Кровавый Фантомас

А у нас в ходу было слово "мумук", обозначающее вещество или предмет, спасающий положение в трудной ситуации - например во время бури бросил его за борт, и сразу тебе полный штиль, можно приступать к починке такелажа... Как-то мы во время прогулки заметили в окне дома напротив что-то вроде пламени, стали драть с лужайки траву и швырять на подъездную дорожку у кухни (она проходила по такой глубокой огороженной канаве). Воспитательница спросила, что мы делаем, а мы ответили: "Мы кидаем мумук, чтоб пожарчик не горел!". И показали на окно. Воспитательница сказала, что это отражается закат. Но солнце заходило как раз позади этого дома. А потом, кстати, оказалось, что это в самом деле был пожар, и сильный - квартира выгорела полностью, об этом несколько лет говорили в нашем квартале.

Венера.

Это моя пьяная рожа. http://s59.radikal.ru/i166/0910/d9/6bc3383f135f.jpg

Аянами ест чеснок. Собственно, неважно, почему она ест чеснок. Может, это ей для здоровья полезно, а может, она хочет отвадить настырного Алукарда. А может ей вкус нравится. Главное, она его ест. Я всякий раз, когда захожу в наш продуктовый на углу, вижу, как она укладывает в авоську половинку вчерашнего формового, бутылку 1% молока, но непременно - связку чесночных головок. Аянами без чеснока я просто не представляю. И это больше, чем деталь из её быта или её кулинарные пристрастия. Это определяющий фактор её сути. Аянами ест чеснок. Это говорит о ней куда больше, чем сведения о том, что она - Первое Дитя, плод технологий NERV и научных изысканий Гендо Икари, пилот Евы-00, а также (насчёт чего ещё бабушка надвое сказала) существо, созданное на основе генетического материала Юи Икари и самой Лилит. Вы хоть тыщу книг передо мною положите, а я вас всех наповал убью словами о запахе чеснока изо рта Аянами. И всякие древние культы тут ни при чём. Просто невозможно найти другую девушку, для которой употребление чеснока было бы настолько своеобразно. Обычно нам просто неприятно общаться с девушкой, которая ест чеснок, или нам всё равно, поскольку сами жрём его тоннами и привыкли. А вот когда чеснок ест Аянами - это завораживает. Головка ченоска на столе перед Аянами делает нас навек её рабами. Чеснок может есть кто угодно. Такая причуда может быть у звезды футбола или баскетбола. Или у звезды большого экрана. Или у знаменитого на весь мир писателя или политика. У них могут быть разные причины трескать чеснок и не стесняться этого на публике. Только это ровным счётом ни черта не значит. Мало ли кто там чеснок ест. Имеет значение, только если чеснок ест наша Аянами. Аянами ест чеснок. Аянами и чеснок. Чеснок неразрывно связан в нашем сознании с именем Аянами. В связи с любым другим предметом чеснок не вызывает у нас никаких эмоций. И рядом с Аянами мы можем представлять её поношенную школьную форму, её мокнущий после занятий в школьном бассейне купальник, её маленькую замусоренную квартирку или её вечно пустую парту. Единственная зацепка, делающая её образ живым и реальным - это чеснок, очистки чеснока и витающий в воздухе запах - да, она только что была здесь... Только что я видел, как Аянами ела чеснок. И это вселяет в мою душу спокойствие. Если Аянами не забыла припасти к обеду чесночку - этот мир сегодня ещё не рухнет.

Визбор, "Рассказ технолога Петухова".

Типа, задушевная компания мексиканцев.

Первого в мире хикикомори звали Робинзон Крузое.

