Canis Latrans

Авторы: Джованни Боккаччо; А. Дюма; И. Лажечников; В. Набоков; А. Платонов; Лао-цзы; Вольтер; И. Гончаров; Г. Уэллс; И. Тургенев. Произведения: «Ледяной дом»; «Отчаяние»; «Канон пути и благодати»; «Фьяметта»; «Дворянское гнездо»; «Обрыв»; «Сорок пять»; «Человек-невидимка»; «Чевенгур»; «Орлеанская девственница».

Харпер Ли — «Убить пересмешника»; Уильям Берроуз — «Голый завтрак»; Сатклифф — «А ты попробуй»; Грошек — «Реставрация обеда»; Куприн — «Гранатовый браслет»; Маркес — «Палая листва»; Перес‑Реверте — «Капитан Алатристе»; Джойс — «Улисс»; Апдайк — «Кролик, беги»; Салтыков-Щедрин — «История одного города»; Так, наверное.

Не знаю, Г. К. говорит, что Философ я. Хотя мне из списка многие приглянулись. Вообще, как бы заискрилась тема, если б тут можно было без реквеста приурочивать типы к конкретным юзерам! Вздулась бы и заиграла красками.

Какие-то аргументы у противников... Вот, если раньше потерял что-нибудь одно, а всё остальное в целости, то теперь если теряешь — то сразу всё. А решение проблемы очень простое: не теряй. Так говорите, опять же, как будто это что-то будничное — пошёл и потерял как всегда... Я вот за всю свою сознательную жизнь ни одного документа не потерял, так что, пожалуй, поюзаю карточку.

И с тобою в этом согласны очень многие. Некоторые вовсе не потому, что они считают это аморальным или как-то иначе, а потому, что видят в убийстве угрозу цивилизации, государству или другому образованию. Мотивы не важны здесь, впрочем. Важно вот что: если под влиянием идей, времени, воспитания и прочих культурных факторов некое неопределённое большинство людей начнёт считать убийство злом, то рано или поздно это найдёт отражение в законодательстве, в идеологии, в воспитании, т. е. закольцованно повлияет на культуру, впишет себя её код, впитается в плоть и кровь. Так рождается «общечеловеческая мораль». Другой момент. Добро и зло — категории субъективные. Если я считаю, что убийство вполне допустимо, — я обязательно убиваю? Не обязательно. Почему? что мне мешает? Мне мешает общество, которое установило преследование и жёсткие наказания за деяния, к которым меня тянет. То же можно применить к любой, даже индивидуальной норме, в частности к этикету. Если ты шумно ешь — это многих раздражает; эти многие в своих интересах создают условия, когда твоё поведение получит ярлык «неприлично» и будет порицаемо, — чтобы огородить себя от раздражающих факторов. Если время стряхнуло эту норму (хотя бы для домашнего обихода), то приходится обходиться по-другому: я вежливо попрошу тебя есть потише. Если ты не послушаешься, последует воздаяние: тебе станет совестно, я стану меньше тебя уважать, тебе придётся есть в одиночестве, что не всем приятно, или же на какую-нибудь твою будущую просьбу я отвечу отказом, памятуя о случившемся (что прекрасно можно просчитать). Но если тебе ничего этого не страшно — хлебай. Таков механизм индивидуальной нормы. И здесь действует тот же принцип. Хотя — как ты видишь свою рубашку? Я, например, вообще на неё не смотрю... Таки стыдно появляться в засаленной одежде на людях. Ну не нравится, так не нравится... Так вот, про принцип. Рубашка с жирными пятнами может иметь весьма неблагоприятные последствия — от сорвавшегося знакомства с чувствительным противоположным полом до трудностей по карьерному продвижению. А всё почему? А всё потому, что не только тебе неприятен вид грязной рубашки. Вот так и получается, что есть такие вещи, которые — исторически сложилось такое представление — неприятны устойчивому большинству. Большинству вообще или большинству, с которым приходится взаимодействовать. Это большинство отстраняет себя от неприятных переживаний нормами этикета. (Это одна из моделей, т. к. выше я говорил: может примешиваться традиция, уникальные условия и т. п.)

