Tokkebi

Ух ты, хоть что-то отгадал! Моя загадка не нова, может быть вы ее уже встречали. Но все же: Вот ряд чисел: 5435890 = 4 3311286 = 3 1239201 = 2 3677742 = 1 5734457 = 0 Чему равно число 5592921 ?

Кошкам большой респект - эти существа, бесспорно наделенные высочайшим интеллектом, судя по вашим отзывам поработили человечество, создав армию верных последователей - источников пищи и крова. Люди без сомнений убивают друг друга, но поднятая на кошку рука дрогнет в 99% случаев.

Ну, у тебя два варианта - либо, не обращая внимания на мнение других, писать, писать, писать, пока не получится что-то... волшебное. Либо почувствовать себя неуверенной, обозлиться на весь мир и прославиться на этом форуме как злостный критик. Оба варианта вполне приемлимы. Выбор за тобой. А чтобы хороший фанфик написать - нужно очень сильно полюбить какой-нибудь придуманный мир (желательно, из аниме или манги), настолько, что захочется придумать ему продолжение. Яркий пример - Наруто. Львиная доля буковок среди недавних фанфиков именно посвящена Конохе. ИМХО, это зло. Может, тебе удастся разнообразить наш fun-fiction.

На свадьбе оторвались гости... Пылает жениха наряд, Невесты озорливый взгляд: "Какой стриптиз? Не надо, бросьте!" Стучит дивана с хрустом валик, Загадочно скрипит постель. Не выдержав лихих страстей, Взлетает в небо белый шарик... - Как все вульгарно у людей! телефон - стон пистолет - кювет

Язык.

Дело в том, что байковое одеяло, по крайней мере у меня, прочно ассоциируется опять таки с бытом USSR. Не уверен, что используют байку заграницей. Короче, неплохо было бы проверить. На мой взгляд, у Ревекии просто не было иного выбора... И правильно! Чем неожиданнее развиваются события, тем интереснее читателю!

Рисунки - супер! Пожалел, что не родился художником.

Что-то диагноз с трудом можно прочесть. Разобрал только почечную недостаточность 0 - что означает сохраненную фунцию оставшейся почки. И это не может не радовать! Инвалидность обязательно оформляйте. Пусть выплата невелика, но позднее с обучением/трудоустройством вашего сына меньше проблем будет.

Предлагаю вашему вниманию перевода английской версии японской сказки "The Old Man Who Made Trees Blossom": Старик, который заставил деревья цвести. Давным-давно жили-были в одной деревне очень добрый старичок и его жена. А их соседями были старик, известный своей жадностью, и его супруга. У доброй пожилой пары был маленький белый песик по кличке Широ. Они очень любили Широ и всегда кормили его лучшим, что было в доме. А злой старик, ненавидевший собак, каждый раз завидев Широ, бросал в него камни. Однажды во дворе почтенного семейства неожиданно залаял Широ. Добрый старичок вышел из дома, чтобы поглядеть, что случилось. Широ, не переставая лаять, принялся рыть землю. «О, ты хочешь, чтобы я помог?» спросил старик. И принес он лопату и начал копать. Внезапно его лопата ударилась о что-то твердое. Он продолжил копать и обнаружил огромный горшок, полный золотых монет. Тогда он, поблагодарив от всего сердца Широ, за то, что тот привел его к такому богатству, понес монеты в дом. Но не знали они, что в тот час за ними не отрывая глаз наблюдал жадный старик. Он тоже возжелал золота. И на следующий день, он спросил доброго старичка, не могли бы одолжить ему Широ на некоторое время. «Почему нет, конечно же, вы можете взять Широ, если он окажется вам полезным» сказал щедрый старик. Жадный старик отвел Широ в свой дом, а затем вынес на свое поле. «Теперь ищи мне золото» приказал он собаке, «или я тебя побью». И Широ принялся рыть в определенном месте. Тогда злой старик привязал Широ и начал копать уже сам. Но все, что он нашел в яме, был жутко вонявший мусор – и ни намека на золото. Это так разозлило старика, что он ударил Широ лопатой по голове, и убил его. Добрый старик и его жена очень расстроились, узнав о смерти Широ. Они похоронили его на своем поле, а над могилой посадили маленькую сосенку. И каждый день они навещали могилу Широ и тщательно поливали сосну. Дерево начало очень быстро расти, и всего лишь за несколько лет оно стало просто огромным. Добрая старая женщина произнесла: «Помнишь, как Широ любил есть рисовые лепешки? Давай срубим эту большую сосну и сделаем из нее ступку. Тогда с помощью этой ступки мы приготовим немного лепешек в память о Широ» . И добрый старик срубил дерево и вырезал из его ствола ступку. Тогда они доверху наполнили ее разваренным на пару рисом, и начали толочь его, чтобы сделать лепешки. Но только было старик принялся толочь, как все рисинки обратились в золото! Так добрый старик и его жена стали богаче, чем когда-либо. А жадный старик, наблюдавший через окно за ними, увидел, как рис превратился в золото. Он по-прежнему желал золота, и это желание мучило его. И на следующий день он пришел и спросил, не могли бы ему дать на время ступку. «Почему же нет, конечно, вы можете взять ступку», ответил добрый старик. Жадный старик отнес ступку домой и наполнил ее разваренным рисом. «Теперь смотри», сказал он своей жене. «Когда я начну толочь рис, он превратиться в золото». И начал он толочь, но рис обратился в ужасно пахнущий мусор – и никакого золота. Это настолько разозлило его, что он взял топор и разрубил ступку на меленькие кусочки, а затем сжег их в печи. Когда добрый старик пришел забрать ступку, она вся превратилась в пепел. Он очень расстроился, потому что ступка напоминала ему о Широ. Поэтому он попросил разрешения взять с собой немного пепла. То была середина зимы, и все деревья стояли опавшими. Добрый старик подумал, что мог бы рассыпать пепел по саду. И когда он закончил, все вишни в саду внезапно начали цвести – и это чудо прямо посреди зимы. Все приходили полюбоваться прекрасным видом, и принц, живший в ближайшем замке, услышал о чуде. В то время у принца в саду росло вишневое дерево, которое он очень любил. Он с трудом дождался весны, чтобы прийти и смотреть на великолепное цветение. Но когда наступила весна, он обнаружил, что дерево погибло, и принц опечалился. И послал он за добрым стариком и попросил его вернуть дереву жизнь. Старик взял горстку пепла и забрался на дерево. Потом он стал бросать пепел на мертвые ветви, и намного быстрее, чем он рассчитывал, дерево покрылось прекраснейшим цветом, который когда-либо был у него. Принц, прибывший верхом, чтобы наблюдать за действиями старика, был очень доволен. Он подарил доброму старику большое количество золота и множество других подарков. А самое главное, дал старику дворянский титул, и тот получил новое имя «Господин Старик-Который-Заставил-Деревья-Цвести». Господин Старик-Который-Заставил-Деревья-Цвести и его жена теперь стали очень богатыми и прожили в счастье много, много лет. The_Old_Man_Who_Made_Trees_Blossom.doc

Вампирская тематика - супер! Но у меня есть одно пожелание автору - перечитать написанное и поисправлять грамматические ошибки, кое-где неудачно выбранные по стилю слова. В остальном, текст, пройдя доработку, имеет шансы претендовать на нечто большее, чем публикация на форуме. Есть некоторые замечания и вопросы. Глава 2. Часть 3. - откровение Мелидны Веил по поводу дрампиров, ИМХО, преждевременное. Ведь впереди еще обряд посвящения! Часть 4. Байковое одеяло... Глава 4. Часть 1. - упоминание о девятиэтажке, в которой жил Генри, битых лампах и уютной комнатушке поневоле перенесло события из другой страны (Великобритания ли?) в наш привычный постсоветский развал. Не есть хорошо! Мысль - Ворон, как я понимаю, игрался с Генри. Ведь убежать обычному человеку от вампира с возможностями к трансформации невероятно трудно! P.S. Радует фантазия автора в отношении имен. Очень атмосферно! P.S.S. Часть 5 второй главы очень понравилась :D Третья глава - самая захватывающая! С нетерпением жду продолжения!