Под спойлером -сказка Григория Остера, которую когда-то показал мне мой дедушка в журнале "Огонёк". Спойлер:http://s50.radikal.ru/i130/0908/f8/e6923ef25cd3.jpg

А вот продолжение моей книжки про лицеисток. - Этой добычи нам уже хватит, - сказал Элис, - но я хотел бы походить ещё. Люблю заброшенные здания. Они спустились по следующей лестнице на первый этаж, по короткому переходу прошли в соседний корпус. Здесь было не так мрачно. Сквозь окна проникал свет, на стенах сохранялись нарисованные когда-то яркими красками картины, изображающие жизнерадостных октябрят и пионеров. Кое-где висели вышитые крестиком салфеточки, плетёные кашпо, клетки, правда без птиц – их наверняка сожрали. В одной из рекреаций стоял разбитый аквариум, рядом полка, на которой уцелело около десятка книжек. Элис и его друзья прошли в большую палату. И здесь наткнулись на картину неожиданного уюта. Было здесь достаточно чисто прибрано. На кучке сметённого в угол мусора стоял веник. Составленные вместе несколько табуреток были покрыты самодельной скатёркой, сплетённой из полосок яркой бумаги. Кровати были заправлены, а над ними к стенам были приклеены картинки, вырезанные из журналов и книжек. - Школьная хрестоматия «Родная речь». У меня не было такой, но одна врачиха когда-то показывала мне ту, по которой учился её сын. – задумчиво произнёс Элис. – В больницах часто сохранялось такое. На этой картинке трамвай характерной для 50-х годов модели – ТМЗ-82 Тушинского завода. - Красивые были трамвайчики… - протянула Ми-тян. - Их почти не осталось, в музеях только… Ладно, пошли-ка отседова! В конце коридора за стеклянной перегородкой виднелась комната отдыха. Несколько нелюдей сидели там и явно были увлечены игрой в домино и шашки. - У пожарных дел полно – Кости, шашки, домино. Но когда опасность рядом – Их упрашивать не надо! Полчаса на сбор дружине – И она уже в машине, А машина не идёт – Ни назад и ни вперёд… - процитировал Элис детский стишок. - Ха-ха, смешно! – воскликнул Конрад. - Это ещё из детства моей бабушки… После чего товарищи покинули здание бывшей больницы и вышли к тем же воротам – все остальные выходы были наглухо заложены или заварены. Впрочем, Элис знал кучу дыр в заборе и под ним. Перед тем, как выйти наружу, Элис выкопал своей лопатой яму и зарыл там головы. - Такими трофеями гордиться не стоит. Снаружи его встретили секретарь Общества и костлявый помощник атаманши. - Ну, как поохотился? - Никак. Слышно, как кто-то возится за углом, а на глаза никто не показывается. - На следующий месяц записываться будешь? - Нет. - Может, сразу отказ подпишешь? - Давай. Секретарь подсунул ему планшетик. - Учти, стоимость отказа – размер месячного взноса. И восстановиться после него нельзя. - Пускай. Плату примешь наличными? - Конечно, так ведь удобнее! Элис достал из кармана штанов портмоне с блестящим замочком, протянул секретарю пятидесятирублёвую бумажку, три пятирублёвые монеты. Затем, не прощаясь, повернулся и пошёл к своему катафалку, а остальные за ним. - Чем же теперь будешь заниматься? – спросила Саша. - А! От скуки не пропаду. Буду выращивать огурцы. Вы любите огурцы? - Любим! - ответили все в один голос. - Я ещё люблю бананы… - мечтательно облизнулась Мидори. - А я – морковки! – звонко воскликнула Саша. - А я – сосиски! – мяукнула Кируна. - А мне, - вставил Конрад, - нравятся карамели из жжёного сахара. Длинные такие… Элис задумчиво произнёс: - А мне, помню, в детстве нравились такие продолговатые печенины. Назывались «палочки-выручалочки». Жутко твёрдые, аж рот царапали, но очень вкусные. Покрытые сливочной глазурью. По пути домой друзья заехали в кафе-кондитерскую и до отвала натрескались пирожными, а