Думаю, мало для кого секрет, что у меня когда-то уже были две собственные темы: одна со стихотворениями и одна с прозой. Закрыты они по моей просьбе около года назад, найти их труда не составит. Честно говоря, вплоть до недавнего времени я не планировал ни открывать старые темы, ни создавать новую; как-то уже привычно стало писать что называется "в стол". Мнение моё изменила старая-добрая поговорка, пришедшая недавно на память, мол "пить и курить, конечно, вредно, но помирать здоровым глупо". Вот и подумалось: а вдруг пожар какой-нибудь или кирпич на голову свалится, неужто всё пропадёт и т.д. и т.п. В общем, решил - оставлю хоть что-то на суд общественности. Вполне вероятно, что читатели найдутся.

 

Здесь будут и стихи, и проза. Поясню, почему не стал заново открывать старые темы - слишком большой срок прошёл, да и творчество, помещённое там, несколько контрастирует с тем что будет здесь. Кроме того, в одну реку, как известно, дважды войти нельзя.

Сразу предупреждаю о возможности появления в произведениях ненормативной лексики. Я матом не увлекаюсь, более того - в речи почти не использую, но в творчестве изредка допускаю что-нибудь эдакое.

А ещё я решил в порядке эксперимента попробовать на нашем форуме выкладывать к некоторым стихотворениям их оригинальное прочтение (это довольно интересная штука, которая практикуется на некоторых литературных сайтах). Надеюсь, прецедент вызовет отклик, и когда-нибудь мы даже сможем провести соответствующий конкурс.

 

Будет весьма полезна и положительная критика, и отрицательная. Мнение читателей так или иначе определяюще.

Долго думал, что же оставить в первом посте... Остановился на довольно нейтральном стихотворении, которое с утра никого не напугает и не взволнует, зато даст определённое представление о моём творчестве. Стихотворение было написано для девочки по имени Маргарита как ответ на вопрос - а что же такое...

 

Ускользающая красота

 

- ...процесс познания потери

через познание любви...

Она мне возразить хотела,

мол, "на слово не буду верить:

извольте клясться на крови!"

 

но передумала, промолвив:

- А ускользнула бы душа

туда - в познание, с любовью?

- Познание - всего лишь слово, -

я ей ответил не спеша. -

 

Оно как рамка без картины.

Душа, пожалуй, ускользнёт

лишь в объяснении рутинном...

Она любви не будет клином,

любовь в движении живёт;

 

и ускользающая правда,

и ускользающая смерть,

и красота - так странно -

за тенью гонятся нещадно:

боятся не успеть...

 

За что желанна мимолётность?

То грусть, ласкающая сон,

моя извечная влюблённость, -

вот так не очень-то серьёзно

я ей открылся, что влюблён...

 

- И как познание потери?.. -

с кокетством молвила она. -

Вы, может, ускользнуть хотели

из моей тёпленькой постели?!

 

Тут я проснулся: "Вот те на..."

Одно из лучших, если не лучшее из всех "Килек". Сильное, стильное и гармоничное.

Спасибо вам с Кирико за добрые слова.

Ночь. Августа

 

В шкафу две полки полностью пусты.

Нет экземпляра Лорки в секретере.

Ботинки на полу чисты,

но только пара.

Зонт один у двери.

 

Под потолком две лампочки. Одна

мерцает медленной морзянкой.

На тумбочке бокал стоит вина

на треть заполненный. Озябнув,

 

допьёшь, закусишь чем-нибудь.

И музыка какая-то на фоне...

В такую ночь так хочется уснуть

до осени на собственном балконе;

 

закрыть гардинами провал окна,

расчистить ещё полку в гардеробе,

забрать ботинки, чтобы ни следа.

Уснуть. И где-нибудь в Европе

 

очнуться юным полевым цветком.

И дождь на пальцы-лепестки. И нежность...

Мерцает лампочка морзянкой о другом -

о том, что существует неизбежность,

 

о том, что ты в душе давно старик,

особенно такими вот ночами.

И вот погасла. Лишь одна горит

и будто бы тебя не замечает.

Исписанность

 

Исписанность сердца хуже бессмертия,

когда твои руки - всего лишь руки

человека, бросавшего сети

молчания и не находившего звуки.

 

Говорят, что написано слишком много

признаний в любви, признаний в ничтожестве,

что поэт - лишь наместник Бога

в его человеческой предрасположенности.

 

Сердце исписано, каждая чёрточка

чёрною коркой чернил зарубцована.

Руки тянутся к ручке отчётливо,

но что стоят руки без слова?

Человек, который

 

Моё лицо, как сотни лиц

оплавленных во лжи.

Мои глаза из-под ресниц

не ворожи.

 

Они давно в тумане нег

растворены.

