Лелио

Telepopmusik - Anyway

Роман "Телени", анонимно появившийся якобы в 1893 г., но вполне вероятно, что лишь после 1900 г., по праву связывается с именем Оскара Уайльда. Как и многие другие книги Уайльда, "Телени" построен в виде диалога: Камилль де Грие рассказывает молодому другу о своем гомосексуальном каминг-ауте и первой трагической любви. Роман четко делится на отдельные сцены, которые соответствуют явлениям в театральных пьесах. Эти сцены связаны между собой вопросами собеседника или наблюдениями рассказчика о причинах и проявлениях общественного приговора "содомии". В каждой из восьми глав находятся "непристойные" пассажи, иногда довольно подробные, которые можно разделить на два вида: формообразующие части любовной истории, с помощью которых в некотором роде выдерживается внешнее действие, и простые вставки, не имеющие никакого отношения к психосексуальному развитию Камилля, его каминг-ауту и любовной истории. Также и в стилистическом отношении: в этих вставках явно не хватает краткости и точности. И, возможно, именно эти места являются самым ярким указанием на то, что помимо О.Уайльда над романом работали и другие. Основным источником, который обещает пролить свет на историю возникновения "Телени", является предисловие Шарля Хирша к французскому изданию 1934 г. Оно читается ровно и гладко, но при ближайшем рассмотрении возникает множество несоответствий и вопросов. Прежде всего это касается внешности Уайльда. Хирш пишет, что впервые увидел его в 1889 г., называя его при этом "высоким, довольно сильным джентльменом за сорок лет с бледным, слегка одутловатым лицом". Однако в то время Уйальду было 35 лет, и выглядел он моложе. Очевидно, что здесь описан Уайльд после тюремного заключения. Далее говорится, что Хирш сначала не знал, с кем он имеет дело, и лишь позже узнал о громадном успехе постановок Уайльда в лондонском Сент-Джеймс-Театре. Но в этом театре пьесы Уайльда - а именно "Идеальный муж" и "Банбери" - шли лишь в 1895 г. То есть описание Хирша и в этом пункте соответствует не периоду около 1890 г., но более позднему времени. Хирш упоминает о многочисленных несоответствиях описаний места действия - Парижа - с реальным городом и говорит, что он затрагивал эту тему в беседах с издателем Смизерсом, с которым познакомился в 1900 г. Хирш также говорит, что он встречался и разговаривал с Уайльдом в 1898 г. Но если роман действительно вышел в 1893 г., почему же Хирш не воспользовался удобным случаем обсудить его с самим автором? К этому времени Уайльд потерял друзей, деньги и репутацию и легко бы мог признать свое участие в создании или даже единоличное авторство "Телени". Важной для установления даты может быть сцена из романа, в которой Камилль получает анонимную записку, уличающую его в содомии и повергающую в бездну ужаса. Записка эта не только напоминает о послании маркиза Квинсберри, с которого начинаются все беды Уайльда, но и почти дословно повторяет его содержание. Можно предположить, что реальное событие предшествует литературному описанию. Существует еще одно свидетельство - рекламный проспект издателя Смизерса к первому изданию "Телени". В нем называется главная тема произведения - "Urning, or man-loving man". Примечательно употребление в английском проспекте немецкого термина "Urning" с пояснением "мужчина, любящий мужчин". В романе это слово отсутствует, там всегда говорится только о "содомии". Но если вспомнить, что немецкий сексолог Хиршфельд стал пропагандировать этот термин после 1896 г., то наверняка он (термин) мог проникнуть в подобные проспекты лишь некоторое время спустя. Таким образом, проспект также не противоречит гипотезе появления "Телени" около 1900 г. Со словом "Urning" в рекламном проспекте соотносится и подзаголовок романа "A Physiological Romance of To-day". Для читательской публики, знакомой с теориями Хиршфельда, такая характеристика могла стать дополнительной приманкой. Но в 1893 г. эта дискуссия еще не была настолько широко распространена. Как мог возникнуть "Телени"? После смерти Уайльда 30 ноября 1900 г. управляющим его наследством был назначен Роберт Росс, бывший рядом с поэтом в последний период его жизни. С этого времени Росс определял, что и как могло публиковаться о покойном. Но стилизованный Россом портрет Уайльда скрывал нечто важное: пребывание в тюрьме и новый, разбивающий все иллюзии опыт общения с миром значительно изменили личность поэта. Об этом свидетельствуют как стиль, так и тема "Рэдингской баллады"; в пользу глубокого изменения личности Уайльда говорит также тот факт, что после этой длинной, волнующей поэмы, в которой по-новому отразилось его мастерство, он не создал ни одного живущего на парадоксах эссе и ни одной играющей и с добродетелью, и с пороком социальной комедии - и не потому, что не хотел (например, он начал писать театральную пьесу), но потому, что не мог. "Я написал все, что я должен был написать, когда я еще не знал жизнь. Теперь, когда я знаю смысл жизни, зачем мне еще писать?" - скажет поэт за несколько месяцев до смерти своей старой подруге графине де Бремон. Новый Уайльд чувствуется в лучших частях "Телени": игра слов используется лишь тогда, когда этого требует действие; вместо витиеватых описаний и полупризнаний в гомосексуальных наклонностях мы читаем откровенную историю каминг-аута в викторианскую эпоху и аутентичные сексуальные картины, в которых соревнуются честность, фантазия и мастерское владение словом. Фрагментарный характер созданных самим Уайльдом частей романа легко объясняется убывающей творческой силой поэта. Росс нашел фрагменты и решил их использовать. Но открытое издание книги могло повредить его планам по созданию имиджа Уайльда. С другой стороны, определенные круги проявили бы большой интерес к анонимно изданному роману, связываемому с Уайльдом. Но для этого "Телени" должен был быть завершен. Сам Росс, не владеющий даром слова, этого сделать не мог. Однако в круге знакомств Росса был человек, чьи литературные способности и жизненные устои (позже его автобиография принесла ему заслуженную славу одаренного порнографа) вполне позволяли взяться за такой труд, - это журналист Фрэнк Харрис. Переработать существующие фрагменты "Телени" в роман, добавить некоторое количество непристойных мест, чтобы он, помимо всего прочего, принес деньги, - все это было Харрису вполне по плечу, в пользу его авторства могут свидетельствовать и особенности жанра и стиля. Таким образом, несколько сомнительная полуготовая рукопись поэта была опубликована в форме, которая не повредила созданному Россом культу Уайльда и не позволила произведению кануть в пучину забвения. Для знатоков же можно было потихоньку и только устно распространять правду. Хирш, вероятно, был всего лишь одним из тех, кто знал о плане Уайльда написать "Телени". Как хорошему знакомому Уайльда - или бывшему другу - ему можно поверить. Ведь и говорить он начал и обратился к рукописи лишь тогда, когда других уже не было в живых (Ф.Харрис умер в 1931 г.). И, возможно, он сочинил "историю возникновения", в которой перемешались выдумка и правда. Это статья какая-то (краткое описание), не знаю кто написал. Вот здесь можно прочесть первые несколько глав этого романа. От себя добавлю, что захватывает с первых строк. Живешь ощущениями героев. Мну за день прочитал всю книгу.