Адназначна, от древних обезьян! Хотя бы потому, что другие варианты аж до неприличия возвышают человеческое существо на матушкой-природой. Что, на мой взгляд, есть зло.

Чтобы затем лечить гастрит/язву?

Пфф. Вот это жесть.

Жить вечно - это круто! Жаль, что вечность быстро заканчивается ^_^

ДЕНЬГИ!!! ^_^ :( :blink:

В Украине наоборот появилась тенденция, как бы не "прокосить", а попасть в славные про-НАТОвские ряды. Т.с. чтобы заложить фундамент для дальнейшего личностного и материального роста. Когда вопрос службы касался меня и моих друзей (т.е. до того как армия стала условно-привлекательной), косили по медпоказаниям. Во-первых, с жалобами на плохое самочувствие обошли практически всех специалистов городской поликлиники (мнение врачей в военкомате нам показалось предвзятым) и определились с диагнозами. Никто в обиде не остался - ставили то дистонию, то хронический тонзиллит - общая формула для всех, если только миндалины не удаляли. Кто-то отличился гастритом, у меня выявили плоскостопие 2-3 степени, что и сыграло решающую роль для комиссования. Короче, откосили все, кроме одного товарища. Тот, спустя пять лет, воспользовавшись законом (украинским), ограничивавшем призыв до 23 лет, после своего ВУЗа поступил в музыкальное училище и таким образом получил спасительную отсрочку. А так - кто женился и рожал детей, у кого родители инвалидность получили, кому-то срочно заграницу бежать хотелось. Да и военные кафедры тогда еще были открыты. В общем, косил народ по-страшному.

Мои родители относятся к моему увлечению спокойно. Если вообще знают о нем.

Школьные учителя были... разные. Хороших людей, как и везде, оказалось мало. Но только благодаря им я не питаю отвращение к истории, языкам (холодно отношусь к массово-навязываемому у нас украинскому), а также профильным предметам для поступление в мой ВУЗ. В университете я встречал тоже разных людей. Кто смотрел на тебя как на дерьмо, была обширная серая (не мозговая!) масса, но с кем-то было действительно приятно пообщаться. Именно последнюю категорию людей я могу назвать "Учителями", остальным же пусть достанется бюрократическое - "лица, ведущие педагогическую практику". Я преклоняюсь перед теми личностями, которые не позволили учебному процессу утонуть в нелепой рутине. Я преклоняюсь перед теми, кто сделал меня таким, какой я есть!

Посмотрел на календарь, оказалось 23. 1/5 моей планируемой жизни прошла впустую :)

А давайте вести обсуждение в рамках темы, обозначенной ее автором! Насколько я разобрался, в основе ее лежал чисто познавательский интерес, а не сравнение мужского и женского начал.