Ну естественно. Как и прочие гуманитарные понятия — субъектив на субъективе. Ну вот как, например, определить несомненные признаки «общечеловеческой морали»? Да никак. А она, подишь ты, существует: например, убивать — вообще по больнице — преступление. Не на войне, само собой, а просто так, за ради корыстных целей. И проч. частности, тысячи их, мне уже просто лень описывать. Нормы этикета важны в определённых условиях. Можно весьма объёмно порассуждать на эту тему, но я предпочитаю ставить акцент на практическом аспекте, психологическом аспекте и аспекте коллективного жительства. Ой, и не говори. Мне вот тоже, ещё с детства: «Поздоровайся с тем-то и с тем-то» — зачем?! С другой стороны, «нормы» «нормам» рознь. «Деньги нельзя вечером передавать» — это одно. «Нельзя вытирать руки о рубашку» — это другое. Хотя если подумать, разницы никакой, конечно. Почему руки о рубашку вытирать нельзя? Моя рубашка, что хочу, то и делаю. Что, грязная будет? Да и фиг с ней — почему меня должны волновать пятна? Как хочу, так и одеваюсь. Грязь на моём удобстве никак не отражается.

Временами сталкиваюсь с этой вопиющей — я не побоюсь этого слова — проблемой. Очень хорошо одна моя ушедшая с форума (в каскаде комет и сверхновых) знакомая, дай бог ей здоровья, демонстрировала эту модель: ты указываешь на логические несоответствия в рассуждениях, а тебе: «Ты — тролль». Да не тролль, не тролль... Я просто говорю то, что ты не понимаешь. С другой стороны, троллефобы подчас отличаются поразительной слепотой, — так, если их троллят (с разной степенью прозрачности) они как ни в чём не бывало продолжают, сердясь и капризничая, всучивать свою точку зрения, до которой господам троллям (чтоб им пусто было) дела-то и нет. О природа, колико ты властительна!

Rаkka, may_night, забытый ныне Mifune, другие няки... Изгнанная, но нежно любимая мною lewie.