Приблизительно через минуту, разобравшись с замком на брюках и проявляя чудеса ловкости и изобретательности, Кэнъити полностью стащил их вместе с нижним бельем. Он усадил парня обратно на колени, одну свободную руку уперев в постель за собой, и потихоньку начал отодвигаться от края кровати, подтаскивая за собой и Шуске. Все это время он не отрывал губ от тела юноши: он покрывал поцелуями плечи, ключицы, шею, щеки, нос, глаза, лоб… Добравшись до лица, Кэнъити оторвался от своего занятия и опять посмотрел на Шуске. Первым его порывом было впиться в губы юноши, и он уже почти это сделал, но остановился на полпути. Он вспомнил о том, что многие проститутки не позволяют себя целовать. Куда угодно, только не в губы. Это для них было что-то вроде табу и Кэнъити не хотелось его нарушать или как-то задерживаться на препирание, поэтому поцелуй получился куда-то в щеку, несколько левее рта. Вторая рука дотрагивалась до ягодиц, поглаживая, похлопывая и пощипывая их. Через некоторое время, оказавшись в центре постели, Кэнъити отнял одну из рук Шуске от своей шевелюры и поднес ее к своему рту. Он начал с точечного массажа на его ладонях, лаская и посасывая пальцы рук, поднялся выше по внутренней стороне руки до ключицы, бережно «обдувая» своим дыханием влажные от поцелуев дорожки. Со второй рукой юноши он проделал тоже самое. Покончив с целованием конечностей, нежно закинул их себе на шею. Движения Кэнъити стали более нетерпеливыми и несдержанными. Он обнял парня обоями руками, крепко прижимая его к себе, потом он резко подмял его под себя, аккуратно укладывая его головой на подушки. Он поднялся над юношей, переходя от поцелуев его лица к груди Шуске, то ласково всасывая соски, то просто трясь губами по коже вокруг них, иногда нежно покусывая. Вся это возня возбудила Кэнъити еще сильнее, но чтобы не перегореть раньше времени, ему иногда приходилось мысленно отвлекаться от парня и вспоминать всякие повседневные мелочи: есть ли в холодильнике что-то на завтрак, когда можно забрать очки из мастерской и куда он дел сегодня морской атлас…