Жду ваших комментариев по поводу моего рассказа: Цена надежды – цена славы. По речной набережной легким шагом прогуливался небезызвестный в определенных кругах кутила и живописец Андрей Калиш. Настроение, что царило в его душе, можно было описать как жизнерадостное, в первую очередь оттого, что, наконец, спустя десять месяцев, неизвестный меценат купил его картину. Картина была неплоха, но и на шедевр явно не тянула. На холстяном полотне Андрей изобразил свой давний сон – обнаженную девочку, лет пяти – шести, сжимающую в кулачке красного леденцового петушка. То ли нагота девочки, то ли петушок, то ли вовсе злой рок отпугивали покупателя. Но теперь, когда заслуженные почести были возданы, художник имел твердое намерение спустить недавно приобретенные пятнадцать тысяч долларов на какую-нибудь увлекательную затею. Начать хотя бы с приобретения лодки, о которой в свое время мечтал отец Андрея. Чтобы плавать вечерами по ставку, заглядывая в глаза уставшей от городской жизни красотке. А призрак молодой луны, будет плыть вслед за их челном. Она приоткроет свой изумительный ротик и произнесет: «Как я счастлива с Вами!», а он, отпустив весла, наклонится к ней и прошепчет: «Я тоже…». Затем их тела … Впрочем, женщины – как показывал опыт Андрея – явление чрезвычайно недолговечное. Подобно воображаемым элементарным частицам, существа женского пола склонны внезапно возникать из ниоткуда, и столь же внезапно исчезать в никуда. Поэтому Андрей, позволивший себе с грустью вздохнуть, перебрался к своей мечте под номером два. А именно, к мастерской. Жилищная проблема, связавшая жизни тысяч семейств в его городе c колоссальными железобетонными ульями значительно угнетала всяческие творческие помыслы. Сложно, однако, предаваться прекрасному, когда над головой с утра до ночи топает огромная собака, а настырная соседка регулярно наведывается за сахарком. Душевное спокойствие можно обрести только вдали от мирской суеты – очевидный факт! И полученной суммы вполне хватило бы, чтобы прикупить небольшой домик за городом. Но и у этой мечты имелись неприятные нюансы. Большая часть (чтобы не утверждать, все!) друзей-подруг Андрея обитают именно в опостылевшем городе. Они – люди, по мнению Андрея, малосведущие в искусствах и потому неспособные понять духовную составляющую его существа – настолько прочно срослись с обыденностью, что отказ (пусть даже на время) от общения с ними организм воспринял бы как ампутацию здоровой конечности, и даже не одной! Нет, с домиком разбираться Андрей явно не готов. Мечта номер три, или последнее из осуществимых за пятнадцать тысяч долларов крупных желаний, заключала в себе следующее. За без малого пятнадцать лет художественной деятельности в квартире Андрея скопилось безумное количество произведений различной степени законченности. Когда-то молодой человек взял себе за привычку раздаривать своим знакомцам работы, забракованные заказчиками, но вскоре этих самых знакомцев, готовых принять столь нежный дар, не осталось. Андрей даже решил отдать их какой-нибудь выставке, или музею – чтобы картины не пропадали даром, а несли прибыль и духовное просвещение обывателям. Не стоит и гадать, что городские магнаты не спешили принимать столь выгодное предложение. Поэтому третья мечта – мечта организовать собственную выставку – вскоре овладела мыслями Андрея. Да, имеющихся в наличии средств не хватит на какой-нибудь глобальный проект, но на аренду небольшого помещения вполне хватит. Тем более, если наберется хоть чего-то стоящая экспозиция, то предприятие окажется доходным. Обрадовавшись столь изящному решению проблемы капиталовложения, Андрей, припустил по набережной, и только он хотел свернуть на родную улочку, как чья-то мягкая рука легла на его плечо. Молодой человек от испуга подскочил, подавив в себе невесть откуда взявшееся желание перекреститься, затем обернулся. Перед ним стоял человечек, среднего возраста и роста, притом избыточно упитанный, что придавало ему благодушную шарообразность. Одет незнакомец был в дорогущий на первый взгляд костюм, под ним – обязательная франтовская жилетка, украшенная золотой цепочкой. Редкие рыжие волосы были зачесаны на левый бок, безуспешно скрывая растущую плешь, а на лице кроме редкой козлиной бородки и поросли на висках, так и не ставшей бакенбардами, Андрей отметил широкие изумрудного цвета глаза с непередаваемым кошачьим блеском. Незнакомец вежливо поклонился, что для его комплекции было немалым достижением, и протянул навстречу пухлую ручонку. Андрей вопросительно взглянув, ответил на рукопожатие. - Мое имя – Григорий Грасс, - представился толстяк. – Ах, если бы вы только знали, Андрей Васильевич, сколько усилий мне потребовалось, чтобы отыскать вас! Хорошо, что есть на белом свете добрые люди, подсказавшие мне путь к вам. - А вы…? – уточнил Андрей. - Я – преданнейший поклонник вашего творчества. Именно я приобрел ваш последний шедевр – «Сластену»… - Да бросьте, какой она шедевр! – смутился Андрей. - Не надо лишней скромности! – предупреждающе вскинул руку толстяк. – Прошу прощения за мою оплошность, мне следовало встретиться с вами сразу же на аукционе. Но, люди вроде меня, часто попадают под нежелательное внимание, поэтому я и предпочел встретиться с вами в, так сказать, неформальной обстановке. - Ну, хорошо, - улыбнулся Андрей, - рад знакомству. - Я сам не в силах выразить собственную радость! - со всей возможной человеку благожелательностью ответил таинственный поклонник. – Мне вам следует сказать столько приятных вещей, что… - начал было толстяк, а затем внезапно прервался и, махнув рукой в сторону дороги, продолжил. - Увы, я чрезвычайно стеснен во времени. Вот, возьмите, пожалуйста, мою карточку. Я буду безумно счастлив, если вы посетите мое скромное жилище. Как насчет выходных? - Да я не работаю… - растерянно пробормотал молодой художник. - Вот и замечательно, вот и договорились! – воскликнул толстяк и, схватив безвольно висящую руку Андрея, энергично ею потряс. – До скорой встречи! Андрей смотрел, как меценат, неуклюже перебирая ногами, потрусил к ожидавшему его черному «Форду». Андрей сидел в своем любимом в кресле, держа в одной руке мобильный телефон, а в другой – визитную карточку с позолоченной надписью: «Григорий Эрнстович Грасс. Изыскатель. Улица Фонтанная, 19». Хотя молодой человек и относил себя к отдельной категории людей, всю жизнь ожидающих чуда, но случившиеся накануне события явно были из ряда вон выходящими. Чтобы как-то унять внутреннее волнение (ведь до выходных осталось без малого три дня!), Андрей решил позвонить своему близкому другу, потомственному парикмахеру Дмитрию Шахову, в обиходе именуемому Димоном или Димычем. Раздалась серия продолжительных гудков, и вот родной уверенный голос Димона был слышен из трубки. - Алло, Димыч! – обратился Андрей. - Ты не поверишь, что со мной сегодня произошло! - Действительно, не поверю, - усмехнулся собеседник. - Да купили девочку! - Да ты что! - после недолго молчания раздался ответ. – О Господи, поздравляю тебя. Рад, рад. И за сколько же ты от нее избавился? - Пятнадцать кусков. - Ни-че-го себе! – проговорил Димон. – Ну, так это надо отметить! Айда сегодня в «Бразилию»! Я людей тем временем соберу. - Ты – самый лучший! – улыбнулся Андрей и повесил трубку. Отлично, вот вечер уже и устроен! Гулять так гулять! «Не власть нужна человеку», - рассуждал Андрей, одевая подобие клубного костюма ультрасовременного пошива, - «а признание. Тебя ценят, в тебе нуждаются – вот оно счастье! Некоторые липнут к деньгам, другие к