Пару дней назад приснился сон с очень отчетливым эффектом присутсвия ( :angry: :D )

 

Приснилась война. Что характерно, не современная, а какая-то еще 17-18 вв. Мушкеты со штыками, треуголки, парики...

 

Как началось непомню, но моменты перед тем как я проснулся -

нас построили на поле четырьмя квадратами ( наши в зеленой форме с красными отворотами, противник в синей форме с белыми отворотами)

Стучит барабан, офицер орет что-то, и тут с другой стороны поля стреляют пушки. Несколько ядер пролетает прямо через построение. Крики раненых разлетаются по полю...... с нашей стороны тоже бьют пушки.... теперь уже все поле заволокло пороховым дымом. Офицер снова орет что-то, из всех слов понял только одно - Огонь.

Хотя из-за дыма ничего не видно, я исправно, как и все стреляю вперед.... все ринулись в штыковую, я вместе со всеми... на поле ничерта не видно из-за дыма. На встречу мне попадаются только мертвые. Рядом никого, только слышно звуки боя. Пару раз мимо проскакали кавалеристы с саблями... из клубов дыма на меня бежит солдат в синем мундире. Стволом отвожу его штык ,бью прикладом в голову, отчего он падает на землю. Встаю над ним и штыком протыкаю его горло. Кровь бьет небольшим фонтанчиком. Еще один враг, закалываю его в живот (почему-то он протыкается как соломенная кукла, крови из него совсем не вылилось) Снова иду вперед, из-за дыма невидно нифига. Снова выскакиваетв враг и втыкает мне свой штык прямо в бок. И тут сон ( зараза такая) замедлился и я прям прочувствовал, как кусок железа протыкает меня...

Просыпаюсь и, натурально, у меня еще секунды три бок болел....

 

Гы.

Изменено 19 июня, 20187 г. пользователем babyblue (смотреть историю редактирования)

В последнее время сны какими-то более хаотичными стали. Раньше всё как-то более-менее упорядочено было. Типа сны с продолжением, знакомые места и тому подобное. Теперь в основном каша какая-то. Реже стало сниться что-либо более-менее запоминающееся.Уж не знаю, с чем это связано.

Изменено 4 апреля, 201510 г. пользователем Sergey T (смотреть историю редактирования)

Сразу скажу: сон комедийный и очень смешной (или, по крайней мере, остроумный и «странный») при непосредственном просмотре. Но я большинство шуточек или уже забыл, или не могу «показать» через описание.

Я пишу кому-то социалочке, что ничего страшного, я в каких только домах не бывал и чего только не видеел, но мискликаю и отсылаю сообщение не тому. На что какая-то ревнивая девочка отвечает мне, что я хотел, наверное, написать такой-то, но я, посматривая её профиль и понимая, что она мне абсолютно незнакома (как и имя такой-то), отвечаю, что нет, это такой-то дальний интернет-дружок пригласил меня к себе погостить, но стесняется беспорядка в комнате. Я удивлён такой мелкой причиной, но он отвечает мне, что всё не так просто. На самом деле, он не в гости позвал, а предложил мне работу — пожить в их частном лесном домике в Финляндии и поработать кем-то вроде лесника с годик-другой, и вот как раз что лес очень «трудный», он и боялся. Но з/п потрясающая, уехать туда можно хоть сейчас, и я не раздумывая соглашаюсь. Оказываюсь у домика в финском лесу, но понимаю, что на самом деле это что-то вроде лесопарка несколько, может быть, сотен метров в поперечнике, со всех сторон окружённого проспектами — это самый центр Хельсинки, огромной столицы. Типа, абсолютно дикий клочок земли посреди цивилизации. Это, разумеется, общественное достояние — но финны что, сами не могут за ним поухаживать? Откуда такая готовность платить кому угодно? Дивно. Хожу по леску, удивляюсь. И тут набегает группа разномастных бородатых мужиков в рабочих костюмах, а голос за кадром объясняет мне, что работа на самом деле адская. Нужно там копнуть, тут удобрить, здесь подобрать, того покормить, этого выносить и т. п. Финны иногда набирают «добровольцев» (как эту вот бригаду), а скорее «смертников», которые, невыносимо страдая, делят территорию на сектора и вычищают до блеска с помощью лопаты и такой-то матери. Я хожу и наблюдаю, как кто-то в бессильной ярости поносит на чём свет стоит всё, чем ему приходится заниматься — закапывать какие-то норки, выкапывать огромных чёрных червей, убирать навоз, обрабатывать (стричь, лечить) деревья и т. п. Лесок, оказывается, всего несколько десятков метров в поперечнике и сделан в виде гекса, разделённого железным ограждением с огромными круглыми отверстиями на, может быть, десяток с лишним секторов в виде гексов поменьше, и за каждым закреплён один доброволец. Я смотрю за работой каждого по периметру и понимаю, что мне тут придётся вкалывать. Но я не знаю, как работать, и прошу кого-то взять меня в помощники. Вместе-то веселей и работы вдвое меньше. К тому же, знаю я, это почётно. Но все шарахаются от меня, как от прокажённого, а кто-то согласен взять меня в ученики за деньги («финские доллары», которые ну очень дорогие, аж серебряные). В конце концов все собираются на какой-то лавочке вдоль стены длинного зала и каждый называет их «тренеру» сумму, за которую согласен меня обучать (каждый следующий называет всё большую сумму), а я стою за стеклом и наблюдаю эту сцену. Рядом со мной стоит лысый толстяк из команды и ругает меня, потому что задавать такие вопросы команде вообще нельзя и их теперь отчитывают за недостойное поведение. Нас обоих тихонько зовёт какой-то добродушный дядя, иронизирующий над эко-дурью, окружающей весь этот эльфийский проект. Мы идём с ним и видим территорию с высоты, очень красиво и похоже на кусочек территории из современной красочной пошаговой стратежки. Лесок многоцветный, много рыжих тонов, мягких зелёных. Тут меня ловит отец. Вообще-то я уехал сюда на ПМЖ никого не предупредив, но отец довольный. Он зовёт шефа и организует совещание. И предлагает сделать лесопарк более популярным, превратив его в гугл-центр. Мол, там уже есть какая-то гугл-зона, но он предлагает превратить парк во что-то вроде гугл-аттракциона. Все смеются, потому что непонятно, как это сделать, но отец спокоен. Начнем, говорит, с логотипа и с того, как НЕ надо делать. У него пачка эскизов, и все просто ужасные. Подделка под макдональдс, конкурс детских рисунков, мультяшный стиль, гугл дудлы и т. п. И хотя отец сказал и несколько раз повторил, что это антипримеры, шеф каждый раз в неловком молчании бубнит, что вот этот эскиз неудачный, этот не подходит, то сё. Отец смущён, но терпит. В конце концов говорит, что мы поняли идею, и перейдём теперь к тому, как надо. И начинает раскручивать какую-то многоступенчатую схему чего-то вроде квеста, в котором через логотипы, QR-коды и прочая надо дорываться до абсурдных предложений от разных фирм, семидесятипятипроцентных скидок, бесплатных абонементов «Годик» и прочий откровенный хлам. Как всё это связано с гуглом и одобрили предложение или нет, я уже не успел досмотреть.

