Мы идем по темной дороге, и фонари почти не освещают ее. Ты держишь меня за руку, крепко, будто боишься, что я исчезну. А я все думаю о том, что ты сказал. Как же так, Соби, ты правда умрешь за меня? Но почему? Разве я лучше брата? Мне хочется тебе верить, но я боюсь. Я так боюсь этих слов. Теперь я понимаю, что боюсь. Ведь я так не люблю слышать их от людей. Но ты приучил меня к ним, Соби.
Мы доходим до моего дома, и ты останавливаешься, приседаешь так, чтобы наши глаза были на одном уровне, и молча смотришь на меня. В твоих глазах боль, я вижу ее часто, но сейчас она какая-то особенная, она как будто задевает меня, и мне правда больно смотреть на тебя такого. Ты переплетаешь наши пальцы, у тебя горячая рука, не смотря на то, что на улице холодно, а ты не одел перчатки.
- Мне пора домой, Соби, а то мама будет ругаться, – шепчу я и вырываю из твоей ладони свою руку.
- Твоя мама будет ругаться, что ты поздно пришел? – спрашиваешь ты так же тихо, продолжая глядеть мне в глаза.
- Да, Соби, я же тебе говорил, по этому я лучше пойду. Иди домой. Пусти меня спать, - повторяю я и, разворачиваясь, иду к двери.
- Спокойной ночи, Рицка, - доносится до меня твой голос. Я открываю дверь и, снимая обувь и курку, прохожу дальше.
- Рицка, где ты так долго был?! – спрашивает у меня мама. Она смотрит на меня так… так…что у меня все холодеет внутри. «Так не должно быть, мама!» - шепчу я одними губами и отхожу к лестнице, ведущей в мою комнату. – Ты не мой Рицка! – кричит она, надрывая голос, и подходит ближе. Мне, правда, очень страшно, когда мама такая. Я привык, но все равно застываю на месте, не шевелясь и стараясь не дышать. – Ты сдохнешь за него, - шипит она мне в лицо и я почти перестаю различать верх и низ в комнате. Я чувствую, как на моей шее смыкаются ее пальцы. Дышать становится еще труднее. Я вижу только ее губы на уровне моих глаз, почти неслышно произносящие как мантру «ты не мой Рицка». Краем уха я улавливаю стук в дверь, и мама замирает. Мне хватает секунды, чтобы опомниться, пока она отвела глаза к двери, и, вывернувшись из ее хватки вползти в комнату. Трясущимися руками я задвигаю щеколду и опускаюсь на пол, тяжело дыша. Телефон болтается на шее, напоминая о спасительном выходе, но я не буду звонить тебе, Соби, не буду беспокоить. Все уже закончилось.
Ну почему так, мама? Мне страшно. Так еще не было. Я действительно боялся, что это конец. Как нам жить с этим? Я, правда, хочу быть твоим Рицкой, чтобы ты меня обнимала и гладила по голове между ушек, как делал Сэймэй и сейчас Соби. Но Кацуко-сенсей говорит, что тогда потеряется Рицка, который есть сейчас. А я этого не хочу, потому что у меня столько воспоминаний, которые я не хочу терять! В голове одни вопросы.
Мама не должна быть такая. На глаза наворачиваются слезы, но мне все равно, меня ведь никто не видит. Соби уже, наверное, дома. Значит, сегодня кончился еще один день. Я люблю тебя, мама, хочется крикнуть мне, но горло сдавило от слез. И я просто лежу на холодном полу, а из горла вырываются хрипы. Мне больно, будут синяки. Но это ничего, я одену водолазку с высоким горлом, и никто ничего не узнает. Как у Соби. Мне кажется, что тебе иногда даже хуже чем мне, я не знаю, что с тобой было до того, как ты меня встретил. Ты ведь не говоришь, хотя брат не запрещал этого. Ты очень странный, Соби.