Где-то говорили, что ему таки дали какую-то премию, вроде как за повесть, вроде как «НОС» премия, а повесть вроде как «Метель». Поспешил ознакомиться. Ознакомился и задумался. Вот чего он хочет, а? Я решительно никогда-никогда не понимал. Есть, говорят, такие представители, эдакие холодные эстеты, ратующие за «искусство для искусства». Как раз третьего дня читал статью Адамовича о Набокове в этой связи: богатство, говорит, талант, говорит, но люди у него — куклы, изящные механизмы, — и в том же духе всё... Как обычно это случается у Адамовича, прекрасная в целом статься хромала на одну ногу. Ну хорошо, Набоков. Владимир Владимирович, мы его знаем и любим, мы убеждены, что текст значит для него неизмеримо много, текст для него существует в виде вещества, в виде драгоценной секреции... Ну и что же? При всей его любви к изящным музыкально-алгебраическим построениям, у него есть постоянные и любимые темы и гулкие стилистические обертона. Тема дома, «тема Сирина» (чудесное определение Ходасевича), тема искусства, тема фрейдизма (побочная, конечно), тема таланта и т. д. Есть масса всего, что он хотел сказать и донести, как принято это говорить, до читателя... У Владимира Георгиевича Сорокина ничего этого нет. Это, пожалуй, единственный знаемый мною писатель, все творения которого живут исключительно для того, чтобы жить. Так было и в раннем его творчестве, так было и в промежутке, так есть и во всём, что написано после «Дня опричника». Можно, конечно, увидеть в его произведениях содержание, чему-то научиться, что-то ухватить, вычленить, прости господи, какую-то мораль, но как текст-в-себе они направленны только на получение эстетического удовольствия — со стороны читателя. А со стороны писателя — я не знаю на что. И вот эта «Метель». Ну всё там есть: какое-то совсем уж классическое построение, занятная вселенная, чудный язык, — и нету там обычных сорокинских ужасов, нету «провалов» как законченного и системообразующего стилистического приёма, ибо все случающиеся «провалы» и «потоки сознания» оказываются структурно обоснованными. И при этом во всех этих умиляющих пушкинско-тургеневских вещах нету ни слова правды. Он крутит, вертит, пробует на зуб — ему просто интересно сделать вот разэтакую игрушку. Чёртов сатана... Пожалуй, беспокоило бы меня наличие души в искусстве, давно бы предал его анафеме. Очень удачно началось давно мною откладываемое знакомство с творческим, я уверен, уже наследием Пратчетта. По порядку, по краешку, с «Цвета волшебства». Меня, сразу скажу, просто сшибло обилие деталей. Вернее, плотность их подачи. Вернее, то и другое разом. Чего там только нет! Всё, являемое взору, столь ярко и узорно, что соберу-ка я это до верного количества плоскостей, — там есть: потрясающая вселенная, мастерский язык (особенно запомнились метафоры) и целая система авторского остроумия. В какой-то биографии Пратчетта сердобольно и совершенно обоснованно указывалось на тот факт, что критика была единодушно благосклонна к писателю с самого начала, что, мол, большая редкость. Журналисты, значит, одобрили. И это тот нечастый случай, когда я понимаю и одобряю журналистов. В общем, мой дегустационный поход — начало долгого и доброго знакомства. Тяжело и неприятно встало «Сказание о доме Тайра». Споткнулся я вот о что: была там история про наложницу или жену, которая была любима, а после впала в немилость и была зменяна кем-то помоложе; потом они долго рядились, она писала стихи и оказалась в монастыре. Её конкурентка навещает её, и они имеют задушевную беседу в качестве заключительного колокольного созвучия. Кончается каким-то разговором о чести и достоинстве... По траектории моих воспоминаний можно увидеть, что «Сказание» приостановилось довольно давно. Сама история излагается в очень знакомой системе акцентов — что-то там до боли православное, душеспасительное, наивное, романтичное, житийное. Знакомая история в экзотических декорациях. Тогда как я ждал от произведения — и поначалу получал — экзотические истории в экзотических же декорациях — если не рафинированно, то хотя бы до какого-то устойчивого процента. Собираюсь вернуться и попытать счастья вдругорядь. «История Китая» Уинтел Джастин идёт стабильно, понемногу и хорошо. Скоро завершу эпоху Тан и перейду к решающему тысячелетию.

