ШАТОЙЛЯ.

Она появляется когда мне плохо. Она появляется в моём саду под
ветвями раскидистого дуба, чуть правее, под наклоненной почти к земле
веткой. Она появляется морозным рассветом, журчащим весенними ручьями
полднем или щебечущим разноцветными голосами пичуг вечером. Она появ-
ляется, когда мне плохо. Она никогда не ошибается.
Когда мне совсем плохо - она начинает колыхаться. Она чувствует,
что внутри у меня происходит буря, что в душе у меня полыхает шторм,
она знает, насколько мне нестерпимо невмоготу. И тогда она начинает
колыхаться. А когда и это отступает назад, а когда у меня на глазах
начинают наворачиваться слёзы, когда мир становится настолько невыно-
симым, что никакими словами этого не описать... в такие минуты она
становится незелёной, она колышется и... не знаю - она чувствует всё,
она сопереживает, она плачет вместе со мной, моя незелёная, колыхаю-
щаяся шатойля.
Однажды в мой дом пришла женщина. Так, ничем не примечательный
человек женского пола. Вру. Если иметь в виду её длинные ноги, кашта-
новые волосы и высокую грудь, то она была, конечно же, очень даже при-
мечательной натурой. Но этот человек прожил в моём доме почти полови-
ну дня и так и не заметил, насколько мне плохо - нет, она была ничем
не примечательна. Одна из всех. Одна, как все. Хорошо, пусть не все,
пусть - многие. Какая разница. Человек женского пола, думающий о
себе...
После обеда, сытая и самодовольная, она соизволила заметить ша-
тойлю.
- Что это? - полузевая спросила непримечательная женщина.
- Незелёная шатойля, - ответил я.
- Что?! - удивлённо переспросила женщина.
- Не что, а - кто, - поправил её я. Больше я не приглашал женщин к
себе в дом. Ни таких вот - ничем не примечательных, никаких.
- Она колышется только когда тебе плохо? - спросил однажды зашедший в
гости хороший друг.
- Нет, наверно, - мне тогда было немного радостно из-за того, что
плохо ему, а я могу своим существованием немного скрасить ему не са-
мые приятные минуты жизни. - Сейчас она колышется от того, что плохо
тебе. Она и это чувствует.
- А почему ты зовёшь её незелёной? - спросил хороший друг.
- Когда ты увидишь её незелёной - сам всё поймёшь, - ответил я. И он
увидел её незелёной, не в тот раз, намного позже, ранней осенью спус-
тя несколько лет.
- А ведь она действительно незелёная, - сказал тогда мой хороший друг.
- Не плач, - попросил я его. Он посмотрел на меня удивлённо. Он пос-
мотрел на меня глазами, полными слёз. Он посмотрел на меня, пообещал:
"хорошо, не буду". А потом горько заплакал.
Я не знаю, откуда она появляется, я не знаю, куда она исчезает, я
вообще совершенно ничего о ней не знаю. Просто когда мне плохо, когда
мир вокруг снова, в который раз, становится таким угловатым и непово-
ротливым, я смотрю в окно и под ветвями раскидистого дуба вижу её. И
становтся немного легче от того, что хотя бы кто-то, пусть даже совер-
шенно непонимаемый и не описываемый словами, но чувствует, что тебе
плохо, но появляется, когда тебе совершенно невыносимо быть одному, но
сопереживающий твоим спрятанным глубоко внутри чувствам.
Не могу сказать, что я её люблю, но если бы её не существовало...
Было бы намного хуже.

Лето. Я сижу на веранде, пью из высокого бокала холодное пиво,
стараясь в котрый раз с помощью хмельного напитка сгладить углы этого
такого остроугольного мира. Сижу, тихонько раскачиваюсь в кресле-ка-
чалке, капая солёными каплями в и без того не сладкое пиво. Плачу и
радуюсь. Плачу от боли, но радуюсь, что я не один. Смотрю на мою незе-
лёную, колыхающуюся шатойлю, улыбаюсь ей сквозь слёзы, и вдруг пони-
маю, что она тоже плачет...

                                                  Fin.