Я перекатываюсь на бок и ползу на четвереньках к кровати, потому что мне сложно подняться, голова предательски кружится. Но я не могу заснуть на полу, здесь так дует. Я замечаю, что балконная дверь открыта и шторы развеваются от морозного ветра, залетающего в комнату. Может, мама заходила в комнату и открыла дверь? Не знаю я уже ничего и нечего не хочу. Поднимаю голову и смотрю на луну, освещающую мою комнату. Мне становится опять страшно. И как-то обречено я чувствую себя опять в этой пустоте. Я снова один. Ты не придешь, чтобы обнять меня. Хотя я не знаю, хочу ли действительно, чтобы ты обнял меня, Соби. Переставляю руку на пол ближе к кровати - я почти добрался до нее, и вдруг чувствую боль, как будто руку обожгло огнем. Отдергиваю ее от пола и поворачиваю к себе внутренней стороной. Идет кровь. Здесь все-таки была мама… Я осматриваю комнату в поисках того, что можно было разбить. Поднимаю голову и вижу, что больше всего осколков на полу под рамкой с воспоминаниями. Она не могла так со мной поступить. Это же самое дорогое! Порванный лист бумаги шевелится под ветром, как бы говоря о том, что все, что там было изображено - перечеркнуто, выдернуто с корнем – больно в груди. От безысходности и пережитого сегодня. Не обращая внимания на боль в руке и головокружение, доползаю до кровати и, взобравшись на нее, откидываю голову на подушку. Думаю, я еще где-то порезался, пока поднимался. Оглядываю комнату и вижу на полу множество мелких кусочков стекла, блестящих под светом луны. Я не могу завернуться в покрывало. На нем осколки и у меня сильно болит рука от пореза. Кажется он глубокий. Вздыхаю и смотрю в окно. Ну вот, кажется, я еще и коленом ударился о ребро ступеньки, пока бежал в комнату по лестнице. Подношу к губам ладонь с порезом и дую на него. Горит, но это ничего. Другой рукой нащупываю осколок внутри и пытаюсь вытащить, только не получается и я вскрикиваю от боли, вгоняя его еще глубже непослушными холодными пальцами, по которым струится теплая кровь. Уши тоже замерзли. Я передергиваю ими автоматически и прислушиваюсь к тишине за дверью. Кажется спокойно. Я позволяю себе сомкнуть напряженные веки и провалиться в спасительную черноту.
Я просыпаюсь оттого, что мне трудно дышать. Моментально распахиваю глаза и вслушиваюсь в звуки снизу. Мама опять кричит, но не так как вечером, а пронзительно и обреченно. В комнате стоит запах дыма и гари. А мама там, внизу, одна. Ей плохо. Я силюсь встать, но не выходит. Тогда я дрожащими руками нащупываю телефон и открываю крышку. Нажимаю на единицу и, поднеся к уху, жду…
Гудок… два… три… ну давай же, Соби!
- Да, Рицка? – говоришь ты сонно, - что случилось? Не мог уснуть? – Я слышу в твоем голосе заботу и понимание. Они нужны мне сейчас, как никогда раньше.
- Соби, Соби, - шепчу я в трубку, стараясь не пищать жалобно, как какой-то котенок, только вот я сейчас именно такой. – Ты придешь? Мне плохо, здесь дым… - говорю я уже громче, справившись с голосом.
- Конечно, сейчас, погоди минутку, - говоришь ты и кладешь трубку. Я так и остаюсь лежать на кровати, не меняя положения. Тело затекло, и я не могу пошевелиться. Мне очень страшно, как будто вчерашний кошмар повторяется, но уже наяву. Я вижу мамины безумные глаза и тело, охваченное огнем так четко, словно стою сейчас в прихожей. Я чувствую горячие дорожки на щеках, затекающие в обычные уши. Они такие горячие, наверное, потому что в комнате холодно, и я замерз. Я оборачиваюсь на звук раздвигаемой двери балкона и вижу тебя, растрепанного, без очков. Когда ты успел прийти еще и одетый? Спрашиваю я у себя самого и смотрю на происходящее, будто со стороны. Ты быстро подходишь ко мне и подхватываешь на руки, так легко, как бабочку. Я впервые не сопротивляюсь твоим рукам, я знаю, рядом с тобой мне нечего бояться. Ты выносить меня на балкон и, поворачиваясь на перекладине, спрыгиваешь вниз, даже не споткнувшись. Отойдя на пару шагов и повернувшись к дому лицом, мы смотрим, как выгорает все внутри. Огонь добрался уже и до второго этажа. А мне очень плохо и больно – везде.
- Мама, - одними губами произношу я, но ты все равно слышишь и отвечаешь, что ей уже не помочь, что ты видел и это все. «Все» - проносится слово в голове и оседает тяжким грузом на сердце. Где-то вдали слышен рев пожарной машины, но пока она не доехала до дома, ты срываешься с места и бежишь от дома так быстро, что у меня начинает кружиться голова. Я слышу взрыв и понимаю, что это действительно все. И мы бы все равно не спасли маму. Или погибли бы все, если бы я позвонил чуть позже. Только мне очень тепло рядом с тобой и все равно спокойно, так словно все это опять было страшным сном, а теперь он закончился. На бегу, ты поправляешь пальто, умудряясь завернуть меня в его борт.
Легко заскакивая на верхнюю ступеньку дома, ты распахиваешь незакрытую дверь, и мы с головой окунаемся в тепло квартиры. Я совсем ничего не соображаю, но чувствую, что твои руки стаскивают с меня одежду, быстро и осторожно, словно я фарфоровая кукла, которая может разбиться от неосторожного движения. Пока ты меня раздеваешь, я слышу шум воды рядом. Мои глаза закрыты, но я вижу тебя так четко в своей голове, что мог бы дотронуться до твоего лица. Я чувствую твои руки на своем теле везде. У тебя тяжелое, сбившееся дыхание, которое обжигает мою кожу, когда твое лицо приближается к моему, пока ты снимаешь с меня футболку. Я совсем не выдираюсь, потому что чувствую себя тряпичной куклой в твоих руках. А потом ты опускаешь меня в горячую воду, но мне она кажется обжигающей и из груди вырывается предательский стон. Пока ты устраиваешь меня в ванной, я открываю глаза и смотрю на тебя расфокусированным взглядом. Твое лицо строгое и серьезное. Я видел тебя таким только во время поединков. А глаза такие темные, как ночь, из которой мы вынырнули в светлую квартиру. Ты удостовериваешься, что я не сползу под воду и выходишь из ванной. Через мгновение ты уже опять на коленях около меня. Все так же в пальто, только в руках бинты и пинцет. Но мне не страшно и уже не больно. Наверное, ты успел все разглядеть, пока раздевал меня. Это хорошо. Мысли плывут медленно, словно в тумане. Я перевожу взгляд на воду, около порезанной руки - она розовая. Ты берешь мою руку в свою ладонь и аккуратно сжимаешь ее, не причиняя боли, но фиксируя. И одним точным движением подцепляешь загнанный под кожу осколок тонкого стекла от рамки с воспоминаниями, которых теперь больше нет. Нет даже порванного листа, нет ничего. А мне так спокойно, что все равно, что будет дальше. Главное, что ты рядом. Из ранки сразу же начинает сочиться кровь, но ты слизываешь ее, поднеся к губам, и заливаешь перекисью. Мне становиться больно и я жмурюсь, но не издаю не звука. Я привык. Как ты, Соби. Потом наматываешь бинты и закрепляешь скобкой. Так ровно, ты ведь во всем художник, Соби, даже в этом. Ты омываешь мое лицо водой и поднимаешь из ванной, заворачивая в большое махровое полотенце, в которое можно и тебя с головой завернуть. И несешь на кровать, укутывая в теплое одеяло, а потом незаметно выскальзываешь из моего поля зрения. Я лежу спокойно, не шевелясь, и жду, пока ты придешь. Ты появляешься в комнате так же тихо и подносишь к моим губам чашку с чем-то горячим и ароматным, приподнимая мне голову, чтобы было легче пить. Я отхлебываю травяной чай маленькими глоточками, чтобы не обжечь язык. Смотрю в твои глаза и вижу, как они оттаивают и становятся серыми как всегда и такими родными. Ты уже снял пальто и надел очки, наверное, успел, пока заваривался чай. Потом ты отставляешь кружку на пол и отворачиваешь краешек одеяла рядом с моей ногой. Мне не зачем выдираться и не на что злиться. Я никогда не назову тебя извращенцем, потому что ты мой, а я твой, Соби. Ты вытягиваешь мою ногу из-под одеяла, и в твоей руке появляется такой знакомый за два с половиной года пузырек с перекисью. Ты все с той же осторожностью обрабатываешь саднящее колено и заклеиваешь пластырем. Подтыкаешь этот край одеяла и вынимаешь из него мою руку. А я и не заметил, что порезал плечо. Наверное, когда лег на кровать осколок полоснул и оставил ранку. Процедура повторяется в точности, а потом ты выключаешь свет и ложишься рядом, обнимая меня одной рукой, и шепчешь на ухо:
- Спи Рицка, все закончилось. Спи.