У меня нет чувства юмора совершенно, и никогда не было, и теперь, наверное, уже и не будет. К сожалению, есть такие люди, и с ними действительно общаться тяжело. Потому когда хочется «пошутить», возможно следует придержать себя или, на худой конец, воздержаться от применения лексических единиц с негативной коннотацией. Смайлики же вообще — картинки, украшательства; они ничего мне не говорят. Начнём с того, что я не говорил, будто правила эти я диктую. Я сказал, что я их устанавливаю, руководствуясь твоими же выкладками об относительности. А продолжим тем, что ты, например, какое право имеешь свои правила диктовать? По твоим правилам, есть причмокивая — вкуснее. Почему я или кто-то ещё должен с этим мириться? Ты ведь не осведомляешься у окружающих, ты просто ешь, как тебе хочется, — диктаторски ешь: ограничиваешь свободу другого своей собственной свободой. Может, хватит уже, про «у каждого своя»? Целый комплекс гуманитарных наук, как и наук вообще, видимо, существовать не может и никогда не мог, т. к. любая наука, даже физика или математика, существует в человеческом восприятии, а человеческое восприятие сугубо относительно; так, если в моей системе счёта дважды два — пять, то кто посмеет со мною спорить? Я сам установил эти правила и сам им следую... Есть вполне осязаемая грань между уважением и поклонением, о которую, в отрыве от фразёрства, разве что споткнуться нельзя. «Традиция» в контексте моего предложения — одна из норм этикета, — нужно как-то убирать повторы в изложении. Что же до собственно норм этикета, то могу повториться: эти нормы на пустом месте не существуют — они могут иметь либо вполне конкретную, иногда практическую цель, могут иметь устойчивые условия своего существования, могут иметь определённую социальную точку приложения, — могут иметь всё это сразу или что-то в отдельности, — а могут держаться исключительно на традиции, что их долговечности не способствует. Мы же говорим о нормах поведения за столом, когда в чём-то себя ограничивать нужно не столько по традиции, сколько для того, чтобы не мешать своему ближнему поглощать пищу. Это уже суеверия, которые имеют совершенно иную, чуть ли не религиозную природу, тогда как традиция — привычка, возведённая зачастую до уровня официальности, — она призвана сообщить обществу какое-то постоянство. В суеверии же преобладает уверенность, серьёзность, вплоть до того, что отход от ритуала определяется как имеющий архипагубные последствия. (Про букву «Л», кстати, слышу впервые.) Нет, это утверждение, иллюстрирующее всеохватную и непреложную вселенскую относительность.

Да мой ответ в высшей степени прост: если тебя окружали люди, говорящие исключительно «церьковь», то это не повод говорить, что, мол, мы там в своей Москве «зажрались», т. к. наш зажравшийся мир довольно широк, а твой узок, но из-за его плотности тебе кажется, что ты, говоря «церьковь», следуешь естественности. Я устанавливаю эти правила. И они следующие: за столом должно быть уважение: к человеку, рядом с которым ты ешь; к пище; к себе самому, в т. ч. через первые два пункта. Это зависит от того, что тебе надо. Некоторые люди для нормального общения требуют элементарного. Если угодно этим поступиться — то будь добр получай реакцию. Этикет не цельный шмат какой-то субстанции, но он сложен. Его части имеют определённые рамки применения, определённые цели и условия существования. Так, не обязательно снимать шляпу и кланяться при встрече — эта традиция отжила своё, т. к. ничего из вышеперечисленного уже не имеет. Зато: садиться на стол — неприлично, т. к. этим ты выражаешь неуважение к людям, которые за этим столом работают или едят, — твой зад притягивает неприятные ассоциации; есть руками — неприлично, потому что вид рук в жиру и человека, хватающего на весу пищу, воспринимается глазами европейца крайне негативно; издавать восторженные звуки во время поглощения пищи — мешать товарищу эту пищу поглощать, потому что звук этот, для моих, в частности, ушей, крайне неприятен — и тут я не одинок. И ковбойски кичиться тем, что мы, мол, живём в прогрессивном обществе, где каждый сам устанавливает для себя нормы этикета и будет ли он этот этикет соблюдать, может только глупец, потому что так, по сути, было всегда — хочешь соблюдаешь, а хочешь не соблюдаешь. То, что сейчас тебя не подвергнут остракизму или смертной казни за невыполнение некоторых условностей, справедливо лишь в контексте, т. к. попробуй-ка на званном вечере вытереть руки о рубашку, во-первых. А во-вторых, раньше, как я уже сказал, можно было и пред царём шапку не ломать. Сейчас действует тот же принцип — воспитание коллективом, по Макаренко: за тобой свобода воли, а за мной свобода вылить тебе этот суп за шиворот. Как общий принцип. Это ты про то, как ты писал про «зажравшихся»? А к своему другу ты терпим — готов пойти ему навстречу? У нас прогрессивной общество, уже отжили времена средневековья, так что в моей власти сделать такую мораль, где терпимость не приветствуется. Подойти, плюнуть в лицо и сказать: «Такова моя правда, брат».

