрядов, и духовное воспитание — и только всюду распространяют свои теории и доводы. Недавно мы попробовали вот это, — отец Лацимон указал на карту, — но безрезультатно. — Простите, что вы попробовали? — Ну, заклеить правую часть Космоса бумагой и игнорировать ее существование. Но это не помогло. В Риме теперь говорят о крестовом походе в защиту веры. — А вы что об этом думаете, отче? — Конечно, оно бы неплохо; если бы можно было взорвать их планеты, разрушить города, сжечь книги, а их самих истребить до последнего, тогда удалось бы, пожалуй, и отстоять учение о любви к ближнему, но кто в этот поход пойдет? Мемноги? Или, может, арпетузианцы? Смех меня разбирает, но вместе с ним и тревога! /.../ © Станислав Лем, "Звёздные дневники Ийона Тихого. Путешествие двадцать второе."

Есть всяческие взаимосоприкасающиеся и взаимноперетекающие когнитология, кибернетика, когнитивистика, нейропсихолгия, когнитивная психология, нейрофизиолгия и пр. Копают везде, где могут.

Это ИИ плюнет на человечество! Ээ... А разве есть некое единое персонифицируемое человечество с какой-то единоличной волей? Есть интересная научная проблема с огромным прикладным приложением, потому и будут заниматься с ИИ. Как оно реализуется IRL, определённо сказать невозможно. Это ж впервые за всю историю появляется возможность изменять элементную базу самой цивилизации, какие уж тут прогнозы... :) Кстати, об элементной базе. Я бы таки предпочёл взболтать, но не смешивать. Т.е. киберу киберово, а апгрейд белковых человеков отдельно, тем более что наконец-то слоу естественная некогда эволюция рискует получить ускоряющий волшебный пендаль от генной инженерии. Но это, конечно, просто вопросы вкуса.А пока можно и обычного человека нынешней версии немного разогнать: http://trv-science.ru/2011/05/24/kak-usilit-rabotu-mozga/ http://infox.ru/science/human/2010/11/03/Porciya_pyeryemyenno_print.phtml Я читал же.