Мои глаза, как чёрный снег

вины.

 

А губы, словно горький яд

в густой крови.

Не провожай меня назад

и не

зови.

 

...

 

Моё лицо, как сотни стрел

нацеленных вовне.

И кто-то вовремя успел

во мне

 

нажать на спуск. Мои глаза

застыли вдруг.

И затихали голоса

друзей, подруг...

 

И что-то умерло во мне

под тенью век.

И губы смочены в вине.

И чёрный снег...

 

...

 

Моё лицо, как сотни лиц

оплавленных во лжи.

Мои глаза из-под ресниц

не ворожи.

Отличайте меня патриотом

барных стоек и мягких диванов,

кружек пива и полных стаканов

айленг лонгов и ржавеньких шотов.

 

Говорите со мной о прекрасном:

о картинах Кандинского можно,

о поэте Есенине тоже

и о прочем культурственном пласте.

 

Ну, о дамочках тоже сподобьтесь,

что на тёплых Гавайях и Крите,

только выше колен не берите.

Метафизики тянется пропасть

 

между их сильвупле и донт ворри

и настойкой на сладкой черешне.

Я наверно не скоро повешусь,

но об этом, конечно, не спорю.

Изменено 7 декабря, 201212 г. пользователем asc (смотреть историю редактирования)

Нас

 

Жизнь на брелоке болтается в гриле.

Мечты -

на отчаянном положении:

битые, дохлые, грязные, "в мыле", -

их тянет к земле притяжение.

 

Сахар на блюдце растаял под чаем.

Связки гудят на предельном дыхании.

Ты улыбнулась

и вдруг прокричала:

"Нас больше не держит молчание!"

 

Наши признанья скучны изначально:

мелочны, пошлы, - наивные камешки

в море страстей, что мы не замечаем,

зарыв сердце в собственной памяти.

 

Плавим здоровье, горим на работе,

влёгкую верим последним предателям;

убогие дети - влюблёнными ходим

от чёрта до чёртовой матери...

 

Слюнки текут по пути в бесконечность -

пьём жалость изношенной осени,

кусками глотаем

ещё один вечер,

исперченный муками совести.

Перенос в третьей строфе напрягает немного.

Какой перенос?

Какой перенос?

Перенос половины смысловой строки.:

 

 

Наши признанья скучны изначально:

мелочны, пошлы, - наивные камешки

в море страстей, что мы не замечаем,

зарыв сердце в собственной памяти.

 

 

 

 

Если читать вслух, соблюдая ритм, то строка целая, а в написанном виде выглядит забавно:

 

мелочны, пошлы наивные камешки

 

Ну, это на мой взгляд ретрограда, полагающего строки законченными смысловыми отрезками. Все-таки в стихах знаки препинания не так хорошо работают, как в прозе.

 

 

 

 

 

Стало модным ходить на митинги

и орать лозунги пошлые.

Стало модно теперь завидовать

и плевать свысока на прошлое.

 

Стало модно кричать "не верю я"

в окружении стадных личностей,

прикрывая своё безделие

лебезящейся фанатичностью.

 

Будто не было революции...

Стало модным не знать историю.

Допускаю, что власть - ублюдки,

но лучше ли быдло, поспорю я.

 

Стало модно быть "Демонстрантами",

говорить что с верхов обломится

в их ЖЖ, твиттерах, с транспарантами

голосить, не страдать бессонницей,

 

вечерами по барам шариться,

ездить в отпуск по странам "правильным".

Революцию, блядь, представили,

словно утренник в доме Сталина.

 

Под прицелами вспышек алчущих

стало модным ходить на митинги.

Стало модно в толпе судачить

(об искусстве? ха-ха) о политике.

 

Замахали с трибун бегляночки,

несуразные человечишки.

Не досталось куска им - плачутся

"за Россию", мол, "за Отечество".

 

А снаружи всё "люди-винтики"

угождают им, если плотют.

Стало модным ходить на митинги

то в поддержку, а то и против.

На флету мы сосём свой коньяк

Кёнигсберг. Дорогое вино

для девчонок купили. Ништяк

всё у нас получается, но

 

разговоров ковёрная ширь

опадает на изгородь стен

всё бессмысленней. В кухне чифирь

кто-то пьёт, кто-то нюхает фен

 

в ванной комнате. Мир наугад

выбирает последних бойцов.

Мы смеёмся, но всё невпопад

в окруженьи блядей, подлецов.

 

Мы смеёмся, но всё невпопад

и читаем с балкона стихи,

приглушённые ветром кричат

в нас разлитые в ноль коньяки.

 

На флету кутерьма, как всегда,

дамы пьют дорогое вино,

кто-то курит сигару. Вода

в туалете струится давно.