А я не могу, за окном уже светает, и лучи яркого зимнего солнца проникают в комнату. Я поворачиваю голову и смотрю на тебя. Во сне твое лицо разглаживается и на нем читается умиротворение. Интересно, ты всегда так спишь или только сегодня, потому что я рядом. Ты устал за эти сутки. Тебе надо поспать. Я вынимаю из-под одеяла руку и переплетаю наши пальцы. Я никому тебя не отдам, даже брату. Ты мне нужен больше, ты же видишь, что я без тебя погибну. Хотя по идее должно быть наоборот, кто-то мне это говорил. Глаза смыкаются, и я проваливаюсь в сон, такой сладкий и спокойный. Мне снятся бабочки.
Название: Обреченность.
Фэндом: Erydan
Автор: Lovless
Пейринг: Ritsuka/Soubi
Рейтинг: R
Жанр: Agnst, romanse
Размер: мини
Статус: не закончен
Саммари: события после 12 серии. POV Ritsura.
1 глава.
Мы идем по темной дороге, и фонари почти не освещают ее. Ты держишь меня за руку, крепко, будто боишься, что я исчезну. А я все думаю о том, что ты сказал. Как же так, Соби, ты правда умрешь за меня? Но почему? Разве я лучше брата? Мне хочется тебе верить, но я боюсь. Я так боюсь этих слов. Теперь я понимаю, что боюсь. Ведь я так не люблю слышать их от людей. Но ты приучил меня к ним, Соби.
Мы доходим до моего дома, и ты останавливаешься, приседаешь так, чтобы наши глаза были на одном уровне, и молча смотришь на меня. В твоих глазах боль, я вижу ее часто, но сейчас она какая-то особенная, она как будто задевает меня, и мне правда больно смотреть на тебя такого. Ты переплетаешь наши пальцы, у тебя горячая рука, не смотря на то, что на улице холодно, а ты не одел перчатки.
- Мне пора домой, Соби, а то мама будет ругаться, – шепчу я и вырываю из твоей ладони свою руку.
- Твоя мама будет ругаться, что ты поздно пришел? – спрашиваешь ты так же тихо, продолжая глядеть мне в глаза.
- Да, Соби, я же тебе говорил, по этому я лучше пойду. Иди домой. Пусти меня спать, - повторяю я и, разворачиваясь, иду к двери.
- Спокойной ночи, Рицка, - доносится до меня твой голос. Я открываю дверь и, снимая обувь и курку, прохожу дальше.