бесконечным почестям, теряя самое главное – того единственного человека, которому небезразлична твоя судьба». «С другой стороны», - отметил про себя молодой человек, садясь в такси, - «слава недолговечна. Сколько на свете забытых певцов, музыкантов, художников! Только они были в гуще событий, весь мир вращался вокруг них – и все – не осталось ничего, кроме воспоминаний». «А все почему», - подытожил Андрей, пробираясь под раскидистыми пальмами, обильно высаженными перед входом в «Бразилию». - «Все потому, что любят люди почивать на лаврах. Нужно постоянно, непрерывно творить – вот тогда и придет вечное признание». В клубе было многолюдно, и Андрей бессознательно расстегнул верхнюю пуговицу сжимавшей горло рубашки. Каждый раз, когда Андрей попадал в толпу, на него накатывалась волна панического страха, лишавшая его дыхания. Но, такие события произошли с ним всего пару-тройку раз за всю жизнь, что все же заставляло молодого человека ощущать определенный дискомфорт даже в благоприятной «бразильской» атмосфере. - Эй, Андрюха, иди к нам! – до художника донесся голос Димона. - Вот вы где, - широко улыбнулся Андрей, обнаружив закадычную компанию, расположившуюся на огромном, собранном буквой «П» диване. Кроме Дмитрия там были Стас и Серега – первый работал в продюсерской фирме, второй, как и Андрей, не имел постоянного заработка и пребывал в вечных подработках. Им компанию составил Юра Банников – приятель Димыча, с которым молодому художнику так и не удалось найти общий язык – а также две молоденьких девушки, лица которых Андрей смутно припоминал. - Ну, что? Рассказывай, чемпион! – потребовал Димыч, когда Андрей к ним подошел. Молодой человек артистично поклонился, затем полным серьезности голосом ответствовал: - Сего дня работа руки неизвестного доселе мастера Андрея Калиша была приобретена меценатом Григорием Грассом за… не буду упоминать сумму вслух. Да здравствует советская молодежь! - Да здравствует! – смеясь, подхватили его приятели и подняли бокалы, наполненные чем-то многоградусным. - Давай, колись, как тебе это удалось, - нетерпеливо спросил Серега. - Скажу так, наполовину – мастерство, наполовину – мой личный шарм, ну, и на половину, конечно же, – везение. - Того три половины, - покачал головой Банников. Стас с раздражением махнул на него рукой. - А что ты собираешься делать со свалившимся на тебя богатством, - полюбопытствовал Серега. - Ну, я все очень детально продумал, - вальяжно откинулся на спинку дивана Андрей, - открою собственный художественный магазин, где будут продаваться картины таких же второсортных творцов, как я. Следующим я построю ресторан или ночной клуб, в котором мы будем каждый вечер напиваться в дрова. А для себя я куплю огромный дом с колоннами и английским садом. Но вы не переживайте, о друзьях я не забуду. Стаса, например, возьму своим агентом – будет заказы оформлять. Ты, Серега пойдешь ко мне слугой – больно нос у тебя статный. Ну а Димон… - Не продолжай! – давясь от смеха, произнес Дмитрий. - Я буду твоим личным брадобреем. Каждое утро, когда ты отдохнешь от ночного сна, я буду входить в твои покои с начищенным бритвенным прибором. «Могу ли я привести вашу щетину в порядок, мой дон» - спрошу я. А ты ответишь… - Не смей махать чертовым лезвием у моей шеи, - закончил молодой художник, и все рассмеялись. - Так держать! – похвалил Стас. - Ой, господа, - спохватился Андрей, - я вам не рассказал самую главную новость! - Выиграл в лотерею автомобиль? - без зависти уточнил Серега. - Нет, я встречался с этим Грассом. Похоже, он без ума от моих работ. Так что, смейтесь пока над моими планами – вскоре они все претворятся в реальность! - И что он за тип, этот Грасс? – озабоченно спросил Стас. - Веселый, добродушный толстяк. Суетливый, но с толстенным кошельком и личным автомобилем. Он мне даже визитку дал. - Надо выпить, - подытожил Димон и вопросительно взглянул на Андрея. - Угощаю всех! – усмехнулся тот. Андрей возвращался домой навеселе. В алкогольном дурмане прошли и последующие дни. Так и не занявшись организацией выставки, молодой человек перестал вести счет тратам. И вот наступила долгожданная суббота. Андрей встал спозаранку, тщательно привел в себя в порядок, даже заставил себя впервые за неделю побриться. Добросовестно, без единой складки, пригладил рубашку, отыскал в дебрях платяного шкафа пиджак и брюки, подходившие для грядущего торжественного события. Подождав полудня (ранние визиты он считал бестактными), Андрей вызвал такси. Район Фонтанной издавна считался наиболее престижной частью города. На покрытую зеленью улицу, тротуары которой было всегда чисто, а жители невероятно богаты, войти мог не каждый. Точнее сказать, мог любой – но только если шел быстрым, или хотя бы прогулочным шагом, потому как те, кто останавливался полюбоваться красотой зданий и фонтанов (в честь которых и была названа улица) рисковали привлечь лишнее внимание не всегда миролюбивых охранников. Сойдя на выложенный белой плиткой тротуар, Андрей мгновенно ощутил себя существом грязным и невежественным, кое самым наглым образом оскверняло придирчивую и гордую Фонтанную. Сверившись с визитной карточкой, хотя художник успел назубок выучить ее содержимое, Андрей направился к двухэтажному довоенному особняку, затерявшемуся среди будто бы вырезанных из слоновой кости многоэтажных зданий, жилье в которых было совсем немногим по карману. Дверной звонок ласкал слух мелодичностью. Андрею пришлось подождать, пока ему открыли. Его встретил высокий мужчина, удачно сочетавший в себе выдержанность и плавность движений классического дворецкого с гнетущей уверенностью профессионального телохранителя. Испугавшись, что верзила захочет обыскать художника, Андрей приподнял руки, за что был награжден презрительным взглядом. - Я к Григорию Эрнстовичу, - подал голос молодой человек, - моя фамилия Калиш. Телохранитель кивнул и, не говоря ни слова, размашистым жестом предложил войти. Первый же взгляд на обстановку апартаментов загадочного филантропа ошеломил эстетическую составляющую душу Андрея. Пол квартиры был покрыт крупными плитами из черного и белого мрамора и напоминал гигантскую шахматную доску. Зал был обставлен древними статуями, статуэтками, старинной мебелью в сочетании со скульптурными произведениями современников и декоративными пальмами в вазонах. На стенах, теснясь, висели картины, выполненные в различных стилях – от плоскостных интерпретаций наскальной живописи до придерживающихся леденящего кровь абстракционизма рисунков. «Это склад», - подумал про себя Андрей. - Это великолепнейшая коллекция, не правда ли? – раздался голос хозяина дома. Господин Грасс прошествовал из открывшейся в дальнем конце зала двери из черного дерева и предстал перед молодым человеком. Тому едва хватило воли вовремя протянуть руку. - Здесь я собрал лучшие из человеческих творений – поглядите – Моне, а вот Модильяни. Я полагаю, ваш наметанный глаз уже заметил наследие многих великих людей. - Д-да, - согласился Андрей, глаза его разбегались. – Но ведь большинство из всего находящегося в этой комнате должно находиться в музеях. Толстяк понимающе улыбнулся: - Именно так, вы абсолютно правы. Есть копии, а есть оригиналы. Копии отправляют на выставки, оригиналы хранят за семью замками в подвалах. Есть еще и частные коллекции. Вот вы, беретесь утверждать – что этот мужской портрет Рембрандта копия или оригинал? Андрей отрицательно замотал головой. Действительно, краски выглядели… очень старыми. Но кто знает... - Ага, - обрадовался Грасс, - вы в затруднении, и