Изменено 12 января, 201312 г. пользователем asc (смотреть историю редактирования)

Разметались алые листы

по осенним паркам в ноябре.

Я тебя запомнил, ну а ты

вряд ли снова вспомнишь обо мне.

 

Ты, конечно, больше ни о чём

мне не скажешь, улыбнувшись в шарф,

и не будешь плакаться в плечо,

вдруг доверчивее и глупее став.

 

Медленно краснеет жёлтый ковр,

словно пламя нашего огня

опалило земляной покров

и оплавило слегка меня.

 

В ноябре не спится по утрам.

Форточка расхлябив темноту

бьётся в такт, потворствуя ветрам,

загоняя время за черту.

 

Беспокойно стелется рассвет

по перилам городских домов.

Я тебе пишу, ну а в ответ

только цепь отвёрнутых следов.

 

По осенним паркам впопыхах,

заметая алый перелив,

первый снег закружится в стихах,

снова всё до боли повторив.

Без трёх четыре. Утро не пришло

ещё, а ночи нету вовсе.

Холодный воздух тычется в плечо

и в рёбра; всё сильней от злости.

 

Я пью свой чай и ем свой мандарин

впиваясь в корки острыми ногтями.

Сознание без видимых причин

елозит между сном и плоскостями

 

кубического метра. Телефон

отсутствует. Наверное, в кармане

оставлен был. Молчание - закон

расположения в оконной раме

 

под пятый час ночного острия.

Свет тусклый, но вменяемо сердитый.

Минута извиваясь как змея

вползает в брюхо собственного вида,

 

зацикливая времени кусок

на встречной полосе движенья.

Послушно простирается у ног

инстинкт любви и самоодобренья.

 

***

 

Должно быть утро. Верно, ты легла

и где-то сразу стало меньше света.

В кубической прострации стекла

я будто замечаю двери в лето,

 

заставленные банками с сурьмой

и глиной. Щурюсь, различаю

твоё лицо поодаль, образ твой;

то нахожу, а то - теряю...

Пёс

 

Пёс бежит по тротуару к суете домов столичных.

Рыбу ловит друг соседки у пруда, где рыбы нет.

Нет сигнала телефона, скоро кончится зарядка.

Солнце выкатилось с песней из машины за углом.

 

Пять утра. Кому-то спится на матрацах и перинах.

Пёс несётся за вороной по кратчайшему пути.

Бомж под сорок ищет тару, пока мусор есть на месте.

Солнце пристальнее смотрит на безлюдные дворы.

 

Закурил бы сигарету, только мало никотина.

Утро движется рывками, поспевая за спиной

пса с облезлыми ушами, что бежит, поскольку молод,

полон сил и устремленья выграть хоть ещё рассвет.

Какое настроение изумительное, сразу в него вливаешься. На одном дыхании.

 

Немножко "выграть" смущает - то ли "выиграть", то ли "выгрызть".

 

 

Благодарю!

 

Дело в том, что слово "выиграть" для середины строки мне кажется слишком угловатым. Тут вопрос даже не в количестве слогов.

Ошибки в родной речи сам не люблю. Это мягко говоря. Нередко встаёт вопрос: быть или не быть? Решается он интуитивно. Как правило, остаётся начальный вариант, который может иметь ошибку, а может и наоборот - некоторый диссонанс.

 

Недавно наткнулся (точнее, обратил внимание) на строчку из Есенина, улыбнулся:

 

Пой, мой друг. Навевай мне снова

Нашу прежнюю буйную рань.

Пусть целует она другова,

Молодая, красивая дрянь.

 

Время

 

Говорят, если год пройдёт,

то останется меньше жить.

А прошло уже столько лет,

что непросто их так сложить,

 

и тем более отнимать.

Что случилось с тобой, дружок?

В часовых околотках дня

всё усердней течёт песок.

 

Не разбить нам с тобой часы.

Только ногти стирая в пыль,

я всё думаю "минус год

это в сущности минус жизнь".

Зачем

 

Зачем-то ты мне нужна.

Странно, но я и сам не знаю – зачем.

Целовать, пожалуй, не буду, нет.

Извиняться не буду. За что? Опять

скрести мелкую гальку. Входить

героем (а на самом деле варваром) в разрушенный храм.

Ты снова рядом. Вот же ты! Сейчас улыбнусь.

А ты, как и раньше, просто дыши.

У тебя здорово получается просто быть

где-то рядом. Как тепло. Как больно. Но

жаль, что всё это было в моей голове. И

только в ней всё это осуществимо. Жаль.

В холоде лиц - сгореть

хочется, а не согреться.

Хоть секунду пламенем быть. Смерть

по форме похожа на сердце,

 

я думаю, круг вполне.