- Рицка, где ты так долго был?! – спрашивает у меня мама. Она смотрит на меня так… так…что у меня все холодеет внутри. «Так не должно быть, мама!» - шепчу я одними губами и отхожу к лестнице, ведущей в мою комнату. – Ты не мой Рицка! – кричит она, надрывая голос, и подходит ближе. Мне, правда, очень страшно, когда мама такая. Я привык, но все равно застываю на месте, не шевелясь и стараясь не дышать. – Ты сдохнешь за него, - шипит она мне в лицо и я почти перестаю различать верх и низ в комнате. Я чувствую, как на моей шее смыкаются ее пальцы. Дышать становится еще труднее. Я вижу только ее губы на уровне моих глаз, почти неслышно произносящие как мантру «ты не мой Рицка». Краем уха я улавливаю стук в дверь, и мама замирает. Мне хватает секунды, чтобы опомниться, пока она отвела глаза к двери, и, вывернувшись из ее хватки вползти в комнату. Трясущимися руками я задвигаю щеколду и опускаюсь на пол, тяжело дыша. Телефон болтается на шее, напоминая о спасительном выходе, но я не буду звонить тебе, Соби, не буду беспокоить. Все уже закончилось.
Ну почему так, мама? Мне страшно. Так еще не было. Я действительно боялся, что это конец. Как нам жить с этим? Я, правда, хочу быть твоим Рицкой, чтобы ты меня обнимала и гладила по голове между ушек, как делал Сэймэй и сейчас Соби. Но Кацуко-сенсей говорит, что тогда потеряется Рицка, который есть сейчас. А я этого не хочу, потому что у меня столько воспоминаний, которые я не хочу терять! В голове одни вопросы.
Мама не должна быть такая. На глаза наворачиваются слезы, но мне все равно, меня ведь никто не видит. Соби уже, наверное, дома. Значит, сегодня кончился еще один день. Я люблю тебя, мама, хочется крикнуть мне, но горло сдавило от слез. И я просто лежу на холодном полу, а из горла вырываются хрипы. Мне больно, будут синяки. Но это ничего, я одену водолазку с высоким горлом, и никто ничего не узнает. Как у Соби. Мне кажется, что тебе иногда даже хуже чем мне, я не знаю, что с тобой было до того, как ты меня встретил. Ты ведь не говоришь, хотя брат не запрещал этого. Ты очень странный, Соби.
Я перекатываюсь на бок и ползу на четвереньках к кровати, потому что мне сложно подняться, голова предательски кружится. Но я не могу заснуть на полу, здесь так дует. Я замечаю, что балконная дверь открыта и шторы развеваются от морозного ветра, залетающего в комнату. Может, мама заходила в комнату и открыла дверь? Не знаю я уже ничего и нечего не хочу. Поднимаю голову и смотрю на луну, освещающую мою комнату. Мне становится опять страшно. И как-то обречено я чувствую себя опять в этой пустоте. Я снова один. Ты не придешь, чтобы обнять меня. Хотя я не знаю, хочу ли действительно, чтобы ты обнял меня, Соби. Переставляю руку на пол ближе к кровати - я почти добрался до нее, и вдруг чувствую боль, как будто руку обожгло огнем. Отдергиваю ее от пола и поворачиваю к себе внутренней стороной. Идет кровь. Здесь все-таки была мама… Я осматриваю комнату в поисках того, что можно было разбить. Поднимаю голову и вижу, что больше всего осколков на полу под рамкой с воспоминаниями. Она не могла так со мной поступить. Это же самое дорогое! Порванный лист бумаги шевелится под ветром, как бы говоря о том, что все, что там было изображено - перечеркнуто, выдернуто с корнем – больно в груди. От безысходности и пережитого сегодня. Не обращая внимания на боль в руке и головокружение, доползаю до кровати и, взобравшись на нее, откидываю голову на подушку. Думаю, я еще где-то порезался, пока поднимался. Оглядываю комнату и вижу на полу множество мелких кусочков стекла, блестящих под светом луны. Я не могу завернуться в покрывало. На нем осколки и у меня сильно болит рука от пореза. Кажется он глубокий. Вздыхаю и смотрю в окно. Ну вот, кажется, я еще и коленом ударился о ребро ступеньки, пока бежал в комнату по лестнице. Подношу к губам ладонь с порезом и дую на него. Горит, но это ничего. Другой рукой нащупываю осколок внутри и пытаюсь вытащить, только не получается и я вскрикиваю от боли, вгоняя его еще глубже непослушными холодными пальцами, по которым струится теплая кровь. Уши тоже замерзли. Я передергиваю ими автоматически и прислушиваюсь к тишине за дверью. Кажется спокойно. Я позволяю себе сомкнуть напряженные веки и провалиться в спасительную черноту.