Groove Armada - My Friend ХОЧУ ЛЕТО! И НА КАТУНЬ – СПЛАВЛЯТЬСЯ! А-А-А-а-а-а!..

Я где-то читал о людях, Что спят по ночам. Ты можешь смеяться – Клянусь, я читал это сам! (Гребенщиков) Вот у меня примерно так... Я днем-вечером в нете, ночью - учеба, а утром на парах - баиньки... Уже на эту тему декан ругался: «Сколько можно спать! Чем только ты ночью занимаешься!» Ну, я бы ему ответил, но боюсь, что меня тогда совсем из универа выгонят...

Я в 13-14 лет работал летом в конюшне, два лета подряд помощником конюха. Лошадок чистил, в общем ухаживал за ними как мог. Жалко, что тогда был вынужден бросить конный спорт, ну и это все. Я бы, честно, если бы мог, посвятил всю жизнь лошадям. Но не сложилось… Эх, жисть моя – жестянка!.. А вообще я много, где подрабатывал: пицмейкером, курьером, официантом, в офисе сидел, рекламки раздавал на улице, в магазинчике работал продавцом… А сейчас учусь, нет мне надобности работать. Вот летом может пойду, если хорошо устроюсь, в хорошую гостиницу, то останусь и во время учебы работать… Я сейчас учусь на факультете СКСиТ (это туризм – турфирма, ресторан, гостиница). Я считаю – хорошая профессия.: с людьми общаешься, хорошо им делаешь – на отдых отправляешь. Но, если честно, очень бы хотелось быть гидом – экскурсоводом… Как то участвовать в экскурсионной деятельности…

Ирина Богушевская - Терпкий Вечер А-а-а-!.. А у нее концерт в Кремлевском 26 ноября!!! А-а-а-!.. Мну пошел откладывать деньги на билет…

Когда парень придвинулся ближе, Кэнъити инстинктивно обнял его одной рукой за талию и, нежно, но все же настойчиво притянул еще плотнее к себе. Приблизить незнакомца, каждую клеточку его тела, ловить каждый вздох его груди, каждый звук сорвавшийся с губ… Познать его, как бы пафосно это не звучало… Он так и оставил одну руку, обнимающую юношу, как будто боялся что если он ее уберет, то он растает, раствориться как туман. Вторая рука медленно, вдоль позвоночника, по шее, поднялась вверх. Кэнъити нежно провел длинными пальцами по затылку партнера, поигрывая завитками его волос. Запустил кисть руки поглубже в шевелюру. Скользнув по волосам, мужчина на пару секунд задержал ладонь на ямке под самым затылком, аккуратно массируя ее. Затем так же медленно опять спустился вниз к так называемому «кошачьему месту», между лопаток, осторожно надавливая самыми кончиками ногтей. Рука совершала разные манипуляции: вверх-вниз, из стороны - в сторону, по кругу, овалу, восьмеркой, квадратом, прямоугольником и прочей геометрией… Когда в его полное распоряжение предоставили всю шею, Кэнъити тут же этим воспользовался: зацеловал каждый миллиметр. Он ласково и легко всасывал и оттягивал губами кожу, проходя с одной стороны, через ключицы, к другой и добираясь чуть ли не до спины Шуске. Медленно, сдержанно, специально не торопясь, провел кончиком языком по линии роста волос, иногда останавливаясь, чтобы «подобрать» губами капельку воды, скатывающуюся с мокрых волос, добрался до уха, прикасаясь губами и полизывая «голый» участок за ним в разных направлениях. Прошелся языком по мочке уха, посасывая ее во рту и иногда бережно и как можно нежнее покусывая. В этот момент Кэнъити полностью абстрагировался от мира: для него существовали только они. Он и этот парень. Их ощущения. В такие моменты он любил, по настоящему любил каждого, каждому из них отдавался без остатка, и не важно кто именно это был: человек которого он долго знал и между ними действительно были какие-то чувства, случайный знакомый или просто юноша «на ночь». Целовать, ласкать и трогать самому было то же, что если бы трогали, ласкали и целовали его. Возбуждало так же. Почти одинаковое наслаждение. Тождество… Почувствовав пальцы на волосах, Кэнъити, как кошка, требующая немедленной ласки, трется о руки, настойчиво и несколько ленно потерся головой о ладони и пальцы юноши, которые «увязали» в кудрях еще глубже. Желание начало появляться. Может член Кэнъити еще и не обрел должной твердости, но ощутимо чувствовался через брюки, придавая хозяину некоторое неудобство и стесненность. Он одной рукой аккуратно подхватил юношу пол попу и приподнял, второй рукой он нежно провел пальцами по позвоночнику вниз, по ягодицам, аккуратно освобождая их от мешающего полотенца. А теперь надо было позаботится о себе… Все еще продолжая заниматься целованием шеи юноши, он в конце концов оторвал руку от тела Шуске и занялся своим ремнем и замком на брюках, которые никак не поддавались…