этим, хоть и грешно хвастать, делаете мне честь. А теперь пройдемте дальше, у меня для вас есть сюрприз. И толстяк, подхватив под руку Андрея, повел его из зала в другую комнату. В ней правил бал все тот же хаос, к которому здоровый разум не в состоянии привыкнуть. Но самым примечательным в той комнате была стена, на которой весели золоченные рамки, таращившиеся пустыми глазницами на молодого художника. Только одна из этих рамок заковала в себе «Сластену» - сидевшая на коленях девочка, морщась, с отвращением откусывала у леденцового петушка хвост. Для Андрея вдруг стало очевидным, почему его картина не пользовалось спросом – откровенно страшной была его работа. Пожалуй, только чудак, наподобие Грасса, мог заинтересоваться ей. - Вы знаете, для чего я оставил другие рамки? – спросил коллекционер, и сам же ответил. – Для ваших будущих работ! О, клянусь всеми богами, какую бездну таланта я увидел в вас! Андрей ошалело уставился на развеселое лицо толстяка. - Ну, не стесняйтесь, спрашивайте, - разрешил тот и мило улыбнулся. - А откуда вы знаете, что я еще напишу что-нибудь стоящее? Толстяк развел руками: - На это есть наука. А вы молодец, Андрей Васильевич, большой молодец. Хорошие вопросы задаете! Герберт! В комнату вошел верзила дворецкий. В руках он нес деревянную конструкцию, сильно напоминавшую часы. Но… - Это – самое ценное, чем я обладаю, - заявил Грасс, зажмурив глаза от удовольствия. – Взгляните на циферблат. На нем, как и на обычных часах, всего двенадцать цифр. Но чуть дальше есть надписи – это месяцы. А вдоль краешка отмечены года – от одного до ста. Незаменимая, смею признаться, для настоящего коллекционера вещь! Стоит только шедевру родиться на свет – как часы бьют! Остается только определить место и имя автора, но для этого существуют другие способы, которые могут вам показаться довольно скучными. Теперь вы понимаете, Андрей Васильевич, - мягким голосом обратился к художнику толстяк, - почему я так заинтересован в знакомстве с вами. Андрей кивнул - на большее он не был способен. - Ну что ж. Тогда, пройдем в самое замечательное место в моей обители, где и поговорим о наших делах. Герберт! Дворецкий поклонился и вышел из комнаты, унося с собой чудесные часы. Следующее помещение с лихвой удовлетворило бы потребности умудренного жизненным опытом гедониста. Снабженное столами, богатых всяческими яствами, оно весьма отличалось от прочих комнат и тем, что содержало лишь уместный минимум творений рук человеческих, но неожиданное ощущение пустоты тотчас же исчезало при виде просторного и неглубокого бассейна, к дну которого спускались невысокие мраморные ступеньки. На ступеньках, а также в выполненных на римский манер креслах Андрей обнаружил множество девушек, в меру оголенных, задумавшихся или занятых чтением или шитьем, но потрясающе привлекательных – каждая свой собственной красотой. Совершенно не постеснявшись молодого человека, нимфы искренне заулыбались, заметив хозяина дома. Они оставили свои занятия и, покачивая бедрами в кружащем мужскую голову ритме, направились к толстяку, широко распахнувшего объятья. - Я называю эту комнату – райским садом на нашей грешной земле, Эдемом! – радостно объявил Грасс. – Вам здесь нравится, Андрей Васильевич? От воды пушистыми клубами поднимался пар. Андрей расстегнул воротник. - Я поражен, - коротко ответил художник. Девушки спешили обнять мецената, все более походившего на перекормленного котяру. При ходьбе их туники, соприкоснувшись, издавали приятный шелест – так шелестит густая луговая трава. Мимо Андрея проносились ароматы – жасмин, чайная роза, приторная хвоя ели – то был калейдоскоп запахов – не смешиваясь, но гармонично продолжая друг друга, они очаровывали. Вселенная перестал существовать – женское начало, чистое и нетронутое, без раздумий впустило в свой спокойный мир чужака. Овалы, формы, мягкость и упругость отошли на второй план, тела излучали теплый свет. Остаться навсегда… - Андрей Васильевич! – раздался где-то вдалеке голос – и в тот же миг наваждение развеялось. Ход планет возобновился, естество вернулось в привычное существование. - Уж извините их, Андрей Васильевич, - с грустью произнес хозяин дома, поглаживая ниже талии черноволосую красотку, - только дай им воли – они завладеют твоей душой, едва успеешь моргнуть. Не правда ли, Мария? – обратился он к пышной блондинке, с дьявольской нежностью ласкавшей лицо и шею толстяка. Та, хищно улыбнувшись, тихонько зарычала. В тот же момент Грасс, отпустив черноволосую, обхватил освободившейся рукой подбородок блондинки и, приблизив его к себе, страстно поцеловал ее налившиеся соком зрелости упругие губы. Поцелуй длился всего пару мгновений, но выразивших искренние чувства такой глубины, что весь прежний опыт показался Андрею бесконечной чередою фальши. Но затем Грасс, внезапно посерьезнев, произнес: - Ну все, девочки, расходитесь. Мне и моему гостю нужно пообщаться наедине. Андрей провожал их взглядом, пока последняя из нимф не исчезла за сшитой из тяжелого тюля багровой гардиной, выполнявшей одну из стен «райского сада». - Кто они? – спросил художник. - О, я, конечно, мог бы обозначить их деятельность, - рассмеялся толстяк, - но ведь вы, Андрей Васильевич, скорее имели в виду «откуда они?». Так вот – они – то, что можно назвать привилегией человека моего положения. Я даю им кров, кормлю, в известной степени защищаю их хрупкие души от жестокой улицы, а они взамен дарят любовь. А вот вы, Андрей Васильевич, никогда не подумывали внезапно разбогатеть? Молодой человек усмехнулся: - А разве можно взять и внезапно разбогатеть? - Почему же нет? – удивился Грасс. – Это один из величайших секретов нашего мира, но я с большим удовольствием поделюсь им с вами. Есть ли у вас мечта, Андрей Васильевич, да такая мечта, что, подумав о ней, все тело дрожь пробирает? - Есть одна, - недолго подумав, смущенно ответил Андрей, - с детства, когда я еще не рисовал, я мечтал собрать все существующие на свете картины в огромном музее. Постепенно эта мечта преобразилась в грезы о собственной выставке для малоизвестных художников. Их работы стали бы доступны людям, и они… - Прославились и заработали уйму денег, не так ли? Должен сказать, не самая плохая задумка. Даже в чем-то благородная. Да, вы правы, нужно обладать добрым сердцем, чтобы желать счастья другим. Все-таки потрясающий вы человек, Андрей Васильевич! И что же вас остановило от организации этой выставки? - Деньги, - развел руками Андрей, - их отсутствие. - Ну, ну, о деньгах следует переживать в последнюю очередь. Иначе их отпугнуть недолго. Признаюсь, я знатно смалодушничал, купив вашу «Сластену» за сущие гроши! Ведь заключенное в ней стоит на порядок, на много порядков больше! Несколько ночей я провел в бессоннице, переживая, не оскорбил ли я вас. Так что, единственный способ искупить свою вину я вижу в помощи с вашей выставкой. Сколько вам нужно? Сто тысяч? Миллион? Десять миллионов? Назовите сумму, и я буду счастлив выписать на нее чек. У Андрея отнялось дыхание. Неужели это происходит так просто? Толстяк, заметив смятение, улыбнулся и дружески похлопал художника по плечу. - Не волнуйтесь. Я вижу, с решением подобных вопросов вам сталкиваться не доводилось. А уж у меня-то какой-никакой, но опыт в выставочном деле есть! Возвращайтесь домой, а я погляжу, как удачнее все устроить. И вы времени не теряйте – продумайте, а еще лучше изобразите, вашу мечту. Жду вас в следующий понедельник! - Ох. Спасибо огромное, - автоматически ответил Андрей, тщетно пытаясь осознать