Я просыпаюсь оттого, что мне трудно дышать. Моментально распахиваю глаза и вслушиваюсь в звуки снизу. Мама опять кричит, но не так как вечером, а пронзительно и обреченно. В комнате стоит запах дыма и гари. А мама там, внизу, одна. Ей плохо. Я силюсь встать, но не выходит. Тогда я дрожащими руками нащупываю телефон и открываю крышку. Нажимаю на единицу и, поднеся к уху, жду…
Гудок… два… три… ну давай же, Соби!
- Да, Рицка? – говоришь ты сонно, - что случилось? Не мог уснуть? – Я слышу в твоем голосе заботу и понимание. Они нужны мне сейчас, как никогда раньше.
- Соби, Соби, - шепчу я в трубку, стараясь не пищать жалобно, как какой-то котенок, только вот я сейчас именно такой. – Ты придешь? Мне плохо, здесь дым… - говорю я уже громче, справившись с голосом.
- Конечно, сейчас, погоди минутку, - говоришь ты и кладешь трубку. Я так и остаюсь лежать на кровати, не меняя положения. Тело затекло, и я не могу пошевелиться. Мне очень страшно, как будто вчерашний кошмар повторяется, но уже наяву. Я вижу мамины безумные глаза и тело, охваченное огнем так четко, словно стою сейчас в прихожей. Я чувствую горячие дорожки на щеках, затекающие в обычные уши. Они такие горячие, наверное, потому что в комнате холодно, и я замерз. Я оборачиваюсь на звук раздвигаемой двери балкона и вижу тебя, растрепанного, без очков. Когда ты успел прийти еще и одетый? Спрашиваю я у себя самого и смотрю на происходящее, будто со стороны. Ты быстро подходишь ко мне и подхватываешь на руки, так легко, как бабочку. Я впервые не сопротивляюсь твоим рукам, я знаю, рядом с тобой мне нечего бояться. Ты выносить меня на балкон и, поворачиваясь на перекладине, спрыгиваешь вниз, даже не споткнувшись. Отойдя на пару шагов и повернувшись к дому лицом, мы смотрим, как выгорает все внутри. Огонь добрался уже и до второго этажа. А мне очень плохо и больно – везде.
- Мама, - одними губами произношу я, но ты все равно слышишь и отвечаешь, что ей уже не помочь, что ты видел и это все. «Все» - проносится слово в голове и оседает тяжким грузом на сердце. Где-то вдали слышен рев пожарной машины, но пока она не доехала до дома, ты срываешься с места и бежишь от дома так быстро, что у меня начинает кружиться голова. Я слышу взрыв и понимаю, что это действительно все. И мы бы все равно не спасли маму. Или погибли бы все, если бы я позвонил чуть позже. Только мне очень тепло рядом с тобой и все равно спокойно, так словно все это опять было страшным сном, а теперь он закончился. На бегу, ты поправляешь пальто, умудряясь завернуть меня в его борт.
