Ну, тут тоже из старенького. Будем надеяццо на благосклонность.
Отец
Глупо, конечно, звонить тебе вот так. Непонятно для чего и зачем. Но я, в общем-то, и не звоню, просто стою у тумбочки с трубкой в руках. Сплошной длинный гудок втекает в мое правое ухо. Чувствую себя дураком… Никогда ничего не боялся, даже собак и уколов, а тут боюсь набрать шесть цифр…
Папа… Дурацкое слово. Я всегда называл тебя отец, даже когда был совсем маленьким. Не знаю, нравилось ли тебе это. Теперь мне кажется, что я слишком многого не знаю про тебя: хотел ли ты стать космонавтом в детстве, куда ты обычно ставишь тапки, когда уходишь, что ты любишь есть… А ты знал. Ты знал все. Наверное, мне всегда казалось, что так и должно быть. Может быть, ты еще помнишь, как я хотел собаку? Мы с тобой ходили по всем рынкам и выбирали щенка. Ты мне рассказывал про собачьи породы и про их поведение. Ты никогда не говорил мне, что это – глупая затея. Мне всегда казалось, что ты хочешь щенка так же, как и я, и может даже чуточку сильнее. А потом, по дороге с работы, ты наткнулся на бездомного маленького и пушистого малыша дворняги. Он сидел один на тротуаре и тихонько потявкивал, а потом взял, да и укусил тебя за ботинок. И почему-то ты его забрал, принес мне и сказал «Он – твой!» Как же я был тогда счастлив… Мы вместе с тобой возились со щенком весь день, а потом пришла мама и сказала: «Никаких собак в этом доме не будет». Она отдала его соседской девчонке. А я ревел весь день. Глупо, не по-мужски ревел. Ты хотел поговорить со мной, но я оттолкнул тебя. Мне было обидно, что ты не вступился, ведь тебе он нравился так же сильно, как и мне. Я чувствовал, будто меня предали. Перед сном пошел в туалет и услышал ваш с мамой разговор.
- Послушай, зачем ты это делаешь? Ты же знаешь у тебя астма. А шерсть животных – один из самых сильных аллергенов, - это говорила мама.
- Но ведь ему так хотелось… - услышал я твой тихий голос.
Я не помню, почему я ушел из дома два года назад. Мама ушла к другому. Ей хотелось красивой жизни. Что ж, ее можно понять. А у меня тогда появилась первая серьезная девчонка – Каринка. Мы были всегда и везде вместе. Я не мог представить себе жизни без нее. А ты однажды пришел и сказал, что нам с ней нужно расстаться. На мои вопросы о причине такого заявления ты не отвечал, просто твердил, что нужно и все. И тогда я разозлился, стал кричать, что ты неудачник, что с матерью у тебя не сложилось, и теперь ты мне хочешь такой же судьбы. А ты просто стоял и молча слушал. Меня это злило еще больше. Я хлопнул дверью и ушел…
Карина бросила меня через неделю, она была беременна от другого. Все это время она встречалась со мной и еще с одним парнем. А я не знал… Ты был снова прав. Ты берег меня от истерик и срывов, я все это понимал. Но разве я мог вернуться? Разве я мог ответить согласием на твои робкие попытки встретиться? У меня была гордость.
А сейчас я стою, как дурак, с трубкой в руке и слушаю гудок. Господи, как страшно признавать свои ошибки… Как страшно просто взять и позвонить любимому человеку… Как страшно…
Трясущимся пальцем вращаю диск. Мне кажется, что я дышу так шумно, что сейчас сам от себя оглохну. Немного подташнивает… Трубка хрипит, затем женский голос:
-Да?
- Э-э, извините, а пап… ой, Михаила Александровича можно?
В трубке застывает на мгновение тишина. И за это мгновение все: страшно, хочется нажать кнопку отбоя, но сильнее всего – неимоверное желание услышать твой голос, услышать, как ты произнесешь мое имя, и будешь тихонько улыбаться на том конце провода…
- А кто его спрашивает?
- Это… это его сын.
С какой гордостью я произношу эти слова. Отец… Папа…
- Сын? Мои соболезнования, Ваш отец умер четыре дня назад…
И ничего… Пустота… Лишь только истеричность коротких гудков…
comment_1785239Ну, тут тоже из старенького. Будем надеяццо на благосклонность.
