Джонни Роттен: "С Сидом мы стали друзьями через пару недель после того, как я начал учиться в школе. Я звал его Сид, как моего хомяка, - самое мягкое, безумное и бесполезное создание на земле. Как-то хомяк напрыгнул на моего отца и покусал его, за это мы и окрестили его Vicious'ом (гнусным).
"Когда жизнь и смерть одинаково не бесчестны - останови свой выбор на жизни. Когда вы не можете решить идти или не идти - лучше не ходите. Когда вы задаетесь вопросом есть или не есть - лучше не ешьте. Когда вас мучит вопрос: умереть или не умереть? - лучше умрите."
Сидо Китиносукэ, XVII век.
Главная проблема любого негодяя в его предсказуемости. Все знают что по заложенному стереотипу типичный злодей хочет убить всех человеков, проветрить подмышки главному герою подвесив его в пыточной, надругатся над подругой героя, поудобнее усесться на трон и тиранить подданых до тепловой смерти Вселенной - "через семь миллиардов лет Солнце прекратит свое существование и превратится в какого-то белого карлика. Очень огорчает такая перспектива, хотя она и далекая". Таким образом собственное благополучие у злодеев всегда во главе угла (один лишь Слееровский Шабранигдо исключение, но он любящий сын). А вот негодяю, который за собственную жизнь не держится, негодяю в котором отсутствует желание исподтишка воткнуть нож в спину, кто хочет только честного поединка на равных можно невольно начать сопереживать. Да и потом, говоря о негодяях Марит Башаров однажды сказал о своем персонаже из сериала граница - "А с чего вы взяли, что он положительный герой? Увел жену у друга, что тут может быть хорошего?".
И как бы не критиковали Вишеза за показную патетику, искусственность и тривиальность стоит заметить, что злодей он как минимум необычный. Когда-то наши уши сами чутко подергивались навстречу любому подозрительному шороху, сейчас эта забытая генетическая программа миллион лет как не работает, дайте человечеству просуществовать еще сотню другую тысяч и уже сейчас слабо задействованные пальцы ног сами окончательно атрофируются и отпадут - материя непрерывно совершенствуется, природа ищет оптимальные пути развития и все более жизнеспособное вытесняет слабое. В условиях человеческого социума Вишез действует как эволюция разогнанная по скорости в миллиарды раз - оперирует хирургически, избавляясь от всего ненужного, вырезая и распарывая бесполезный биоматериал. Все эти заховавшиеся по норам оставные жулики, типа Мао кому они нужды? В юности были беспредельщики, а на старости лет закаты созерцать надумали, сентиментальные крокодилы. Зло безжалостно ко всем, но в особенности к тем кто посмел с ним заигрывать. Опять же кому нужны замшелые ретрограды управляющие Синдикатом, дряхлые динозавры диктующие другим свои устаревшие понятия. На собственной истории можно вспомнить что когда наше харизматичное Политбюро стало стареньким, сугой с профитом исчезли, остались лишь мало доставляющие лузлы. Реформатор с катаной на пути к вершине громоздит ступеньки-трупы, старо как мамонтов помет и вечно актуально. В век высокоточных устройств-уравниловок принципиально использует холодное оружие и это хорошо передает его презрение к окружающим и его превосходство.
Вишез не унижается до лжи, он открыто презирает старейшин, предает, но и сам готов быть преданым. Люди вокруг него гибнут, но он не от кого и не скрывает, что даже за мелочи приходится платить полную цену. Когда-то это была чистая душа, обратившаяся в свою противоположность - "Ангелы упавшие с небес, становятся демонами" - выжгла ли сердце война или была тому другая причина, каждый ищет свой способ встретить то что несет окружающий мир. Погодок Спайка, он выглядит старше - последствия использования "Bloody Eye" - все средства хороши - эмоционально внешне ни к кому не привязанный - даже верный пернатый питомец принесен в жертву (каким замечательным героем стал бы Синдзи, интересующийся происходящими вокруг интригами, и не поленившийся подсунуть Килу или папе нафаршированного взрывчаткой Пен-Пена) он мог стать совершенным лидером, которому повиновались бы с фанатической преданностью. Мог бы, ставь он власть превыше всего, но тут происходит странное - такая сильная, волевая личность, а все устремления оказываются помещены в сиюминутное удовольствие вырвать горло бывшему другу, судьба и характер порой ставят человеку парадоксальные ловушки. Это же натуральная достоевщина - вспоминается Свидригайлов застрелившийся будучи физически здоровым, нестарым еще мужчиной, денди, охочим до жизненных удовольствий, имея огромное состояние, красавицу-нимфетку невестой. Да, совесть у него побаливала, призраки являлись, но дело то было в том, что та единственная кто была ему нужна его не любила.
А человеку бывает очень трудно жить, когда тот кто больше всех нужен его не любит. Ему тогда везде темнои пусто и окружающие скользят вокруг неясными тенями.
Прошлое в "Бибопе ковбоев" обозначено короткими проблесками воспоминаний, - вот пистолет у затылка уже ставшей ему чужой женщины - после случившегося он еще раз проведет с ней ночь, утвердив свое право хозяина и уйдет. Просто уйдет и все. Музыкальная тема Вишеза - «Rain». Ледяными каплями темная вода с неба хлещет по лицу, но теперь её губы стали холоднее дождя. И глядя на Вишеза задумчиво полусидящего в постели рядом с Джулией, можно ощутить его одиночество, но ни печали, ни страха, ни жалости к себе, ничего нарочито -выспренно трагического в нём нет, только скрытая холодным высокомерием ярость порой прорывается наружу, явится-мелькнет в том как голос сорвется на рычание, как с простреленным плечом, он легко, одной рукой, вышвыривает Спайка в витраж Нотр-Дама, как лезвием катаны полоснет по глазам Вэна - невольно возникает неуютная мысль - ведь так ненавидишь окружающий мир лишь сам глубоко страдая.
Финишная прямая - в схватке он ведет до последнего, в финале первым возвращает выбитое из рук оружие. И как нигде в последние лихорадочные секунды от его смерти видно, что этот странный человексовсем её не боится. Шаг за шагом Вишез достиг всего, став пожалуй самым могущественным человеком в Солнечной системе, но все это не имело никакого значения, всё это с самого начала было для него ничто. А ничем жить нельзя.
И тогда он умер.