происходящее с ним. - Герберт! – не жалея голосовых связок завопил Грасс. Когда дворецкий появился, толстяк извинительным тоном добавил: - Увы, я не могу проводить вас до дверей. Это единственный закон моей обители – и девиз моей жизни – никогда не возвращаться назад, всегда идти вперед! Надеюсь, и вы возьмете эти слова на вооружение. Я замкнул коридоры кольцом, и нам потребовалась бы уйма времени, чтобы пройти по нему. Сейчас это, осмелюсь сказать, путешествие оказалось бы для вас чрезвычайно утомительным. Герберт же, - верзила послушно склонил голову, - привык руководствоваться совершенно другими принципами, так что законы дома ему не указ. Он и проводит вас. Хорошо, Андрей Васильевич? В гостях у Грасса прошел целый день. Вернувшись поздним вечером домой, Андрей не раздеваясь, побежал к телефону и спешно набрал номер Дмитрия. - Куда ты пропал? – ответил знакомый голос. - Если я тебе расскажу, ты не поверишь и подумаешь, что я сошел с ума. - Тебе льстить не собираюсь, и не надейся! Давай выкладывай. Андрей в подробностях рассказал о невероятно богатом чудаке его волшебных часах, о бассейне (эта часть рассказа наиболее заинтересовала его приятеля), но опустил прощальную беседу. - Да-а, - протянул Димон, - ну и попал же ты… В хорошем смысле слова. Того и гляди, из грязи в князи метнешься. - Если б я только знал, - усмехнулся Андрей. - Ладно, ладно, я за тебя очень рад. Кстати, тебя с утра искал Стас, позвони ему. А завтра давай соберемся где-нибудь… покутим, пивка попьем, Наташку со Светкой приглашу – ты их не знаешь. - Ты поразительно легко находишь новые знакомства! Ну, значит договорились. Пока! Только Андрей положил телефонную трубку, раздался звонок. Говорил Стас: - У меня есть для тебя кое-какой материал для размышлений, Андрей. Мне все не давал покоя твой благотворитель, и я навел справки. Ты не удивишься, узнав, что Григория Грасса не существует и в помине. Это выдуманное имя, или настолько засекреченное, что мои источники не смогли на него выйти. Зато выяснилось нечто интересное о доме, в котором ты сегодня побывал. Фонтанная, 19 – был построен в конце 80-х годов19 века на деньги купца и видного общественного деятеля Павла Степановича Минакова. Уже в середине 90-х, купец, пытаясь избежать банкротства, дом с обстановкой продал писателю Евгению Корешкову. Тот был известен своей страстью к коллекционированию различных предметов искусства, но во владельцах проходил недолго. Спустя шесть лет умер от чахотки, дом отошел его племяннику Павлу Козлову, коммерсанту. На полученные в сделках финансы, он пополнял коллекцию родственника, но вскоре оказался в долговой яме, и дом был выставлен на аукцион. После этого в нем недолгое время обитало несколько семейств. После революции, в доме был организован продовольственный склад, и большая часть экспонатов была вывезена в Москву. Впрочем, склад просуществовал всего пять месяцев, после чего решением наркома был свернут, двери и окна дома были заколочены. Необитаемым он оставался вплоть до 50-х годов прошлого столетия, когда его облюбовал партийный секретарь. Тогда же и родилась современная Фонтанная – резиденция партийного руководства и чиновничества. С целью создания городского музея, секретарь неизвестно какими путями добился передачи из Москвы множества картин и скульптур, которые, впрочем, в музей так и не попали, растворившись где-то по дороге. В начале 60-х секретарь был смещен за прорехи в воспитании советской молодежи, как я понимаю – слишком уж много клал в карман. Но дом так и остался нетронутым и до 90-х им владели местные партийные деятели. Последний его владелец, мажор Стахонщиков в 1992 году переехал в Штаты, а здание передали как архитектурный памятник городскому совету. По документам, в настоящий момент в доме никто не проживает. Такие дела. - Знаешь, я не очень разбираюсь в делах с политической верхушкой, - устало сказал Андрей. – Эта лекция что-нибудь несла, кроме экскурса в историю? - Я еще не закончил. Все дело как раз в этой политической верхушке. У меня есть друг-депутат, ты слышал о нем, который выходит соседом твоему Грассу. Он подтверждает, что дом в аварийном состоянии и поэтому пустует. Жить в нем попросту опасно! - Да неужели? - удивленно поднял брови Андрей, вспоминая длинноногих девиц. - Короче говоря, твой покровитель – личность в высшей степени загадочная и влиятельная, раз местная власть ничего не знает о нем. Я не берусь утверждать, хорошо это или плохо, но прошу тебя, Андрей, будь осторожен с ним! - Как всегда буду, - ответил молодой художник и повесил трубку. Рассказ Стаса раздражал. Настроение было безнадежно испорчено, а червячок тревоги начал точить его сердце. Таинственный толстяк объявился раньше обещанного срока. В четверг, едва солнце потянулось к серому от туч небу, в квартире Андрея зазвонил телефон. Грасс в своей обычной манере сообщил художнику о значительных продвижениях в проведении выставки и предложил встретить через полчаса на Еремушкиных Прудах – городском парке, собственно и состоявшем из малых и больших прудов, соединенных тенистыми аллеями. Полусонному Андрею пришлось добираться до Прудов, воспользовавшись автобусом, в котором царила привычная в тот час, но незнакомая молодому человеку давка. Человеческие тела налегали со всех сторон, сжимали грудь и живот, кто-то с усердием оттаптывал Андрею ноги. Они стремились раздавить, стереть в порошок его существо. Ком подкатился к горлу художника. Вены на шее расширились, в голове пульсировала кровь, катастрофически не хватало воздуха, и Андрей, выкрикнув что-то невнятное, выскочил через открытые дверцы на улицу. Сердце его бешено колотилось – страх все не желал отступать. Но, отдышавшись (прохладный утренний воздух сделал свое дело!), Андрей обнаружил, что стоит напротив главного входа в «парково-развлекательный комплекс «Еремушкины пруды»», а через дорогу сигналил ему знакомый «Форд». Доковыляв до него, он увидел сидящего на заднем сидении Грасса, за рулем, что ожидаемо, находился Герберт. - Герберт, открой Андрею Васильевичу! – приказал толстяк, но Андрей, вежливо улыбнувшись, самостоятельно открыл дверцу и залез в просторный салон. - Доброе утро, Григорий Эрнстович! - И вам доброе, уважаемый Андрей Васильевич! Вы даже не представляете, сколько терпения и воли мне приходится расходовать, чтобы удержаться и не рассказать о моем подарке вам. Герберт, поехали! - Мы поедем через парк? – удивленно спросил Андрей, увидев, что автомобиль завернул под центральную арку и помчался по главной аллее. - Конечно, - пожал плечами Грасс, - сегодня – не тот день, когда стирают пятки в мозоли. - Но ведь езда здесь запрещена! Тут же ходят люди! - В такую рань, Андрей Васильевич, вам вряд ли удастся встретить случайного прохожего, - возразил толстяк, - а как следует поступать со всяческими дурацкими запретами, вы не меньшего моего осведомлены. Они подъехали к Лебединому Пруду – самому крупному из Еремушкиных прудов, ставшему еще в годы советской власти, излюбленной остановкой лебедей и чаек. У зеленоватых вод, растянувшись на метров пятьдесят в длину и двадцать в ширину, был выстроен настоящий дворец - белокаменные стены, лепнина, высокие окна с витражами, мраморные ступеньки источали какую-то волшебную силу – Андрея влекло войти внутрь. Но одно смутное воспоминание, песчинка, попавшая в сложнейший механизм, заставило его очнуться. - Здесь совсем недавно была ореховая рощица, - пробормотал Андрей - Конечно, была, - согласился Грасс. - А теперь нет. Ореховые деревья плохо приживаются на незнакомой