Хороший вопрос. Признаюсь, он несколько поставил меня в тупик, но я из него вышел, и сейчас попытаюсь ответить. На что я сказал: «На это уже отвечали здесь и в "Вопросах"» — вот после этой части предполагается, что вы прознаете, что же именно отвечали здесь и в «Вопросах», потому что — вы удивитесь — проблема логов здесь муссировалась довольно плотно и были получены вполне конкретные ответы. Тогда вторая часть, как-то: «Если хотите моё мнение, перспектива благоприятная», — будучи в логической связи с первой, приобретает вид: «Если хотите знать моё мнение, перспектива внедрения божеских логов, которых нам здесь обильно обещали, благоприятная как по воплощению, так и по времени» (я специально растянул так подробно), — это, кроме того, ещё и контекстуально, т. к. о времени запила всего, чего нам с вами так не хватает, говорили чуть-чуточку выше вашего поста, вот прям чуть-чуточку, вот голову поднять и посмотреть.

Вот, тут вы ухватили самую что ни на есть суть: логов зело не хватает. Поэтому особенно отрадно, что Давинель чёрным по белому говорил: будут логи, в ближайшее время.

Живи праведной жизнью и да приидешь ты в Парадайз! Голодом морить себя вовсе не обязательно даже по меркам христианской духовности, что во-первых. Во-вторых, собственно. Модель, клюющая крохи ради денег, которые она на те же крохи и потратит; или просто девушка, которая клюёт крохи, чтобы стать популярной среди мифического круга лиц у неё в голове; или бодибилдер, который клюёт крохи, чтобы получить известность и добиться признания; или идиот, который голодает, чтобы попасть в «Книгу рекордов Гинесса», — во всех случаях более высокая циферка замещает собою более низкую. Маслоу же имел в виду (если он что-то вообще имел в виду), что ежели ты умираешь с голоду и щёки у тебя влипли в череп — вряд ли тебе будет дело до популярности, — крайний случай, как-то так. Ты бы венского шамана ещё бы вспомнил, концепция которого куда более экономна и всеобъемлюща. Каких моделей какого поведения? Почему необходимая, необходимая почему? С чего б это предполагает — по какой-такой выкладке ли, аксиоме ли? Точно так же я могу сказать, что совершенно не предполагает, и веса столько же будет в моих словах. Интересно девки пляшут (так ведь у вас там принято говорить?): на сто случаев девяносто девять несоответствий, допустим (допустим), но это мы, конечно, объясним тем, что модель средняя, а не тем, что она плоха. Дело-то житейское, мол. А кто? Голодранцы, замученные голодом? Слишком резво они орут и бегают — в качестве биологического опровержения твоего ненаглядного безглазого смайлика. -) (ой) Ну всё уже, Украина пришла... x) Только при советах было всё на мази, это уж как водится, — дольче вита, мать её. И развалились по проискам марсиан, — мистери дэс. Так девяностые — переходный период налаживания порядка в той стране, которую милые советы нам оставили, со всеми предпосылками, выложенными на подносе. Вот и президент говорит: Москва сразу не строилась, постепенно должно идти, поспешишь — людей насмешишь.

Пирамиду Маслоу портит то, что он был идиотом, — есть такое мнение в определённых кругах. Я же считаю, что пирамида эта — опухолеобразное обобщение, вон шео не даст соврать. Монах, иссушающий себя голодом за ради приобретения духовности, — как одно из многих частных опровержений. Там ещё всяко можно циферками пожонглировать, если что. Кроме того, есть такое скромное мнение, что в периоды общественных кризисов, эпидемий и войн искусство делается елеем — конечно, если ты вот в этот самый момент не сжимаешь в потной ручонке коктейль Молотова, не принимаешь последнее причастие или не ломаешь супостату кости. Ленинградскую симфонию исполняли в блокадном Ленинграде. А в идиллической обстановке медленного гниения, когда каждый переулок предлагает тебе увести взгляд и юркнуть в петлю, а телевизор показывает какого-то тупого божка в окружении цветов и ярких флагов, — тем паче. Так в том-то и дело, что растрескавшийся асфальт к базовым потребностям отношения не имеет. И взгляни на этих розовощёких уличных витий, снующих туда-сюда и жгущих портреты диктатора, — чай, кушают ежедневно. Ой, сколько всего прилетает вместе с демократией. -) Эти анархия, казни египетские и мы-все-умрём — тысячи три письменной истории человечества. Слава Богу, что я живу в России и у меня ничего этого нет. И ракеты стерегут мой сон. -)