бумажник Элиса наоборот отощал, будто провёл десять лет в Ботсване. Дома Элис стал загонять Кируну в ванну, а та как обычно не хотела мыться. Тогда на помощь пришла Мидори, они схватили Кируну Элис за передние лапы, Мидори за задние и бросили в воду. Только пузыри пошли. Но Кируна всплыла и уцепилась за плавательный круг. Отбиваться в таком положении она не могла, пользуясь этим, Мидори и Элис до скрипа отмыли её, потом завернули в мохнатый полотенец и отнесли в спальню. Глава 4. Быть взрослым – это большая ответственность. Элис сидел на пороге сапожной мастерской. Это была небольшая комнатка в старом каменном здании с выходом прямо на улицу. У окошка сидел заросший неопределённого цвета щетиной старик и чеботарил, периодически откашливаясь. Раньше он много пил и курил, но довёл свой организм до такого состояния, что не мог себе больше позволять этого. На проволочной подставке стоял старый алюминиевый электрочайник. Элис много раз предлагал старику современный, удобный и совсем недорогой китайский чайник, но старик отказывался, говоря, что не желает утруждать полковника. У этого старика он и подобрал Кируну. Каким-то образом она оказалась одна на улице – девочек-кошек выгоняют при первом удобном случае, если за них некому заступиться. Лишь немногие из них живут в семьях, как правило, родных, удочерять их никто не горит желанием. Старик же оказался сострадательный, а может, не брезгливый, и Кируна постоянно сидела на пороге его в грязных лохмотьях, затасканной вязаной шапке с помпоном, либо сучила дратву, либо ждала, пока он наварит карамелей из жжёного сахара, завернёт в полосатую бумагу и пошлёт её продавать их у трамвайной остановки. Помимо сапожного дела и приготовления карамелей старик чинил всё от примусов до будильников и игровых приставок, ламинировал документы, делал ксероксы, печатал фото с цифрового носителя и плёнки, и даже со стеклянного негатива, вырезал силуэты из чёрной бархатной бумаги, гадал на картах и чем ещё только не занимался, а ночью спал в своей каморке на топчане с проржавевшими гвоздями. Элис пожалел Кируну и взял её к себе, хотя старик говорил, что она дикая, не станет жить у него и сбежит опять на улицу. Но Элис решил её приручить, а он был жутко упёртый. Старик кинул Элису его щёгольские полсапожки на каблучках с пряжками. - Носи. Эти набойки три года прослужат, а там приходи снова. - Спасибо, дед. Люблю надёжную обувь. У моего дедушки была хорошие зимние ботинки, бабушка решила зачем-то отдать их соседу по даче, потом сама себя ругала. Ещё я в то время купил хорошие ботинки Rugged, но они не пришлись по ноге. То есть носить я их носил, но ногам было неудобно. - Купи Church фасона Oxford, это обувь для тебя. Могу посоветовать хороший магазин. Мне носили на ремонт обувь, купленную там. - Чиновник выдал свой секрет, Почистив башмаки – На них живого места нет, Остались гвозди прежних лет Да старые шнурки… - Жизненно. Чьё сочинение? - Родари. Вот пара лаковых штиблет. Они в кафе проводят дни, Где лёд сверкает в хрустале На мраморном столе… Гламур как раз в моём вкусе. – задумчиво добавил Элис и вдруг усмехнулся каким-то жестяным смешком. Те, кто знал его, ёжились, когда он так смеялся. У полковника периодически случались приступы самого натурального безумия, когда он мог даже угробить кого-то утюгом или кочергой, а то и учинить над попавшей в его руки жертвой акт BDSM. Один парень, когда-то знавший полковника, всегда жутко бледнел при упоминании его имени, наконец под страшным секретом выдал кому-то свою тайну, но тайна перестаёт быть таковой, когда становится известна двоим, поэтому повсюду рассказывали про до сих пор стоящий перед глазами бедняги образ Элиса, который тогда не был ни полковником, ни майором, да и звали его по другому, натягивающего на руки хирургические перчатки… От стучания молотком по подошве и от извращённых фантазий сапожника и Элиса отвлекло шипение проходящего мимо пневматического трамвая. Элис проводил задумчивым взглядом эту диковинную машину, сверху донизу опутанную трубками и утыканную вентилями, будто для съёмок в фильме «Обитаемый остров». - Да. – вернулся наконец он к реальности. – Родари ещё писал про каменщика, всю жизнь строившего красивейшие здания и под старость оказавшегося в богадельне. А тебе, старик, не надоело здесь ютиться? Мог бы перебраться в помещение посветлее, да и почище. - Мне и здесь хорошо. – равнодушно отозвался старик. - Ну, тебе виднее, хотя я вот вряд ли смог бы существовать в таких условиях. - А я не существую. Я живу. Всё, чтобы жить, у меня есть. В высших кругах я не вращаюсь, а если какому-нибудь герцогу срочно понадобиться отвалившийся каблук на место приладить – он и сюда не починится придти. - Ладно, - сказал полковник, - пойду. Меня дома ждут Элис не торопясь двинулся по улице, по пути остановился в кафе Ануччи выпить чашку кофе, а потом завернул к мадам Гольдич за свежей булкой и сладкими сухарями. Дома Мидори встретила Элиса новостью: - В лицее объявили медосмотр для всех классов. Полный. Все волнуются. Гинеколог тоже должен приехать. Ну, я-то не боюсь. Не маленькая. - Да, чего там бояться. Гинеколог больно не сделает. Всё-таки школьниц смотрит. - Да ничего страшного нет. – сказала Саша. – Ну, посмотрит что надо, и всё. - Видишь, - сказал Элис, - Саша тоже не боится гинеколога. - Ну, ещё мазок сделает. Терпеть можно. – Саша взяла крючок для вязанья и ушла на веранду плести кружево – этому она училась у Мидори. Элис с Конрадом и Кируной сели, как обычно, за маджонг, а Мидори пошла помыться, перед тем как собираться в лицей. Через некоторое время она вернулась в комнату. - Меня всё же гинеколог раньше не смотрел. Может ли что-то быть не в порядке? - Ну, он спросит, в какие сроки у тебя бывают месячные, был ли у тебя когда-нибудь секс, а больше его особо ничего не интересует. Если жалоб никаких нет, то выметаешься вон, а он берётся за следующую. - Ой, откуда ты всё про гинекологов знаешь? Ты же не девочка. - А у меня врачей знакомых всегда было выше крыши. - Полезно иметь знакомства среди врачей. – сказала Саша. – В случае чего вылечат. - А то! – гордо ответил Элис. – Мне лучший в России хирург аппендицит резал. Гангренозный! Он подошёл к шкафу и стал рыться в ящиках. - Завтра на каток едем. Мне чёт припала охота на коньках покататься… Глава 5. Взрослый – так займись делом! Словарь Шекспира составлял 300 тысяч слов, ему это нужно было для работы. Людоеды из племени мумбо-юмбо обходились 300-ми, но им было не особенно до разговоров. Эллочке Щукиной при её образе жизни больше было и не надо – каждому из 30 слов она в полной мере находила массу применения. Эдичка Ласмин знал целую уйму слов, причём ни от одного из них не было никакой пользы, кроме вреда. Каждый раз, когда он узнавал новое слово, появлялся лишний повод для визита участкового милиционера, у его родителей прибавлялось седых волос, а в семейном бюджете не прибавлялось, а наоборот… В прихожей затренькал звонок, Эдя быстренько выскользнул в тёмный коридор, скинул в двери цепку, отодвинул задвижку и впустил Валю Кошека, встретив его взволнованным выдохом: - Принёс??!! - Принёс! – радостно простонал Валя. После чего они конспиративно пробрались в Эдькину комнату и Валя достал из-под майки пакет с мордяхой Лины Инверс, а из пакета высыпал журналы – Queer, Gush с яойной мангой и экзотические в наших местах Paradis Latin.