А перед этим я смотрел с каким-то ехидным комментатором на пару типичное суровое остросюжетное отечественное кино нижайшего пошиба, только самый финал. Там бывший машинист стал то ли полицейским, то ли вольным борцом со злом во имя добра, но злодей похитил его, вроде, жёнку, в конце концов приклеил на лоб локомотива и отправил по российским железным дорогам навстречу смерти. Наверное, она должна была столкнуться с украденной ядерной бомбой в виде огромного шипастого стального шара, ай дунно. Но главгерой в кожанке с типичным для нашего тв уголовным ликом сначала всех там побил, а потом ещё и к жиньке успел и под титры махал платочком благодарным жителям спасённой Родины. Потом ещё что-то было между кино и тем что выше, но совсем уже смутно.

Приснилось, будто я был с моим Ангелом в Лондоне и ночью вышел на берег Темзы. А там на реке перекат и когда через него плывёт баржа - тот, кто случится поблизости, должен в одиночку приподнять её за нос, чтобы она не сломалась. А я слишком поздно заметил, как плывёт баржа, и стал её тащить через перекат, а она застряла. Тогда я стал толкать её обратно и она вся поломалась на кусочки. Прибежал капитан, устроил мне разнос, а потом сказал, что будет собрание и на этом собрании нам всем будет большой втык. Пришли все мои знакомые, причём у кого был завязан рот, у кого глаза. Ангела моего привели. В общем была жестокая разборка. А потом будто снова плывёт баржа, но на этот раз я всех вовремя поднял и мы сообща баржу эту подняли на руках и перенесли через перекат.

Киборги-рикши в образе анимешных лоли-горничных, которым надо запрыгивать на закорки, опустив монетку в кармашек на передничке... Я отказалась ехать на этом, и решила пройтись пешком на собрание ортодоксальных мусульман... Мула(или хз кто там у них главный) сказал, что любит телефоны нокиа, но мой слишком устарел для размещения на нём молитвы-благословения.

Классно пообщалась с Кружечкой, переделала все дела ииииии..

 

 

проснулась.. ПРОСНУЛАСЬ ПРОСНУЛАСЬ ПРОСНУЛАСЬ! Реальность, подожди немного на пороге, мне было так хорошо(

В реальности кружечки тоже общаются, а дела делаются. 0_0

 

Мне снилось что вселенная скоро кончится и у этого события несколько вариантов исхода (уже вроде второй раз). Всё могло прекратить существовать ваще, мог выжить кто-то один из присутствовавших в комнате и сорта войти в другую вселенную, и что-то ещё. Мы сидим, вселенная кончается, её как бы выжигает белый свет и нам очень страшно, это всё не больше пары секунд (конец). И я думаю: «ну всё», выпал первый расклад и для всех всё — всё. Но потом я перестаю «понимать». Всё белое и потом перед глазами псевдогаллюцинацией маячит какая-то разноцветная пиксельно-глитчевая стигма в форме не то абстрактного нагромождения фигур, не то сильно искажённого рисунка лица (в центре композиции ровный круг). Это всё несколько секунд, и ко мне вдруг плавно возвращается я и понимание, и я понял, что я выжил, повезло. Стигма растворяется в белом, белое идёт на убыль, и я оказываюсь на даче у нас (важное место в моей сно-карте), но она будто пропущена через пафосный фильтр и там высокая тёмно-зелёная трава, куда больше пространства и ломаные силуэты деревьев, дом массивным смутным кубом. Я попал в некоторое альтернативное (?) будущее (? — так ощущается), но я дух, с миром не контактирую, хотя «хожу» по земле духовными ногами. Там неизвестный тип (близкий родственник, которого не существует «здесь», или, возможно, альтернативно-будущий (?) я (?)) и его, кажется, жена, в чёрном, тонкая, будто перьевой ручкой кованная. И у них такие же кованые чёрные собаки, но характером скорее кошки, немые какие-то и всё молчаливое, только приглушённый шорох окружения и всё подёрнуто дымкой благодати. Очень странное место, наверное, переплётшийся с полувоспоминаниями об элизиуме, что ли (или помните, как в начале гладиатор пшёнку щупал?), много хорошего чёрного и вещной сухости, хотя воздух влажный, и меня там не было.

Приснилось, будто я на обрыве в нашем парке запускал летающую тарелку, а она была составлена из двух тарелок и поэтому летала по сложной траектории и всегда возвращалась.

 

Потом будто вместе со мной был какой-то маугли, и мы вместе протестовали против сноса старого посёлка под застройку. Нам все объясняли, что этот посёлок никому не нужен и на его месте возведут квартал высотных зданий, а мы говорили, что надо оставить всё как было, потому что от новизны будет хуже.