почве, вот мы и решили не пересаживать их, а срубить. - Но как возможно так быстро построить… такое? Толстяк понимающе кивнул головой: - Андрей Васильевич, похоже, вы так и остались советским человеком. Это тогда десяток лет строили худенькое общежитие, расходуя при этом столько материалов, что хватило бы на пару замков. И это воспринималось нормально, не вызывало никакого удивления. Но мир, скажу я вам, не стоит на месте. Когда человеком правит не идея, а капитал, он способен и на куда большие подвиги. Ну что, пройдем, осмотримся? Они вышли из машины и направились к центральному входу, украшенному колоннами и барельефом, на котором был изображен жизнерадостный пегас. Справа от массивной двери из дуба висела скромная табличка: «Выставочный дом Андрея Калиша». - Вы с ума сошли…, - прошептал Андрей, - почему же вы не указали свое имя? Грасс проникновенно ответил: - Ну, во-первых, это ваша мечта, а не моя, Андрей Васильевич. Во-вторых, я хотел вам сделать подарок, а моя фамилия на нем наверняка бы испортила общее впечатление. - А в третьих, вы не хотели, чтобы она вообще где-либо прозвучала, - добавил Андрей. Толстяк нахмурил брови, но в следующее мгновение лицо его просветлело: - Только человек, близкий к настоящему искусству, может так глубоко заглядывать в суть вещей, как это делаете вы, Андрей Васильевич. Имя – единственная моя собственность, которой я не привык делиться. Люди, в которых мне нет нужды и которым нет дела до меня, и слыхом не слыхивали о Григории Грассе. Я думаю, в этом ничего дурного нет, ведь я не ищу славы. - Вы недавно сюда приехали, так ведь? Но смогли столько всего изменить, что… - Пускай это останется маленькой тайной. Я действительно еще не привык к этому городу. Но я – современный и предусмотрительный человек. Порой мир изменить легче, чем собственные привычки. И я готовлюсь, подстраиваю все под себя. Андрея вдруг осенило: - Значит, вы эту домину построили заранее? Еще до покупки картины, до встречи со мной? – голос художника сорвался. - Тише, тише, мой друг. Разумеется, я кое-что знал, но если бы судьба нас так и не свела, мой подарок стал тем, чем ему и предназначалось быть по моей задумке – крупнейшим в городе рестораном, где подавали бы только изысканные блюда. Но гастрономические планы, как оказалось, не устояли перед вашими духовными мотивами. С другой стороны, ресторан я всегда успею открыть, не так ли? Андрей стоял молча, его щеки покраснели от стыда. Он не должен был поддаваться истерике. Грасс дружелюбно протянул руку и спросил: - Мир? - Мир! Извините за мое поведение, - тихо произнес художник. - Ах, не берите в голову, Андрей Васильевич! Как еще может вести себя юноша, столкнувшийся с такими испытаниями… Ну что, заглянем вовнутрь? Это была картинная галерея – на белых стенах, соблюдая почтительное расстояние, были вывешены многочисленные картины. В залах было прохладно и тихо. - Давайте же, Андрей Васильевич, прогуляйтесь! Бьюсь об заклад, вы найдете здесь произведения своих знакомых! И точно – Андрей почти сразу обнаружил работу «Костер» его бывшей сокурсницы Гали Синичкиной – в белесом пламене сгорало распятье, к которому гвоздями прибили женщину с огромным, уже опустившимся животом, будто она готовилась вот-вот родить. У самой Гали ребенок погиб во время родов – задохнулся, обмотавшись пуповиной. Была и работа Макса М., яркого представителя неформального движения их города, - реалистично изображенное семейство аистов, опекающих в ветхом гнезде младенца. Тот схватил ручонкой хвост одной из птиц, но та, превозмогая боль, кормила из клюва малыша. Андрей не удивился бы, узнав, что эту картину Макс написал после очередного «угара», вложив в нее единственный смысл – изобличить человеческую подлость. Перед Андреем мелькали силуэты людей, замки, цветы, леса и реки. И бесконечное множество меленьких табличек под каждой из картин – и каждая как-то была связана с прошлым художника. Когда-то он слышал эту фамилию, на этом мосту он любил останавливаться в детстве и наблюдать за течением мутных речных вод. Неожиданно он понял, что все эти люди стремились выразить свою нелегкую борьбу с жестокой действительностью. Осколки, отражения того, что Андрей понимал под городом. Чувства, печальные и радостные, передававшие один лишь момент жизни автора, но запечатленный в холсте навечно. - Андрей Васильевич, вам пора бы подготовиться к открытию, - обратился к молодому человеку, шедший за ним по пятам Грасс. - Открытию? – рассеянно переспросил художник. - Открытию вашего выставочного дома. Репортеры начнут подъезжать с минуты на минуту. О, сколько знатной публики придет! - Вы что, открытие назначали на сегодня? – сердце Андрея замерло. - Разумеется, чего тянуть? – пожал плечами толстяк. – Не волнуйтесь, это последний раз, когда я осмелился принять решение за вас, Андрей Васильевич. В четыре часа дня сюда приедет господин Мацкевич – выдающаяся фигура в музейном деле. Вы сможете всегда обратиться к нему за консультацией. Но управлять выставкой будете вы сами. Предсказание Грасса сбылось – уже через пятнадцать минут в выставочных залах, прогуливаясь мимо экспонатов, толпились люди. Андрей старался не отставать от Грасса, уверенной походкой следовавшему по только одному ему известному маршруту. - Григорян и Матвейчук, - махнул рукой толстяк в сторону беседующих двух верзил. – Лоботрясы. Первый – сын председателя совхоза, теперь управляет нашей доблестной милицией. Приходилось с ним решать некоторые вопросы. На редкость ограниченный ум. Второй – его лучший друг, владелец автосалона. Поговаривают, между ними имеются некоторые темные делишки – но, нам о них волноваться ни к чему. - Это – Олейников, - толстяк указал на облысевшего старичка, - всего сорок лет назад он был грозой нечистых на руку чиновников. Полковник КГБ. Попался на взятке. Между тем, у потомков бывших его врагов он пользуется большим уважением благодаря богатым связям. Не приглашать его мне показалось неприличным. - А вот и наше главное действующее лицо, - произнес Грасс, - критик Ясенюк, лучший из лучших. Относится к отдельному типу людей, которые ненавидят солнце, потому что она слишком яркое, и высмеивают луну, потому что она слишком блеклая. Андрей посмотрел на высокого мужчину средних лет, остановившегося возле картины «Президент». Критик носил очки в дорогой оправе, но, вероятно, обладая превосходным зрением, работы рассматривал поверх них. Кроме того, мужчина с избытком подкрашивал виски, ставшими заметно темнее его природных светло-каштановых завивающихся волос. За Ясенюком следовали две офисного типа девушки, каждая в руках по тетради, видимо, записывая за критиком. Андрей подошел к ним ближе и услышал: - Боже, какая вульгарность, - заявил Ясенюк, тыча пальцем в грозно нахмурившиеся брови, - и при том - ни малейшего сходства. Совершенно не реалистично. Я думаю, автору следует вернуться к собачкам-кошечкам, вместо изображения живых людей. Девушки согласно захихикали. Следующей оказалась картина «Костер». - А это – новость, - отметил критик, намеренно вытягивая звук «о», - ну, касательно, изобразительных способностей – итак все понятно. Девушки кивнули и сделали пометку в тетрадях. - Тогда перейдем к сути этого… произведения. А суть его такова – бесстыдство, безнравственность и богохульство. Я не удивлюсь, если автор питает сочувствие к еретикам - сатанистам, наводнивших за последнее время наш тихий город. Эта картина несет только зло, и я позабочусь, чтобы ее как можно быстрее убрали из показа. - Этого не произойдет, - вмешался Андрей. - А