Ей так больше нравится. Вот девочка Сиренис и её единственный друг кирпич. http://s54.radikal.ru/i146/0811/2c/bf8e1a9c02ad.jpg

Мне раз друг отдал гэдээровскую куклу, я когда тащил её домой, все прохожие шарахались. Ещё мы с ним находим таких типичных советских целлулоидных, даже вполне одетых, порой не только в туфельках, но и в носочках.

Вот наш домашний питомец Людвиг Четырнадцатый, или Люка, кельтского происхождения. http://s43.radikal.ru/i101/0809/cf/098e255127fb.jpg Ещё он любит забираться на спинку кресла, а на прогулке лазает по деревьям.

Моё любимое животное - крылатая феечка.

А мне не в анимешном, а в простом магазине игрушек попадались очень кавайные куколки. Такие яркие, я кстати таких живых на улице стречал, одну купил и назвал Anthy. А ещё попадалась одна - похожа на Эсме Скволор или доктора Оруэлл из книжек Сникета. Вообще много красивых кукол сейчас повсюду.

http://s43.radikal.ru/i100/0908/b0/6bcceda0aaa1.jpg

Пара новых хокку. Гул ночных машин Пробудил во мне тоску, Словно стук валька... Летних дней листки Облетели все, когда Встретились мы вновь. Сказка о Диких Асках. В одно жаркое лето решил я наведаться на Окинаву. На Окинаве, как известно, живут девочки-кошки, а они мне всё равно что кровная родня, прямо как комсомол. Рот фронт, так сказать, хинди – руси бхай-бхай и патриа о муэрте. Одним словом, полная марсельеза. И вот двинулся я в путь. Взял палку с рогатиной на конце, повесил на неё узелок с апельсинами и потопал не спеша. Шаг у меня лёгкий, дорога неблизкая, но торная. И погода хорошая. Иду, чищу на ходу апельсин и отправляю в рот долька за долькой. Однако к обеду дорога пошла через крестьянские угодья, а там идти было рискованно. Не то чтобы окинавские крестьяне меня не привечали – как раз они были очень благодарны мне за то, что я во время восстания подсказал им идею драться нун-тяку заместо оружия. Но дело в том, что в полях на Окинаве полно лис. Вот это откровенное ворьё и мародёры, и крестьяне их не любят. Когда крестьянин отдыхает в полуденный зной, чтоб потом снова жать до вечера, лиса норовит спутать колосья на поле. А пока крестьянин их распутывает вилами, лиса разворашивает его котомку и отсыпает себе табаку на понюшку, а остаток смешивает с землёй, золой костра и птичьим помётом. А то ещё отхлебнёт сакэ и выплюнет во флягу опивки. Противно! В общем, лиса творит такие гадости, до каких не дотумкать и тануки. Тем более что тануки вообще не злые и могут наоборот сделать что-то хорошее. А лисы – от природы вредители. Мне самому от них доставалось, впрочем, и им от меня перепало. И крестьяне всегда держат под рукой вторые нун-тяку, в которые врезан острый кремень. Когда они заприметят лису, то раскручивают нун-тяку и с маху отшибают лисе пол-хвоста. Лисе хвост попортить – хуже смерти. А у мня хвост тоже рыжий и даже на конце белое пятнышко. Только я его потерять тоже не хочу. Поэтому я хотел обойти поля стороной. Сошёл к реке и поплюхал зарослями камыша. Тут вылез на кочку каппа. - Будьте здоровы, дедушка. – говорю я каппе и почтительно прижимаю ушки. Тот благодушно ответствует: - И тебе здоровьица, нэко-кун. Какими ветрами тебя несёт и в какие края? - Хочу, каппа-сан, повидать своих подружек – девочек-нэкочек. Как бы к ним добраться дорожкой покороче и от людей сторонкой? - Так всё и иди рекой. – говорит каппа. Почесал плешь и говорит доверительно: - Тут за излучиной – болотце, пройти нетрудно, а дальше прогалина. От этой прогалины до твоих нэко-мусуми рукой подать. Но на прогалине живут дикие Аски, а с ними связываться не советую. - Что за Аски? – спрашиваю. – И неужто мне, храброму котёну, стоит каких-то Асок бояться, пусть даже они и дикие? - Ну не знаю, - резонно замечает каппа, - но вот залетел к ним давеча мой знакомый тэнгу. Так, говорит, едва ноги унёс. Почти что напрочь нос оторвали! - Нос у тэнгу, известно, - говорю, - многострадальный! Но мой покороче будет, а кроме того я и когодки выпустить могу. Пусть эти Аски так и знают! Покажь мне дорогу на прогалину, посмотрю я на этих Асок… Распрощался я с каппой и пошёл болотцем. Вышел на прогалину. Смотрю – где тут эти Аски? Не видно. Может они совсем мелкие, вроде мышей? Вышел на середину, и вот тут-то началось. Сыпанули на меня дикие Аски с ветвей, как листопад. И облепили в один миг от ушей до кончика хвоста. Так что я под их тяжестью на лесной перегной свалился. А Аски меня скрутили сухой травой, как лилипуты Гулливера, и стали о чём-то друг с дружкой перешёптываться. А я тем временем на них смотрю – что, мол, за такие Аски знаменитые, что о них такая грозная слава. Аски как Аски. Не совсем складные, но не без изящества. Коленочки остренькие, плечики узенькие. Держатся не без кокетства – девчонки, ясно. Взгляд скорее пытливый, чем злобный. Одна губку вздёрнет, носик наморщит – вот-вот фыркнет. Переглядываются, хихикают, в кулачок прыскают. - Ах вы, - говорю, - Аски, лозы на вас нету. Аски рассердились и стали меня кусать. А потом ещё укололи шипами какого-то растения. Но это им быстро надоело, они принесли сушёных грибов и стали меня ими кормить. Надо сказать, в сушке грибов они что-то понимают. Было вкусно. Они спросили меня, понравилось ли – сказал, что очень. Нельзя же огорчать девочек. Я сообразил, что Аски боевые, но отнюдь не злодейки. Вот например эльфы – гордецы, они стараются заставить просить у них пощады, потому и доканывают своим озорством. Том-тим-тоты – пугают для того, чтобы их боялись, в основном дети, им нравится чувствовать свою силу. Колесуны и прочий сброд на границе между странами Оз и Эв – наводят страх на округу, чтобы творить, что им самим заблагорассудится, хотят местное добро, в первую очередь завтрачные и обеденные деревья к рукам прибрать и лодырничать в своё удовольствие. А Аски – совсем не то. Они сами себе платья из листьев и паутины смастерят, грибов, ягод наберут. А им внимания хочется. Чтобы похвалили их – какие они работящие, опрятные, как волосы себе причесали. А тэнгу – ну он решил показать им, какой он важный. Нибусь пугать их вздумал. А Аски этого терпеть не могут, вот и рассерчали. У Асок неплохо было. Попросил я развязать меня, а потом научил их делать из семян бусы. Потом сказал, что мне надо к девочкам-кошкам, а я ещё вернусь. Они проводили меня и подняли шум на весь лес. Этих Асок там тысяч пять было. Всё никак не могу выбраться в те края. Аски, верно, уж соскучились по мне. Дождусь лета и отправлюсь. Захвачу с собой по ленточке и по две заколки для них, а то совсем одичают. Одну Аску я тогда с собой захватил, и теперь она у меня живёт. Совсем уже ручная стала.