А радиус - температура

горенья эмоций, где

дрова - добрые люди. Культура

 

сделала глуше наше чувство локтя,

особенно двадцать первого века,

как мне кажется. Уже спит дитя

предпоследнего бессистемного человека.

 

И не хочется - странная штука - жить,

развиваясь подобно поношенной туфле,

инфузории то есть. И ты прости,

которая более чем... В этом шуме

 

лишь помехи голоса мы. Уходи. Будь

сильнее моей сентиментальной пляски.

Больше льда во взгляде. Огонь грудь

пускай разрывает - не надо ласки,

 

знаешь, как иному дождю не надо крыш:

в стене воды, особенно утром, находишь двери

и открываешь их, и молчишь,

потому что влюблён, а не из суеверий.

 

Понимаешь, в таком случае - смерть

довольно логичный вопрос. Читай, риторик

его повесил перед собой, боясь успеть

намного раньше подготовить дно морю,

 

как описывал лучший в своих стихах

проводник лексического непостоянства,

что умер как есть одинок, в чужих краях

и похоронен там же. А мог остаться,

 

быть нежным супругом чужой жене,

и так далее, и умереть раньше -

я так думаю - лет на десять, возможно во сне,

возможно счастливым. Позволь в настоящем

 

и мне сделать выбор. Ответов тьма

из профилей лиц и анфасов

в хаотичном сплетеньи ума,

похожих на паутину. Прощаться

 

не будем, слишком много мы ждали лет:

тебе уже - которая осень,

а мне 26 скоро, что не ответ.

Впрочем, довольно новых вопросов

 

в этой до боли знакомой игре

перетягивания презрения в сердце

к миру, прохожим, потом к себе;

я, конечно, дурак, ты, конечно, стерва.

 

Сегодня на кухне лимонный чай,

ночь без звёзд, грусть, немота всходит

на новый уровень отношений. Не отвечай

хотя бы ещё чуть более года.

писатель Гостиного Двора и лакейских передних

Ю.Тынянов

 

Новый герой лакейских передних

вдруг позабыл о сущности денег.

Ходит по миру бесплатно вдыхая

воздух. А жизнь-то не столь и плохая!

 

Только невеста его недовольна:

мол, не гулять нам с друзьями застольно,

не покупать мне парчового платья

при столь нелепой ничтожной зарплате.

 

Близкие вторят с потворным участьем:

мол, так нельзя же по жизни вращаться.

Только герою лакейских передних

стало ещё меньше дела до денег.

Магнитогорск

 

- А где же у вас музеи? -

спросил я в конце аллеи

у девочки первосортной,

смущаясь и чуть краснея.

- Какие ещё музеи? -

сказала она игриво. -

У нас другие искусства.

 

Всё ближе и ближе бюстом

ко мне прижималась, жалась

и чуточку обижалась

за то, что я о культуре,

а не о такой фактуре.

 

О чём ей сказать мне было?

О том что на память знаю

Рыжего Борю?.. "Мило, -

сказала б она сквозь силу, -

читай уж, чего ты медлишь..."

 

Читаю, читаю, землю

подошвами мну со злобой,

читаю. Читаю снова.

И, знать, не затем, чтобы

к чему-то прийти, очнуться.

А девочка всё дальше,

к ней больше не обернуться.

 

***

 

Зачем мне теперь музеи?

Музеи... Да ладно, бросьте,

я молод, почти подросток.

Мелькают в ветрах метели

хорами мои хореи,

а руки оледенели.

Читаю стихи быстрее.

Одесса

 

Море и небо, звуки дождя,

книга Довлатова в заднем кармане,

девочка Лена, почти что дитя,

лет так шестнадцати вся из себя,

цедит Манхэттен в кафе-ресторане,

 

сидя напротив в футболке "Love U",

мило смеётся, заученным жестом

трогает ухо, футболку свою

всё поправляет. "Я больше не пью", -

бросив с порога, худая невеста

 

входит в болотное дымное дно,

за руку трогает франта пошиба

местного среднего класса. Дано:

два человека, почти как в кино

про Будапешт и прогулки. "Спасибо", -

 

та, что шестнадцати лет, говорит,

бёдрами меряя искренность платы

за поддержанье теорий элит.

Взглядом стрельнув, исчезает. Скользит

дождь по асфальту дорог листопадом.

 

Пара киношная сбоку. На вид

ей двадцать восемь. А может и старше.

Франт шепелявит, неловко хохмит,

брызжет слюною, но модный прикид

делает многое менее важным.

 

В заднем кармане Довлатов С.Д.,

море почти что у ног, скоро вечер,

кто-то меня обнимает за плечи,

сзади подкравшись, но я о тебе

лишь вспоминаю, а думаю меньше.