Г. Тьерни - Для тебя, Рио Рита (фокстрот) Мну разыскал сайт, где можно скачать старые мелодии с пластинок. Вот. Звук с шипением. Ну, ощущение как будто настоящий патефон или граммофон!

Кэнъити тоже слегка улыбнулся. - Ну, вот и хорошо… Он неторопливо, будто нехотя отнял руку от подбородка Шуске, все так же аккуратно и почти невесомо провел, чуть перебирая пальцами, сначала по плечу юноши, предплечью, спускался ниже, потом по сгибу локтя, внутренней части руки, по венам, слегка надавливая на них. Он почти не смотрел на парня, казалось, он полностью поглощен тем, что делает. Его медленные, растянутые движения были полны странной грации, ленного изящества и приятной неги. Этот человек никуда не спешил, вообще никуда. Наконец, когда Кэнъити дошел до кисти юноши, он бережно обхватил его запястье пальцами и повел Шуске к постели. Присев на край, посадил паренька на колени, лицом к себе, и положил ладони на его талию, опять подняв на юношу свои необыкновенные глаза - Tu es tres beau… - тихо-тихо сказал он по-французски, - Честно… Отвел глаза в сторону. Неумесные, гупые слова… Он подумал, что не следовало бы этого говорить шлюхе, да и обращаться так ласково… Но, то что сказано и сделано – не вернуть. Да и по другому он не мог… Не хотел… Так или никак… Кэнъити поцеловал сначала лоб Шуске, брови, веки; осторожно чмокнул в нос, провел губами по щеке, уху, дальше по скуле к шее... А руки тем временем гуляли по спине и бедрам юноши, все так же легко касаясь их.

Услышав шевеление над ухом, а потом и голос, Кэнъити сначала сладко потянулся, разминая косточки, открыл глаза, а затем, повернув голову в сторону Шуске, тихо сказал: - Вот и хорошо… *пауза, потом мягкая «тихая» улыбка* Что все хорошо… Поворачиваясь к пареньку, лента его случайно зацепилась за угол подушки и полностью сползла, его кудрявые волосы красно-бронзовым ореолом обрамляли его лицо. Эта прическа напоминала Нафаню – домовенка из какого-то детского мультика. Кэнъити попытался их как-то пригладить и призвать к порядку, но это не произвело никакого эффекта – волосы все равно торчали во все стороны. Недовольно фыркнул. Он опустил ноги на пол, и теперь сидел, немного сгорбившись на краю кровати. Сейчас он, полуголый, растрепанный и босой, не сильно походил на того аккуратного, зачесанного «господина» из бара. - Слушай, я хотел бы тебя предупредить… - замолчал, немного наклонил голову так, что за волосами совершенно не было видна лица, а потом тихо рассмеялся, понимая всю глупую драматичность этой совершенно неуместной здесь фразы. Меньше чем через пару секунд поднял ясные улыбающиеся глаза на Шуске и продолжил: - … у меня всегда ледяные руки. *улыбнулся* Просто некоторые пугались… Еще раз потянувшись, Кэнъити встал с постели. Тело, все покрытое веснушками, у него было худощавое, почти костлявое, как у мальчишки, без капельки жира. Но так же у него были красивые плечи, образовавшие с основанием шеи прямой угол и очень тонкая, почти девичья талия. Кожа была цвета светлого табака, он совсем недавно вернулся с юга и загар еще не успел смыться. Кэнъити подошел к парню и остановился прямо перед ним. Он самыми кончиками пальцев погладил волосы юноши, убирая и приглаживая непослушные мокрые пряди, провел по лбу, бровям, щеке, губам, подбородку, шее… Медленно провел руками вниз по плечам, рукам, спине, бокам, ягодицам, бедрам едва касаясь его кожи. Затем так же неторопливо поднялся наверх до ключицы, как бы случайно дотрагиваясь до сосков, несколько раз провел по плечам, шее, едва ощутимо ударяя ее подушечками пальцев. Он осторожно, обращаясь как с очень хрупкой вещью, но все же достаточно властно приподнял рукой подбородок Шуске, чтобы заглянуть ему в глаза т.к. Кэнъити был все-таки на голову выше парня. Глаза Кэнъити были зелеными, даже немного желтоватыми как оливки, обволакивали и святились множеством оттенков зеленого: от изумрудного до темного, почти черного. Он тихо проговорил: - Если с тобой все в порядке, то не будем затягивать.