Вот работы, которых здесь ещё не было. http://s54.radikal.ru/i146/0811/2c/bf8e1a9c02ad.jpg Это девочка Сиренис идёт по улице и несёт кирпич. Кроме кирпича ей больше не с кем поделиться своей печалью. http://s57.radikal.ru/i158/0904/3a/99ebd2db3ce7.jpg Это Инга Мозер разминается перед зеркалом. Замысел рисунка возник ещё задолго до прихода на АФ, но реализовать получилось всего три месяца назад.

Вот очень передовой по дизайну и конструкции японский автомобиль. http://i057.radikal.ru/0910/a7/e8512f81279a.jpg

Вот моя. http://s44.radikal.ru/i104/0906/77/b2fc3353d963.jpg

У меня друг хикикомори. Я его единственная связь с внешним миром, кроме интернета.

Товарищ мой один по детсаду любил употреблять слово "шпагля" - такой как бы вид холодного оружия.

А моей маме Блэк Джек понравился очень. Хотя из аниме её практически ничего не цепляет. А вот с идеями, высказанными в Блэк Джеке, она сразу согласилась.

Сосед мой с верхнего этажа говорил, что занимается на этих курсах.

Заходил на imgsrc.ru, там японок дофига. Японка на японке сидит, японкой погоняет.

Мне снился вчера дом в тыщу этажей из книжки Яна Вайсса. И ещё будто увидел в одном магазине много моделек катафалков. Хотел купить две, а мне продавцы устроили целый то ли экзамен, то ли допрос, ну наконец согласились продать. И я вышвырнул за это добро все деньги, которые были на стоматолога отложены (а у меня на самом деле деньги на стоматолога отложены, и тратить их нельзя).