 

Потом будто я пошёл на площадку рядом с моим домом и взял с собой рыцарский меч. А у нас там тоже начали какую-то стройку, и бабушки сидели прямо рядом с этой стройкой, но стройка всех мало волновала, а вот мой меч очень напрягал. А я воткнул меч глубоко в землю, он от этого погнулся и я решил, когда вернусь домой, на наковальне его выпрямить.

В реальности кружечки тоже общаются

в следующий раз пусть кружечки пригласят к разговору одну Лимачку.

Сегодня приснился маленький сон. Сидим в полуфентезийном домике в снегах. Выглядываю наружу - вносят Навсикаю, всю бледную. Группа собралась вокруг несчастной и в молчании выносит приговор - мертва. "Идиоты!" -закричал я. "Вы что, не помните, что такое уже было?!" Тогда она хоть подавала признаки жизни, а сейчас сердце давно не бьётся, - объяснили мне. Я убежал расстроенный, а остальные начали готовиться к похоронной церемонии. В итоге ночью я выкрадываю Навсикаю и начинаю отогревать у огня. На этом я проснулся. Сон произвёл слегка удручаюшее впечатление, но проснулся я с твёрдой уверенностью - можно верить во всё, что угодно, а там наверху пусть рассудят, что было правильно, а что нет.

Во сне снится всякая чепуха.

Сегодня во сне мне приснилось, что я сказал немцу "Guten Morgen." Он мне что-то ответил на немецком с русским акцентом, а дальше говорил уже на русском.

Сон, конечно, был намного длиннее, но у меня нет причины запоминать ерунду по утрам. Поэтому не помню.

Снилось давеча, что работаю я егерем в заповеднике призраков. Собираюсь на дежурство на кордон и мне грузят в старую буханку всякие припасы – мешок муки, зерна пару мешков, ящики с консервами, доски и несколько мешков цемента. Я спрашиваю: на что мне цемент? А там, говорят, столбы у ворот оградки кладбищенской обветшали, ворота провисли и теперь призраки разбредаются, приходится отлавливать и обратно водворять, пока на браконьеров не нарвались. Надо ремонтировать.

В последнее время меня фрейдистские сны троллят...

Приснилась богатая семья, в которой бабушка больше всего дорожила вышитым платочком, действительно необычным, удивительной работы. И давала подержать его только любимой внучке Клементине. В этом сне был показан быт этой семьи, автомобиль начала 20 века. И будто бы я столкнулся с потусторонней силой, когда изучал историю этой семьи.

Иду на железнодорожный вокзал, в который раз, но опять иначе. Перехожу кучу перекрёстков, массово делают ремонт, всё перекопано, и чем дальше, тем больше перекопано и тем сложнее пройти. На стройках начинают встречаться чёрные, текучие и маслянистые, будто гудронные существа, и я вижу только их ноги, потому что не хочу или не могу (по запрету или физически) поднять взгляд выше, и я знаю, что это простые настоящие люди, но в то же время боюсь, что если подниму взгляд, то пойму, что это ничуть не люди. Они беззвучны, один их тип немного выше меня, другой будто гигантский, метра под три, но всё же это должны быть обыкновенные люди, говорю я себе и верю себе. На очередном перекрёстке, очень трудном, встаю на плиту, она обваливается. Я падаю в песок, под ноги чёрным людям, я очень боялся им мешать и вот помешал, и меня ведут куда-то, молча начинают вести, но я понимаю, что надо идти за ними и делать что велят. Из ниоткуда берётся много таких же помешавших людей и мы идём цепочкой. Нас будто услуживо выводят с опасной территории, но мы идём долго, и чем дольше и дальше идём, тем больше превращаемся скорее в пленников. Наконец доводят до помещения и вталкивают внутрь, там беспросветно темно, но мы как-то сами собой рассаживаемся на полу вдоль невидимых стен. При этом рассаживаемся мы относительно, потому что в этом помещении мы становимся как бы ниже и будто бы даже сами «чернеем»? — будто ползаем на коленях, поэтому хоть садиться мы садимся, а наша высота от этого не меняется. Там уже есть люди. Спрашиваем, где мы; отвечают, что в курилке. Спрашиваем, сколько они здесь находятся (пару часов, наверно?); отвечают, что несколько лет. Иллюзии рассыпаются, все отчётливо осознают своё положение, но все — и местные, и новые — спокойные, даже бодрые. Снизу коротко пробивается тусклый свет. Мы в просторной комнате с несколькими дверьми в стене напротив, в полу большое окно, этажом ниже прошёл чёрный со старинным фонарём. Загорается слабый люминесцентный светильник — с чего вдруг? А он иногда загорается, когда кто-нибудь свет покупает или заслужил. Обстановку видно лучше. Это огромное здание с интерьером, напоминающим японский традиционный, много дерева, стены стилизованы под фахверк, с белыми полотнищами между наклонных балок. Во всех поверхностях какие-то окна, промежутки, и здание просматривается намного дальше нашей комнаты, хорошо виден в окно в полу коридор с деревянным полом под нами. Ветераны поясняют, что здесь помещения на любой вкус, напротив парилка, есть кухня и так далее, но нет личных комнат, нет спален, нет вообще никакой мебели, на которую можно было бы присесть или прилечь, только пол. В остальном словно высококлассный отель. Мы продолжаем болтать (я всё это время молчу), один из новеньких начинает рассказывать, как сюда попал. В его истории фигурируют железнодорожные станции, одинокие комнаты с компьютерами, спешка и доширак — прямо как и в моей, и я хочу рассказать свою историю следующий, но мой рот набивается цедрой (а точнее — альбедо) апельсинов, цельносферической, будто бы кто-то аккуратно изымал из оболочки мякоть. Она сухая, губчатая, впитывает всю слюну, я вытаскиваю её и начинаю с жаром говорить, рассказываю начало сна, но кожура продолжает набиваться, я постоянно прерываюсь, оторопело достаю её, паузы становятся длиньше, народ почти весь покидает комнату, остаётся пара-тройка человек. У меня в кулаке зажат ворох этой альбеды, я взволнованно расхаживаю-ползаю взад-вперёд перед оставшимися и сбиваюсь с мысли. Одна из оставшихся спрашивает, уж не плохо ли мне, что это у меня в руке, и я говорю, что это цедра, цедра из сна! Из какого сна? Да из того, как я шёл до железнодорожной станции и... Но если то был сон, спрашивает, то как ты сюда попал? Чего же неясного! (Очень распалился). Из одного сна попал в другой сон, да, и сейчас мы тоже во сне, в моём сне! Я торжествующе ставлю её перед этим фактом и вдруг начинаю понимать, что и правда нахожусь во сне. В этот момент будто происходит расстыковка, реальность всё больше теряет в серьёзности и убедительности, и я начинаю понимать, что я в самом деле просыпаюсь, но мне хочется побыть во сне ещё чуть-чуть, посмотреть на их реакцию. Но я уже ощущаю тело и понимаю, что могу открыть глаза, то есть, проснулся полностью. Несколько секунд думаю, не открыть ли мне глаза, и тут звонит будильник.