Господа включайте Культуру (телевизор, 5 канал), там идет фильм «Репетиция Оркестра». Я уже смотрел этот фильм, это НАДО видеть! Не пожалеете! Смотрите.

Suzume, главное - под цвет как подходит, с паласом прямо таки сливается. Самая... хм... хм... «весомая» часть интерьера.

Adny - New Day А я буду гнуть свое… *включает колонки громче*

Как-то у вас здесь все жестоко… А у меня тонкая душевная организация, неуравновешенная психика…

*** Мурка, не ходи, там сыч На подушке вышит. Мурка серый не мурлычь, Дедушка услышит. Няня, не горит свеча, И скребутся мыши, Я боюсь того сыча, Для чего он вышит? (Анна Ахматова) Наверное немного не в тему, но просто первое что вспомнилось. Вот.

Кот – Персик, потому что порода – перс и окрас персиковый, морская свинка – Кузьма Максимус Фрайтенд. Кузьма – первое имя, Максимус – под впечатлением фильма «Гладиатор» и Фрайтенд – потому что всего боится. Вот.

Когда парень ушел, Кэнъити сначала потоптался немного в комнате, а затем пошел в гардеробную. Разулся и снял носки. Ноги гудели нещадно. Он встал на цыпочки, затем на пятки и так несколько раз; циновка на полу приятно массировала ноги, но они не проходили, а казалось, болели еще сильнее. Недовольно поморщился и тихо фыркнул. «Длинный день, который никак не кончается… Сам виноват…» Снял рубашку и повесил на вешалку в шкаф – хлопок мнется очень сильно, а бегать лишний раз в прачечную не хотелось. Чтобы там не было, а Кэнъити был ленивым до безобразия. Покопавшись в гардеробной пару минут, вернулся в комнату с полотенцами в руках. Он постучал в ванную. Просто предупредил, что входит. - Я полотенца принес. Не дожидаясь ответа от Шуске, прошел во внутрь, повесил полотенца: большое, и еще одно поменьше на штангу специально для них. Он повернулся к парню и сказал. - Они здесь весят. Кэнъити пару секунд рассматривал Шуске, в этот раз уже раздетого: разглядывал, изучал, подмечал каждую мелочь. Немного помедлив, развернулся и вышел. Оказавшись в комнате, повалился на постель, потянулся, заложил руки под голову и закрыл глаза. Просто лежал и слушал, что происходит в соседней комнате.

Мое царство. Вот.