вы кто? - опустив очки, уставился на художника Ясенюк. - Я – организатор этой выставки – Андрей Калиш. И я настоятельно прошу вас не делать резких высказываний по поводу присутствующих здесь работ. - О, - приосанился Ясенюк, - да кто вы такой, чтобы мне указывать? Если уж на то пошло, судьба всех этих людей и вашей выставке в том числе, зависит от меня! Правда, Маша? Одна из девушек утвердительно кивнула. - Художника может понять художник, - процедил сквозь зубы Андрей. - Чтобы отличить дерьмо от прекрасного талант не нужен! Да я докторскую защитил… - Да мне плевать на вашу докторскую! – рассвирепел молодой человек, - Выметайтесь! Чтобы духу вашего здесь не было! Лицо Ясенюка налилось кровью. Кто-то позади Андрея крикнул: «Все сюда, здесь драка!». Андрей оглянулся – вокруг них собиралась толпа. Она со всех сторон надвигались на молодого художника. Кто-то галдел: «Ужас, какой ужас», кто-то: «Сенсация!», «Какой скандал!» - но, в конечном счете, все голоса слились в монотонный гул. «Они идут ко мне», - не переставал думать Андрей, глядя округлившимися от ужаса глазами на силуэты приближающихся людей. «Они раздавят меня». «Сломают кости». «Нечем дышать». Андрей сделал судорожный вдох, перед ним возникло недоумевающее лицо Ясенюка, и тотчас же исчезло в безумном хороводе теней. «Раздавят…» Кто-то подхватил Андрея под руку и куда-то потащил его. В голове молодого человека молотами стучала кровь, а сердце сжалось от страха. Андрея куда-то посадили. Сквозь однородный шум он различил рев заводящегося мотора. Темнота. Андрей очутился на просторной кровати. На лбу его лежала смоченная ледяной водой тряпочка. Потратив некоторое время, чтобы привести спутанные мысли в порядок, художник сел на краешек матраса, обхватив руками голову. С ним случился худший из кошмаров. Нет, он ему всего лишь приснился. - Андрей Васильевич, как я счастлив, что вы наконец-то проснулись! – услышал он из угла комнаты полный энтузиазма голос Грасса. Присмотревшись, Андрей увидел толстяка, заполнившего собой кожаное кресло. «Кошмар не кончился», - промелькнула у художника мысль. - Они ушли? - вздохнув, уточнил Андрей. - Эх, как вам сказать, Андрей Васильевич, - с сожалением покачал головой Грасс, - Натворили же вы дел. В настоящий момент они осаждают мою милую обитель. Да вы и сами можете их увидеть, если посмотрите из окна. Бросив беглый взгляд наружу, Андрей сообразил, что находится на втором этаже. Но какое-то странное чувство, призрачное воспоминание отталкивало его от окна. - Герберт, конечно, попытается их задержать, но даже у него есть предел возможностей. - Они хотят ворваться сюда? Все так серьезно? – на лице Андрея появился испуг. - Еще бы не серьезно, Андрей Васильевич! Они жаждут вашей крови – уж больно круто вы с Ясенюком обошлись. Ясенюк – тусклый овал – проплыл перед глазами Андрея. Страх - жуткий, животный. Он лишил художника памяти. - Кто бы мог подумать, что вы возьмете с собой перочинный нож... – оптимистично рассуждал Грасс. Перочинный нож – им Андрей всегда затачивал карандаши. Неужели… «Раздавить!» - пророкотало в мозгу едва забытая мысль. Руки и ноги свело спазмом. - Я, конечно, не последний человек на этой грешной земле, - продолжал толстяк, - и попытаюсь сделать все в моих усилиях… «Они хотят ворваться сюда. Чтобы раздавить, растоптать меня!» - Андрей Васильевич, вам плохо? Андрей сполз на пол, какая-то частичка его сознания отчаянно пыталась справиться с наваждением… - Может, мне открыть окно, чтобы вы подышали свежим воздухом? – участливо поинтересовался меценат. - Нет! – завопил Андрей. - Только не открывайте окна! - Ой, если вы настаиваете… - Пожалуйста! – перед Грассом возникли обезумевшие глаза художника.- Пожалуйста, спрячьте меня! - Андрей Васильевич, ради вас я готов на все. Но здесь не вполне обычные обстоятельства… «Рвать! Ломать!» - Прошу вас! Умоляю! - Ну, хорошо, хорошо. Возьмите себя в руки! Я могу укрыть вас в подвале – никто кроме меня не знает туда путь. Вставайте. Андрей последовал за толстяком, и когда они спускались по лестнице художнику все чудились выкрики «Вот он!», «Держи, хватай!», «Он пошел туда!», от которых становилось особенно жутко. - Ну вот мы и пришли! – объявил Грасс, указывая на прогнившую дверь. – За ней комната, на полу которой вы найдете люк, ведущий в тайный погреб. Я думаю, вам пока лучше отсидеться в ней. Темнота! Темнота повсюду! Сколько он находится в своем убежище, в своей тюрьме? Час? Год? Одному Богу известно. Андрей слышит скрип, внезапно люк открывается. Это Грасс протягивает ему настольную лампу на длинном-предлинном шнуре. - Глазам нужен свет, - объясняет толстяк. Теперь он может разглядеть погреб, или это склеп? Но где же мертвецы? Ниши, вырубленные в каменных стенах, таили в себе лишь мрак. Опять открывается люк. Грасс беспокоится, как себя чувствует Андрей. - Они уже ушли? – вместо ответа произносит художник. - Как вам сказать, Андрей Васильевич, ушли, конечно же. Большая часть, ушла. Но ищейки так и крутятся вокруг дома. Небывалая история для Фонтанной, да? - Сколько мне придется здесь пробыть? - Это зависит от того, хотите ли вы, чтобы о вас забыли. Я могу вам принести местную прессу – уже прошла неделя, как ваше имя не уходит с газетных заголовков! И биографию журналисты расписать успели, и друзей-знакомых порасспрашивать. - Что же рассказывают обо мне друзья? - Да всякую чушь, которая вам должна быть неинтересной. Что им еще говорить, когда вас в тот же день объявили в международный розыск. Я и сам перепугался – думал, связал свою жизнь с выдающимся живописцем, а оказалось – с выдающимся преступником! - Вот как, - прошептал Андрей, и плечи его безвольно опустились. - Не отчаивайтесь, Андрей Васильевич, - подбадривал Грасс. - Вы в полнейшей безопасности! Герберт будет регулярно приносить вам пищу, а я обязуюсь навещать вас по часу каждый день. Больше, увы, никак не могу – столько дел, столько дел! - Тогда принесите мне краски, - отрешенно произнес Андрей. - Хорошо, все будет так, как вы пожелаете. Ну, бросьте на себя творческий взгляд со стороны, Андрей Васильевич, улучшение на лицо! Еще недельку, и второго такого же живчика еще поискать придется. Губы Андрея шевельнулись в грустной улыбке. Где-то наверху протяжно забили часы. Скрипнула дверца люка, и в погреб спустился Грасс. Андрей любовался написанной картиной. Тысячи чаек на ней парили над оставленными на скалистых уступах гнездами, а снизу, по усыпанным белыми перьями камням ползли к гнездам разномастные змеи. Отважные чайки не сдавались, и, растопырив когти, отчаянно бросались в бой. - Я назову ее «Цена надежды». Григорий Грасс добродушно улыбнулся: - Ну вот, а вы, Андрей Васильевич, сомневались, напишите ли еще когда-нибудь шедевр!

Мое мнение противоложно мнению Camomile - я не очень люблю стихи, поэтому их комментировать не буду. Другое дело, сказка. В ней ощущается бешенная ритмика. О смысле тоже промолчу, чтобы не поднимать ненужную дискуссию, но впечатлила энергетика... Завораживает. Атмосфера мрачновата, поэтому после прочтения на выходе у меня были астенические эмоции. Но, Siliba, с уверенностью продолжайте писать дальше! У вас все шансы стать мастером слова. Только пожалейте мое сердце - пишите больше о добром, светлом и вечном. Печали на этом свете и так предостаточно...

По той же причине, что и мужчины - обещают, не подумав.

Господин Торн, не судите да не судимы будете. Лучше радуйте нас собственными произведениями, чем огорчать неуместной критикой.

Подскажите, пожалуйста, буква "Г" - это существо?