 

Скрытый текст

В последнее время меня фрейдистские сны троллят...

Дотянулся, проклятый

 

http://www.bestourism.com/img/items/big/7781/The-Statue-of-a-Man-hanging-by-one-hand_Sigmund-Freud_13983.jpg

Приснилась какая-то странная, жутко древняя, могущественная и непобедимая хреновина, которая грозилась уничтожить мир, если никто не сможет обыграть ее в шахматы. Хорошо запомнилось, что ее сильнейшей стороной была способность удваивать свой интеллект каждые несколько дней. Победили ее во сне довольно странным способом - подкинули идею сделать себе трепанацию черепа, что нарушило сложнейшие нейронные связи и быстро погубило ее. Понятия не имею, почему эта штука на это пошла, если была такая умная.

 

Сдается мне, это была аллегория на компьютеры.

Приснилось, будто бы узнал, где скрывается от мира создатель Ecto 1 (из "Охотников за привидениями"). Я нашёл его убежище и он подарил мне увлекательное путешествие на прототипе Ecto 1. Тот будто бы выглядел ещё круче, чем киношный и мультяшный Ecto 1, со всякими прибамбасами, необычными дверями.

Наш миноносец стоял на якоре в глубине фьорда – начало ноября, погода чёрт знает что, Сибирский океан штормило и выйти на открытую воду не было никакой возможности. Чтобы спасти корабельные запасы, а заодно боевой дух команды, большую часть экипажа отпустили в недельную увольнительную на берег. И вот мы, накрывшись от дождя брезентом в кузове открытого Урала, тряслись по опасно раскисшему грунтовому серпантину, больше похожему на тропу. В этой дождливо-ветреной мути огоньки посёлка за перевалом выглядели особенно привлекательно. А уж потом мы добрались до облцентра, где совсем культурная жизнь. Кто, опять же, не рад морякам-краснофлотцам?

Потом было что-то про особняк с шумной компанией и штурм его революционно настроенной толпой. Обороняющиеся в итоге бежали огородами.

А как-то ещё с востока пришёл флот с дружественным визитом. На флагмане прибыл лично Главный Восточный Диктатор с прихвостнями и в соответствующем облике. Но так как мы мирные и вежливые люди, а наш флот на порядки больше и злее, мы приняли Диктатора и провели экскурсию по Нашей Великой Родине. Особенно его впечатлила Академия девочек-волшебниц. Он даже пошутил, что и сам был бы не прочь быть девочкой-волшебницей в другой жизни. Тогда мы тоже пошутили и подарили ему почётный диплом и палочку. Главный прихвостень буркнул что-то вроде, что не достойно Диктатору нести Добро-и-Справедливость. На что Диктатор ответил ему, что ещё менее достойно подносить тапочки, чем собственно главный прихвостень сейчас и займётся. И назидательно добавил "Вот я хотел стать девочкой-волшебницей и стал. А ты никем не хочешь стать, вот ты и никто". А потом уплыл обратно.

Мы ещё немного погоняли туда-сюда наши злые крейсера с кучей ракетных установок и скрытыми в надстройках ВПП. Я получил нагоняй от адмирала, за какой-то кривой манёвр, в результате которого она оказалась в неловкой ситуации. А чего я то? Вон её флагман на горизонте, пусть туда и валит. С инспекцией она прилетела, видите ли.

 

А потом я встал и начал собираться на работу. Потому что каждый будний день я просыпаюсь в половине восьмого и собираюсь на работу. Ненавидите ли вы работу так, как это делаю я?

Приснилось на этой неделе, что при перезапуске компьютера BIOS сообщил, что процессор работает на четверть мощности. И надо что-то там поменять в настройках, чтобы исправить ситуацию.

А мне-то что? Я же не в игры играть пришёл.

Нонче мне приснился сон в котором я наблюдал гламурную вечеринку.

Вот это всё броуновское движение с алкоголем в приглушенном свете толпы известного народа. То ли организатором, то ли почетным гостем вечера был некий музыкант из тех пацанов, что бренчат на гитаре, поют странным голосом, а потом выкладывают видео на ютуб и набирают десять миллионов просмотров. Музыкант играл просто из рук вон плохо – похоже смутно представлял, что творит его левая рука, поэтому половина струн глушилась вообще, а вторая звучала непонятно как, и мелодию уловить было невозможно. Но все, видимо, уже были хорошо под градусом и не обращали внимания, тем более что у него был клевый сценический костюм сделанный под лакированный самурайский доспех с широкими наплечниками и дурацкая соломенная шляпка конусом. И во всем этом празднике жизни выделялись три персонажа – общепризнанные крутые композиторы с кучей наград, работами на себя и на кинокомпании. Они стояли рядком в своих черных брюках и жилетах на черные водолазки и их скептические лица не оттеняли даже тяжелые золотые аксессуары. В итоге один из них не выдержал, подошел к музыканту и отнял у него гитару, потом сказал "смотри и учись" и, перехватив гитару удобнее приготовился играть. Проблема была в том, что все трое были неграми-карликами и его короткие сардельки не могли обхватить гриф, чтобы зажать струны. Тогда он невозмутимо вернул гитару и начал тыкать пальцем в лады, показывая, где нужно зажимать.