Легко заскакивая на верхнюю ступеньку дома, ты распахиваешь незакрытую дверь, и мы с головой окунаемся в тепло квартиры. Я совсем ничего не соображаю, но чувствую, что твои руки стаскивают с меня одежду, быстро и осторожно, словно я фарфоровая кукла, которая может разбиться от неосторожного движения. Пока ты меня раздеваешь, я слышу шум воды рядом. Мои глаза закрыты, но я вижу тебя так четко в своей голове, что мог бы дотронуться до твоего лица. Я чувствую твои руки на своем теле везде. У тебя тяжелое, сбившееся дыхание, которое обжигает мою кожу, когда твое лицо приближается к моему, пока ты снимаешь с меня футболку. Я совсем не выдираюсь, потому что чувствую себя тряпичной куклой в твоих руках. А потом ты опускаешь меня в горячую воду, но мне она кажется обжигающей и из груди вырывается предательский стон. Пока ты устраиваешь меня в ванной, я открываю глаза и смотрю на тебя расфокусированным взглядом. Твое лицо строгое и серьезное. Я видел тебя таким только во время поединков. А глаза такие темные, как ночь, из которой мы вынырнули в светлую квартиру. Ты удостовериваешься, что я не сползу под воду и выходишь из ванной. Через мгновение ты уже опять на коленях около меня. Все так же в пальто, только в руках бинты и пинцет. Но мне не страшно и уже не больно. Наверное, ты успел все разглядеть, пока раздевал меня. Это хорошо. Мысли плывут медленно, словно в тумане. Я перевожу взгляд на воду, около порезанной руки - она розовая. Ты берешь мою руку в свою ладонь и аккуратно сжимаешь ее, не причиняя боли, но фиксируя. И одним точным движением подцепляешь загнанный под кожу осколок тонкого стекла от рамки с воспоминаниями, которых теперь больше нет. Нет даже порванного листа, нет ничего. А мне так спокойно, что все равно, что будет дальше. Главное, что ты рядом. Из ранки сразу же начинает сочиться кровь, но ты слизываешь ее, поднеся к губам, и заливаешь перекисью. Мне становиться больно и я жмурюсь, но не издаю не звука. Я привык. Как ты, Соби. Потом наматываешь бинты и закрепляешь скобкой. Так ровно, ты ведь во всем художник, Соби, даже в этом. Ты омываешь мое лицо водой и поднимаешь из ванной, заворачивая в большое махровое полотенце, в которое можно и тебя с головой завернуть. И несешь на кровать, укутывая в теплое одеяло, а потом незаметно выскальзываешь из моего поля зрения. Я лежу спокойно, не шевелясь, и жду, пока ты придешь. Ты появляешься в комнате так же тихо и подносишь к моим губам чашку с чем-то горячим и ароматным, приподнимая мне голову, чтобы было легче пить. Я отхлебываю травяной чай маленькими глоточками, чтобы не обжечь язык. Смотрю в твои глаза и вижу, как они оттаивают и становятся серыми как всегда и такими родными. Ты уже снял пальто и надел очки, наверное, успел, пока заваривался чай. Потом ты отставляешь кружку на пол и отворачиваешь краешек одеяла рядом с моей ногой. Мне не зачем выдираться и не на что злиться. Я никогда не назову тебя извращенцем, потому что ты мой, а я твой, Соби. Ты вытягиваешь мою ногу из-под одеяла, и в твоей руке появляется такой знакомый за два с половиной года пузырек с перекисью. Ты все с той же осторожностью обрабатываешь саднящее колено и заклеиваешь пластырем. Подтыкаешь этот край одеяла и вынимаешь из него мою руку. А я и не заметил, что порезал плечо. Наверное, когда лег на кровать осколок полоснул и оставил ранку. Процедура повторяется в точности, а потом ты выключаешь свет и ложишься рядом, обнимая меня одной рукой, и шепчешь на ухо:
- Спи Рицка, все закончилось. Спи.
А я не могу, за окном уже светает, и лучи яркого зимнего солнца проникают в комнату. Я поворачиваю голову и смотрю на тебя. Во сне твое лицо разглаживается и на нем читается умиротворение. Интересно, ты всегда так спишь или только сегодня, потому что я рядом. Ты устал за эти сутки. Тебе надо поспать. Я вынимаю из-под одеяла руку и переплетаю наши пальцы. Я никому тебя не отдам, даже брату. Ты мне нужен больше, ты же видишь, что я без тебя погибну. Хотя по идее должно быть наоборот, кто-то мне это говорил. Глаза смыкаются, и я проваливаюсь в сон, такой сладкий и спокойный. Мне снятся бабочки.
Изменено пользователем Erydan (смотреть историю редактирования)