На это уже отвечали здесь и в «Вопросах». Если хотите моё мнение, перспектива благоприятная.

Я же писал уже, да? Не? Ну ладно, сейчас напишу. Дело в том, что я сужу со своей колокольни, с которой видно примерно следующее: в нашем благословенном твоей фантазией государстве перенести Ницше из спецхрана в общедоступную библиотеку гораздо легче, чем сделать асфальт без трещин. К сожалению, это реалии жизни: голод, преступность, косопузая военщина, жрущая деньги честных налогоплательщиков, голуби, гадящие на голову профессуре и сосули, летящие туда же... Поэтому с искусством и свободной глоткой живётся куда как легче, куда как веселее. -)

Да, что-то такое ещё Черчилль, вроде, пописывал. Но это абстрактно и не ставится мною во главу угла, т. к. по природе своей я мещанин. Для меня куда как важнее няшки, получаемые ежедневно и осязаемо, alas. Это такая тайная секта друзей на АФ. Хочешь быть моим другом?

Прошу прощения, прошу прощения, у меня в этой теме открылся какой-то странный баг: при цитировании указывается имя товарища, стоящего ниже. Пришлось вручную исправлять. И то и другое согласуется с сабжем, т. к. раздражает.

Демократия сама по себе есть нечто аморфное. Вот у нас демократия, и при этом — толоконная однопартийность. Понятно, что это вопрос реализации режима, но оставим. На мой взгляд, у т. н. демократии есть только одно несомненное преимущество — она как бы предполагает свободу слова и прочие т. н. гражданские свободы. «Пишу, что хочу; читаю, что хочу» - выдающееся достижение даже тогда, когда под ногами растрескавшийся асфальт с тухлятиной в щелях.

Я правда не помню, чья она, эта сказка... Там жила-была горошина внутри стручка. Пока стручок был зелёный — она думала, что весь мир зелёный. Потом он пожелтел — и весь мир, как определила горошина, тоже пожелтел. Я к нему с удовольствием присоединюсь. А хочется как вкуснее — для этого придуман замечательный институт одиночества. Там хоть руками суп хлебать можно, а потом долго облизывать пальцы, наслаждаясь атмосферой.

Китайская литургия

Хелс бар

, спасибо. Как всегда великолепно. Хм... Вопрос о том, насколько я умён, находится в тесной связи с таким понятием, как «ум». А об «ум» — навскидку — копий было сломлено больше, чем о какой-нибудь там «дух». Не в последнюю очередь, справедливости ради, из-за совсем уж эфирной природы второго. Да, друзья. Но общественное мнение порой тревожит моё чувство. Не попал я, значит, в шуршащий рой камарильи глупцов, докучающих трепетному бытийствованию чародея! Ушёл от всевидящего и холодного ока, забежав к основанию turris eburnea. И растворился, подобно лису в вереске... На самом деле я считаю себя дураком, и этот нехитрый приём меня кормит и поит.

Так я рак лёгких не скрывал и со счетов не сбрасывал. Почему, спрашивается, другие живут с раком, а этому, поди ты, самоубийство подавай через гравитационное взаимодействие. Какой особенный, что ли? Я, опять же, повторяю, тут следующая логическая расстановка (я ориентируюсь на высказанные суждения): самоубийство — глупость; самопожерствование — не самоубийство; то, что сделал Делёз, — самоубийство, а следовательно — глупость. Нигде не напутал?