Уважаю этого парня.

Мне сегодня приснилось, будто произошёл "откат" в моей жизни, кто-то отмотал 20 лет назад и я смог заново начать жизнь по-новому. Но начал с того, что и в прошлый раз. Побывал на тех же курортах, что и в реальном моём детстве, только ещё прыгал в бассейн с высоты 4-го этажа и при этом угодил кому-то на голову - вроде девочке, в которую когда-то был влюблён.

Ещё приснилось, будто в нашем посёлке, в котором когда-то была наша дача, приняли правило, что к участку принадлежит и метр в ширину за его оградой, и соответственно пришлось заботиться о нашедших там пристанище кошках и ежах.

Снился мне на днях сон:

В конце 80-х, Шварцнеггер снимает фильм по мотивам "Девчат", в котором играет бригадира-передовика. И хотя актеров он нашел русских, с клюквой было всё в порядке – в обеденный перерыв на вырубке гоняют чай из самовара с пирогами, которые приносят лесорубам девушки в павлопосадских платках. Шварц в ушанке и ватнике под аккомпанемент гармони исполняет песню об удали молодых комсомольцев и под конец пускается вприсядку, причем неплохо так, задорно. По окончанию музыкального номера добавили драмы: вальщик швыряет шапку оземь и заявляет Шварцу, что уходит из бригады – поедет в заполярье за длинным рублём.

Сумел ли Арни найти себе нового вальщика, перевыполнить план и сохранить почетное место бригады-передовиков, я так и не узнал – в полвосьмого вставать на работу.

Даблпосты это некрасиво, я знаю. Но этот сон настолько въелся мне в память, и остается там который день (даже несмотря на сон про комитет по гуманности абордажа и сон про побег ГРУшника из психушки), что я решил таки его записать, тем более, что паре-тройке человек может быть интересно. Букв только вышло уж очень много. Во-первых, я спал его с субботы на воскресенье и потратил весьма много времени, во-вторых, значительную часть описанного я не наблюдал, а просто знал – вот это всё, что касается подробностей таймскипа. То есть хронометраж там действительно был небольшой, но информации было очень много. Поэтому я порезал её к чертям, вместе с первой частью сна, которая как бы приквел и тоже значительно отстоит во времени. Олсо, под конец пошла лютая ересь и если я знаю, из какого это инфо-мусора собрано, то со стороны, без вида на корни, наверное, полный бред. И да, открытая концовка.

 

 

Вечернее солнце, теплый ветерок, старая бетонная набережная и, конечно, маяк. Маяк, да и в целом весь этот маленький остров на пять километров удалённый в море, выгодно отличает этот прибрежный городок от других таких же. Каждые полтора часа к острову от городской пристани ходит паром – за полтора часа можно не торопясь обойти весь остров, посетить музей смотрителя маяка (даже подняться наверх, за отдельную плату) и накупить сувениров в местной лавчонке для туристов. Кроме того, оставшиеся ночевать могут выйти с местными рыбаками в море затемно.

Мы сюда прибыли не ради рыбалки, конечно. Впрочем, зачем именно – тоже сложно сказать: местного оперативника прикрепляют к столичному инспектору в таких случаях, чтобы избежать возможных проблем. А один из способов избегать проблем – не задавать лишних вопросов. Особенно если вся твоя роль сводится к переноске и демонстрации значка и наплечной кобуры. И если в городе, с его подвыпившими туристами, в этом ещё был какой-то смысл, то здесь я оказался не у дел: гости островка предпочитали нас вежливо не замечать, местные же (держатели лавок, рыбаки и лодочники) отнеслись к инспектору с почтением, вызывающим зависть. Её строгая форма, видимо, производила большее впечатление, чем свободные рубашки и значки патрульных города и уж тем более, чем мой штатский костюм.

Так или иначе, почти час я грелся на солнышке, подставлял лицо ветру и не думал – что является ценным умением, для работающих в глуши. Недалеко от пристани, на галечной отмели, по щиколотку в воде, маленький мальчик и его отец запускали радиомодель вертолёта с большими поплавками вместо лыж. Наблюдая за чем-то вроде аварийной посадки я не стал оборачиваться на шаги за спиной, однако заговорил, когда они остановились:

– Как много в мире становится интересного. В моём детстве это был бы воздушный змей. – Я обернулся к инспектору, но она лишь неопределённо повела плечами.

Через мгновение мир изменился.

 

Стоя на бетонной набережной и наблюдая, как солнце клонится к горизонту, я рассеяно поглаживал цепочку карманных часов. Часы давно не шли, но старик, который подарил мне жилетку, настаивал, что без них не солидно. А ведь теперь я кто-то вроде шерифа в нашем городке – приходится соответствовать. Кроме того, кобура на жилетке выглядела странно и старики сделали мне новую – поясную. Это в свою очередь позволило мне наконец отказаться от пиджака, тем более, что температура здесь за год колебалась градусов на десять и нижней границей были пятнадцать тепла…

Здесь вообще довольно приятно: климат мягкий, почти никто не болеет, да и старики чувствуют себя бодрее чем раньше.