Пропетляв по городу минут пятнадцать, такси остановилось на Университетской площади, на углу между библиотекой и каким-то кафе. Район застройки под старину: двух- трехэтажные дома, камень, эркеры, мансарды, увитые плющом окна… Кроме нескольких основных улиц и этой площади квартал был полностью пешеходным. - Ну, приехали. Выходи. Дальше придется пешком. Благо, здесь близко. Кэнъити вышел из машины и опять раскрыл зонт. Он свернул в улочку, торопливо прошагав несколько сот метров, свернул еще раз, на этот раз в кленовую аллею. Через пару минут он остановился перед маленьким домом. На первом этаже какой-то магазинчик, второй – жилой. Он открыл дверь в лавку, сначала обычный ключ, потом код, чтобы снять сигнализацию. Приоткрыв дверь, закрыл зонтик. - Заходи. Как только Шуске зашел, он закрыл замок. Дальше их путь пролегал во мраке т.к. свет включался только в коридоре. Кэнъити уверенно шел впереди и иногда подавал голос, чтобы Шуске не сшиб что-нибудь и сам не ударился. - Сюда-сюда!.. Слева угол прилавка – осторожно, не ударься!.. Там карты, не дай бог, они повалятся… И все в таком духе. Добравшись до двери на другой стороне комнаты, Кэнъити опять пропустил Шуске вперед, включил свет в коридоре, закрыл и эту дверь, поставил лавку на сигнализацию изнутри. Кэнъити провел парня в маленький закуток: там была вешалка для верхней одежды, полки для обуви. Они поднялись наверх, через гостиную, в спальню. - Пришли. *указал на одну из дверей в спальне* Смотри, там ванная, душ… Если что-то нужно… А то выглядишь ты помято…

Выйдя на улицу, Кэнъити тоже поежился, он очень не любил холод и плохую погоду. А здесь поддувало из каждой подворотни… - Подожди несколько минут. Скоро приедем. На улице накрапывал мелкий дождик, Кэнъити раскрыл зонт. - Иди под зонтик. Не мокни. Простудишься. Он вызвал такси и через две минуты они уже сидели в машине. Умный автомат внутри предложил ввести место назначения, Кэнъити быстро, по привычке набрал на панели: Университетская площадь и щелкнул ОК. Сообразив, что он ввел не тот адрес, фыркнул и выругался про себя. «Тять твою! Ну, ладно… Домой, так домой…»

Он кивнул. «Хорошо… Хорошо, что все эта тягомотина так быстро закончилась… Хотя даже и не начиналась… Я не люблю подобного рода фарс…» Затушив сигарету, тоже встал вслед за Шуске, сунул сигареты и зажигалку в карман, накинул на плечи пальто, взял зонт и сумку. - Раз ты готов, пойдем. Кэнъити развернулся и пошел к выходу, на ходу обматывая шарф, одевая пальто и запахивая его поплотнее – на лице все-таки холодно. Он уже успел надеть перчатки, когда остановился на пороге у входа и оглянулся. Где Шуске: отстал и идет ли вообще.

- Я пить не буду, не хотелось бы задерживаться здесь на долго. А ты как хочешь, я подожду… - он замолчал, но скоро добавил - Ну, и заплачу, конечно… «Ничего, я могу и подождать…» Кэнъити сидел не шелохнувшись, как статуя, смотрел на Шуске в упор, не мигая, не отрываясь. Разглядывал, изучал, подмечал каждую мелочь… Он неторопливо пододвинул пачку и зажигалку в центр стола, к пепельнице и убрал руку обратно. Сама целеустремленность, и казалось, что главная задача его жизни - пускать дым.

Afterlife - Speck of Gold

Он пожал плечами и улыбнулся, уже по настоящему: мягко и тепло. Лицо на секунду покрылось сетью мелких морщинок, а потом опять разгладилось. - Ну, мало ли… Знаешь, всякое бывает… Может ты ждешь кого… - проговорил Кэнъити, аккуратно развешивая пальто на спинку стула. Когда он снимал свою старенькую холщовую сумку, она перекрутилась так, что с другой стороны хорошо было видно значок французского сберегательного банка с белкой, пару нашивок: одна с надписью «Французская юношеская сборная по спортивной гимнастике, Рим, 2577 г.», на второй говорилось что-то о спасателях, трудно разобрать. Еще с нижнего края сумки был крайне не патриотично вышит флаг какой-то другой страны с тремя горизонтальными полосками: белый, синий, красный. Из-за нашивок можно было сделать вывод, что сумке этой более 13 лет, хотя и выглядела она отлично, почти как новая. Кэнъити грациозно присел на края стула напротив собеседника: спина прямая, нога на ногу… Он с полминуты копался в сумке и, наконец-то достал пачку сигарет и зажигалку. Отложив сумку на соседний свободный стул, как бы невзначай накинул на нашивки и прочие милые его сердцу мелочи шарф. Он никак не мог расстаться с сумкой или отпороть всю эту дребедень… Мужчина закурил свои тонкие сигареты, на собеседника повеяло дымом с ментолом. - Выпьешь?