Отец
Глупо, конечно, звонить тебе вот так. Непонятно для чего и зачем. Но я, в общем-то, и не звоню, просто стою у тумбочки с трубкой в руках. Сплошной длинный гудок втекает в мое правое ухо. Чувствую себя дураком… Никогда ничего не боялся, даже собак и уколов, а тут боюсь набрать шесть цифр…
Папа… Дурацкое слово. Я всегда называл тебя отец, даже когда был совсем маленьким. Не знаю, нравилось ли тебе это. Теперь мне кажется, что я слишком многого не знаю про тебя: хотел ли ты стать космонавтом в детстве, куда ты обычно ставишь тапки, когда уходишь, что ты любишь есть… А ты знал. Ты знал все. Наверное, мне всегда казалось, что так и должно быть. Может быть, ты еще помнишь, как я хотел собаку? Мы с тобой ходили по всем рынкам и выбирали щенка. Ты мне рассказывал про собачьи породы и про их поведение. Ты никогда не говорил мне, что это – глупая затея. Мне всегда казалось, что ты хочешь щенка так же, как и я, и может даже чуточку сильнее. А потом, по дороге с работы, ты наткнулся на бездомного маленького и пушистого малыша дворняги. Он сидел один на тротуаре и тихонько потявкивал, а потом взял, да и укусил тебя за ботинок. И почему-то ты его забрал, принес мне и сказал «Он – твой!» Как же я был тогда счастлив… Мы вместе с тобой возились со щенком весь день, а потом пришла мама и сказала: «Никаких собак в этом доме не будет». Она отдала его соседской девчонке. А я ревел весь день. Глупо, не по-мужски ревел. Ты хотел поговорить со мной, но я оттолкнул тебя. Мне было обидно, что ты не вступился, ведь тебе он нравился так же сильно, как и мне. Я чувствовал, будто меня предали. Перед сном пошел в туалет и услышал ваш с мамой разговор.
- Послушай, зачем ты это делаешь? Ты же знаешь у тебя астма. А шерсть животных – один из самых сильных аллергенов, - это говорила мама.
- Но ведь ему так хотелось… - услышал я твой тихий голос.
Я не помню, почему я ушел из дома два года назад. Мама ушла к другому. Ей хотелось красивой жизни. Что ж, ее можно понять. А у меня тогда появилась первая серьезная девчонка – Каринка. Мы были всегда и везде вместе. Я не мог представить себе жизни без нее. А ты однажды пришел и сказал, что нам с ней нужно расстаться. На мои вопросы о причине такого заявления ты не отвечал, просто твердил, что нужно и все. И тогда я разозлился, стал кричать, что ты неудачник, что с матерью у тебя не сложилось, и теперь ты мне хочешь такой же судьбы. А ты просто стоял и молча слушал. Меня это злило еще больше. Я хлопнул дверью и ушел…
Карина бросила меня через неделю, она была беременна от другого. Все это время она встречалась со мной и еще с одним парнем. А я не знал… Ты был снова прав. Ты берег меня от истерик и срывов, я все это понимал. Но разве я мог вернуться? Разве я мог ответить согласием на твои робкие попытки встретиться? У меня была гордость.
А сейчас я стою, как дурак, с трубкой в руке и слушаю гудок. Господи, как страшно признавать свои ошибки… Как страшно просто взять и позвонить любимому человеку… Как страшно…
Трясущимся пальцем вращаю диск. Мне кажется, что я дышу так шумно, что сейчас сам от себя оглохну. Немного подташнивает… Трубка хрипит, затем женский голос:
-Да?
- Э-э, извините, а пап… ой, Михаила Александровича можно?
В трубке застывает на мгновение тишина. И за это мгновение все: страшно, хочется нажать кнопку отбоя, но сильнее всего – неимоверное желание услышать твой голос, услышать, как ты произнесешь мое имя, и будешь тихонько улыбаться на том конце провода…
- А кто его спрашивает?
- Это… это его сын.
С какой гордостью я произношу эти слова. Отец… Папа…
- Сын? Мои соболезнования, Ваш отец умер четыре дня назад…
И ничего… Пустота… Лишь только истеричность коротких гудков…
24.06.06.