Прямо передо мной, не далее чем в двух километрах, там, где раньше было море, песчаный пляж. А за ним редкие, но высокие сосны, сквозь которые местами поблескивает вода. Тот остров длинный и узкий, некоторые ещё меньше, некоторые больше – на крупных даже есть подобие рельефа. И все как один поросли соснами. Вся округа в чертовых песчаных островах поросших соснами – даже с маяка им края не видно, и хотя дальние довольно крупные, за ними снова мелочь. Мы с рыбаками как-то пробовали сплавать подальше, но, когда маяк скрылся из вида, почувствовали нарастающий страх. Возможно это был глупый страх потеряться, но я всё же приказал поворачивать обратно. Многое здесь иное. Рыба осталась рыбой, но таких рыб никто из нас не видел, равно как и птиц или животных. В то же время многие явления мы не могли не то что понять, но зачастую и описать друг другу. Поэтому со временем так сложилось, что домом для нас стала территория радиусом примерно в дюжину километров от маяка. Даже те, кто отделился в первый год и основал собственную общину на соседнем острове с другой стороны от нашего городка, старались не уходить далеко. Хотя и заявили целью своего отделения максимально приспособиться к новому миру.

 

Сегодня у нас праздник – десятая годовщина. Главным образом, мы празднуем, что все ещё живы, а заодно и… просто празднуем – здесь не так то много поводов, даже Рождество не отметишь. Все мы, а это почти две сотни человек, пятая часть из которых живёт “в деревне”, соберёмся на площади у паромного причала и будем веселиться всю ночь, даже зажжём маяк и вывески, запитанные от его энергии. Жители украшают главную (и всё ещё единственную) улицу гирляндами из сосновых веток. Деревенские вместе с детьми разгружают из своих длинных и узких лодок связки разнообразного мяса – деликатеса и предмета торга в другое время. Моя же почетная обязанность – следить за порядком. К счастью, конфликтов у нас давно уже не бывает, хотя в первое время, пару раз чуть не дошло до поножовщины. Мой пистолет и доброе слово инспектора спасли несколько жизней. И если мой пост шерифа ещё как-то объясним этим, то как она стала директором школы, я до сих пор не понимаю. Не скажу, что строгое платье, несколько старомодно пошитое хозяйкой сувенирной лавки, идёт ей больше, чем форма, но форма теперь занимает почетное место в музее Старого Мира. Ткань - почти единственное, с чем у нас большие проблемы: даже паруса с рыбацкой шхуны сняли, благо ходить на ней нынче некуда и достаточно лодок.

 

На дощатом настиле деревянного причала, которым приросла наша бетонная пристань из-за обилия лодок, на табурете сидит девочка восьми лет и смотрит на воду. Её зовут Лиза (её отец действительно был похож на Гомера, пока не начал работать лесорубом) и она, похоже, наказана за шалости. Теперь до начала праздника её задача следить за причалом и водой. Сложно объяснить почему, но здесь действительно нужно следить за водой. Я подхожу и присаживаюсь рядом на пустую клетку.

– Не скучай, солнце уже почти село и скоро пойдём праздновать.

Девочка смотрит на тёмную воду и болтает ногой. На шее у неё висит на кустарном ремешке ослепший на один глаз морской бинокль. Небо окончательно темнеет, огни городка светят нам в спину и поблескивают на волне. Лиза поднимает голову и вдруг выпрямляется, затем поворачивается ко мне и хватает за рукав:

– Огни! Вон там, дальше!

Мне кажется, что там лишь отблески на дальних волнах. Внезапный порыв ветра приносит сырость и холод. “Да как так, не то время года для дождей” – неужели непогода подмочит нам празднование. Девочка протягивает мне бинокль и я пытаюсь навести его в то место, куда она указывает, ожидая увидеть темные силуэты сосен.

Только вижу я то, что ожидал бы в последнюю очередь – черные, растопыренные, голые ветви лиственных деревьев, качающиеся на ветру перед светящимися квадратами окон. Плотная сетка оконных проёмов – так не делают в наших прибрежных краях, у нас нет высотного строительства.

Дыхание перехватывает. Держа Лизу за руку я спешу туда, где на площади дети собрались вокруг госпожи директора. Когда я хватаю её за плечо и разворачиваю к себе, смех стихает. Взрослые ещё без беспокойства, но с интересом смотрят на меня, дети улыбаясь продолжают нетерпеливо переминаться на месте.

– Там разлом. Разлом открылся.

Наверное все этого ждали. Всё это время были готовы и ждали сигнала, все, кроме меня, пожалуй. Не изменившись в лице, с всё таким же ясным взглядом и доброжелательным выражением, она поворачивается обратно к собравшимся и хлопнув в ладоши звонко произносит:

– Родители. Берём детей, еду, одежду. И в лодки.

Меньше чем через десять минут я сижу на носу широкой рыбацкой лодки, на мне снова мой старый пиджак (кажется я дарил его на свадьбу кому-то из деревни), а за спиной слаженно машут вёслами четыре рыбака. Ветер гонит в лицо мелкую холодную морось, огни становятся всё ближе, и я желаю только чтобы разрыв продержался ещё немного.

Лодка вылетает на берег и я рефлекторно выскакиваю, чтобы втащить её дальше. Чуть не падаю в жидкой грязи, но опираюсь о ствол дерева. Холодный, скользкий и грязный он, тем не менее, явно не принадлежит сосне. Мы выдергиваем лодку дальше и привязываем к дереву. Рядом пристают другие, мужчины привязывают их и высаживают детей и женщин – это выглядит как морской десант в исполнении цыганского табора.

Я оглядываюсь: посреди поросшего деревьями двора многоэтажной жилой коробки. Только за спиной волны накатывают на газон, превращая его в земляную жижу. Чуть поодаль на дорожке оторопело замерла пара прохожих. Молодые женщины сразу обступили их и что-то трещат без умолку, я подхожу ближе – всё-таки ещё недавно я был бароном этого табора. Одна из деревенских показывает прохожей пачку неровных квадратов неровного рыжего цвета, примерно 10х10 – “Бумага, первая бумага”. Судя по тому, что мне об этом ничего неизвестно, этот сюрприз должен был стать их гордостью на сегодняшнем празднике.

Женщина неуверенно берёт несколько листков:

– Может быть, гусиное перо…

Отворачиваюсь и отхожу чтобы найти остальных. Гуси это не по мне: мы так назвали нелетающих птиц больше похожих на додо, их довольно часто добывали охотники, а вот мне не удавалось – слишком маленький мозг, связь постоянно обрывается. Вот как сейчас, вон он побежал и раз – обрыв. Минутку. Что?

Несколько шагов в сторону, куда убежала эта метровая пернатая тварь и между деревьев в свете фонарей замечаю другую. Что оно здесь делает, хотел бы я знать. Тонкие, словно из полированного дерева, но тем не менее гибкие, конечности, гладкая и вытянутая, похожая на желудь, голова с двумя бусинками глаз. Разболтанными прыжками из стороны в сторону, оно приближается ко мне между деревьев, словно марионетка-модель, удравшая от художника. Но уж с этим то мне куда сподручнее: они тупы, но чем то похожи на людей, а усмирять людей – моя обязанность.

Когда он оказывается совсем близко, я нахожу его сознание, для удобства представляя его, как бритого тщедушного паренька. Он делает последний прыжок и я резко отворачиваюсь – он смотрит мне в затылок, но видит лицо пустого черепа, обрамлённое рваной корой. Самое время поговорить.

– Кто ты?

– Твой хозяин.

– А кто я?

– Мертвец.

– А ты?

– Смерть. Ты принадлежишь мне.

– Но я двигаюсь.

– Да, без моего разрешения. Это плохо. Прекрати.

Иногда мы встречали их на крупных островах. Быстрые, но тупые и неуклюжие, осторожному человеку не составляет труда с ними разобраться. Но всё же, что они делают здесь?..

 

 

 

Недавно приснился мне сон, действие которого происходило вскоре после войны. Будто я поступил в художественную школу. И мне надо было добраться на поезде до Москвы, а тогда поезда не ходили по расписанию, одни "пятьсот-весёлые". В этом сне у меня была масса приключений. Ещё будто бы я раздобыл конфет для сестры к Новому году (сестра моя реальная, но она тоже была в моём послевоенном сне).

 

А вчера приснилось, будто я нашёл свой старый телефон с смсками от подруги, с которой давно не общался, и этот сон был наполнен воспоминаниями о том, как мы с этой подругой отдыхали на даче, как я засматривался на неё в купальнике, как приезжал её дядя, который работал на лесовозе, как мы ездили в Кубинку смотреть выставку танков.

Давеча приснилось, как мы с неким предприимчивым типом на пару взялись поиметь профитов с партии неких пилюль в формфакторе Тик-Така и с повадками аспирина (а так же эффектом нарушения речи). Для пущей скорости мы, на перевалочной базе дальнобоев посреди степи, выманили у тетки-пилота из братской республики восточной европы ярко-оранжевый Ми-2. Представились японским продюсером и его переводчиком. По пути на запад, у некого крупного города, случайно залетели в распахнутое окно пентхауса и заблудились на необъятных просторах квартиры, в вереницах залов – некоторые двери были чуть уже диска винта (для прислуги, видимо). В итоге решили пройтись пешком ради поиска воды и пищи и наткнулись на сына хозяев квартиры. Мальчик вошел в наше положение и согласился показать путь наружу и сохранить наше инкогнито. Но тут набежали няньки-гувернантки и пришлось с честным видом сообщить, что мы прибыли к юному господину за консультацией. Объяснение вполне удовлетворило местных жительниц и нам позволили продолжить беседу, которую мы, впрочем, стали вести иносказательно.

Обычно я более-менее представляю, из какого мусора моё подсознание лепит сны. Но это был либо какой-то очень глубокий пласт на свалке, либо очень хитрая вторичная переработка.

 

 

Есть между двух проспектов и двух улиц такой клочок земли. Ну так, километр квадратный или вроде того. В центре воткнут здоровенный цилиндр спортивного комплекса, но в остальном ничего примечательного на этой территории нет – дорожки да подстриженные газоны – ничто не заслоняет неба. По южной стороне этого квадрата идёт тротуар, обсаженный деревьями, прерывающийся лишь в двух местах въездами в небольшой “карман”, который кто-то предприимчивый во время оно огородил сеткой-рабицей, поставил шлагбаум и будку и назвал платной парковкой.

 

И вот, часа в три чудесной ночи под конец лета, когда ещё тепло, но уже темно, у глухой стороны кармана тормозит пыльный серый ситикар peugeot, потом чуть проезжает вперёд, чтобы освободить место вылизанному черному седану bmw.

 

Из пежо выходит молодой мужчина в светлом костюме и открывает заднюю дверь для девочки лет восьми в светлом платье с матерчатой сумочкой в руках, к ним присоединяется водитель, тоже одетый по-летнему. Возле бмв стоят мужчина и женщина, почти одинаковые своими деловыми костюмами, светлыми волосами и деревянной осанкой. Короткие кивки в качестве приветствия и все собравшиеся уставились на небо.

 

Небо как небо – в меру засвеченное огнями города, с еле видимыми звездами и полупрозрачными клочками облачков. Разве что портит вид крупная звёдчатая клякса черного цвета, похожая на ударный кратер. Ничего не поделаешь – приложило небесный свод крепко и ещё пару месяцев будет видно пятно даже ночью.

 

Так вот все созерцают небосклон, благо тусклые фонари не мешают, а ветерок теплый. Водитель пежо начинает позёвывать, я поглядываю на часы, коллеги из бэхи продолжают демонстрировать выправку и только девочка являет собой воплощённый интерес. Внезапно она подскакивает на месте, и указывая пальцем куда-то на север восклицает:

 

– Вон оно! Вон там!

 

Мой зевающий напарник лязгает челюстью, ребята в костюмах ещё сильнее вытянулись и уставились в указанную точку, хотя там не видно ровным счетом ничего кроме тёмного неба.

 

– Где? – Переспрашиваю девочку стоящую рядом.

 

– М… Уже здесь. – Она указывает почти перед нами, куда-то в сторону забора автостоянки. Когда она касается левой рукой моей ладони, там, куда указывает её палец вырисовывается мутный, словно из пара, силуэт. Такой же можно увидеть на плакатах “I want to believe”. Разве что модель блюдца на них постарше.

 

– О. Хорошо, – что тут ещё ответишь? Тем не менее, с успешной посадкой всё только начинается, мы снова поднимаем глаза к небу. – Только бы не падающая звезда опять.

 

– Да нет, два раза подряд это слишком, что-нибудь помельче, а может и вообще пронесёт... – мой коллега немного нервничает. И досадливо цыкает, когда на небосклоне появляется яркая точка и начинает падать вниз. Она действительно не крупная и почти сразу разваливается на две части - одна катится на запад к горизонту, а вторая ещё более отвесно начинает падать вниз. Её размер не изменяется и кажется, что упасть она должна далеко на севере. Однако, когда она закатывается “за” силуэт приземлившегося блюдца, вокруг него на миг вспыхивает радужное гало.

 

– Это ещё что? – Я делаю пару шагов к тарелке и обращаюсь к напарнику. Он в ответ лишь пожимает плечами – “черт его знает”, и кивает нашим друзьям в черном – теперь их черед. Оборачиваюсь чтобы успеть увидеть, как их силуэты схлопываются в струны перед тем как исчезнуть где-то вверху.

 

– Воон там! – Девочка тянет руку вверх встав на цыпочки. Едва различимое тёмное пятно ползёт далеко наверху. Меня снова берут за руку и я уже ясно вижу тёмнозелёный “Трансаль” с крупными крестами Люфтваффе на крыльях. Он неторопливо движется с запада на восток, когда ему вдогонку из ниоткуда устремляются два огонька и, свиваясь в двойную спираль, настигают его. Правый двигатель охватывают языки пламени, вскоре они гаснут и, оставляя за собой дымный след и быстро теряя высоту, самолёт скрывается на востоке. Неловко вышло.

 

Рядом раздаётся всхлип, опускаю взгляд – девочка, готовая расплакаться, натирает переносицу.

 

– Ты чего? Из-за них что ли? – киваю в сторону скрывшегося самолёта.

 

– Они хорошие: вот – сказали “мороженного себе купи.” – Из сумочки появилась затейливо сложенная банкнота, которую я лично, без помощи мастера оригами или сапёра разворачивать не рискнул бы.

 

– Ох. Да всё с ними в порядке будет. Соскребуться как-нибудь... Наверное.

 

– Эй-эй! Нам бы тоже сваливать пора. – Напарник окликает нас и указывает на тротуар возле стоянки, где за время нашего разговора успел нарисоваться гвоздь сегодняшней программы. Почти десяток алиенов той чудесной формы, какую могло бы принять желе, пожелай оно стать гуманоидом. Они даже обзавелись парой глаз и ртом и сгибали конечности ровно посредине, хотя вряд ли для их конструкции это принципиальный момент. Пока мы были отвлечены они успели выгрузиться и столпились у забора, напоминая пачку пластмассовых фигурок, чему немало способствовал их мягкий зелёный цвет, как у уранового стекла. Однако, нашёлся и среди них один деятель, который отошел дальше по дорожке и теперь, призывно размахивая рукой, агитировал остальных к активным действиям. Вот же засранец. А метрах в трёхста у перекрестка появляется какая-то не очень трезвая компания, пока занятая своими делами и нас не заметившая.

 

– Ладно, грузимся! Сейчас я с ними разберусь. – Бросаюсь к зачинщику беспорядков, который, помахивая руками-макаронинами, разворачивается, всем своими видом показывая, что готов дать стрекача.

 

– Бочку найди! – Советует мне вслед напарник, усаживая нашу подопечную в машину.

 

“Бочку. Ещё чего, ха. Где я бочку найду, да и не гуманно как-то.” Хватаю зелёного за четырехпалую ладонь. Мягкая и на ощупь как плотная ткань. Пришелец, несмотря на больший чем мой рост, объем и массу имел явно меньшую, чем человек и протащить меня следом смог недалеко. Мы как раз миновали сторожку автостоянки и я счёл за лучшее стащить его с тротуара в тень деревьев. Тем более, что весь табун его соотечественников следовал за нами. За углом сторожки обнаружился грузный мужик с рюкзаком (что за людная ночь), который отошел сюда по естественной надобности и так и застыл увидев нашу кавалькаду. Пробегая мимо, погрозил ему пальцем и дальше поволок на буксире наш звёздный поезд.

 

Позади парковки неожиданно обнаружилась свалка всякого ржавого хлама: остов машины, качели-турники и, кто бы мог подумать, бочки. Литров на 100, крашеные в зеленый, с местами облупленной краской, мятые и заляпанные травой они лежали на боку и оказались набиты заботливо уложенными бутылками. Я схватил одну и, вытряхнув бутылки на землю начал прикидывать, удастся ли закатать десяток алиенов в одну бочку и влезет ли она в багажник? Зелёненькие, даром что разумная раса, не уловили моих намерений и следовали за мной, пока я волок бочку. К моей досаде, за ржавым фургоном без колёс обнаружился костёр, возле которого грелся удивительно молодой на вид бомж, по-хозяйски глянувший на бочку и обратившийся ко мне:

 

– Желаете приобрести?

 

Вот чего я больше не желал, так это заморачиваться, поэтому просто полез в карман:

 

– Почём?

 

– Не знаю. Не доводилось раньше заниматься коммерцией. – Бомж был сама доброжелательность.

 

Я сунул ему в руку несколько сотенных купюр, которые нашарил в кармане брюк и обернулся к своему стаду. Оно за это время откочевало к блюдцу, которое обнаружилось в прямой видимости. Мигнуло под ним и исчезло.

 

– Ссс… Туррисссты. – Только и прошипел я, когда они снова появились на том же месте. У одного в руке был синий надувной чемоданчик. Это выглядело уж чрезчур нелепо. Я перехватил бочку поудобнее и направился к ним.