Мурка-чан

Осколок неба , прости, но чуть позже, меня пока захватила эта история) Муза отвечающая за Наруто покинула меня, а Мураковская муза мучает меня...

Аннит,вот еще прода, думаю, что неплохо получилось)

Глава 21.

Мураки:
«Когда я телепортировался в свою комнату, то переоделся и не знал, куда девать грязную одежду. Сакаки все равно ее найдет и спросит, почему она в крови. Сжечь? Нет, жалко, да и не хотел я с этим возиться, пусть он что хочет, то и думает. Но я все-таки решил ее замочить в воде с порошком.
Заснуть я не смог, напротив, странный прилив сил возбуждал меня: мне казалось, что я мог бы свернуть горы. Поэтому я бесцельно блуждал по саду, наслаждаясь причудливым ночным миром. Хотелось сорваться с места, перемахнуть через ограду и отправиться на… охоту…
Чтобы не допустить этого и не соблазнять самого себя такими мыслями, я вернулся в дом.
Затем я почему-то зашел в кабинет отца. Возможно, что я там прятался от себя, но скорее меня одолевала тоска. Я сел в его кресло и задумчиво посмотрел на стол. Что-то заставило меня открыть ящики в нем, один за другим: там находились бумаги, папки, даже книги и… сигареты!
При мне отец никогда не курил, но я подозревал его в этой вредной привычке, так как запах табака оставался. Но на мой удивленный вопрос: «Пап, ты что, куришь?» - он лишь отрицательно качал головой и отстранялся, когда я принюхивался к нему.
Теперь я нашел его тайник. В пачке сигарет я обнаружил и зажигалку. Повертев пачку в руках, я машинально достал одну сигарету. Немного подумав, взял в рот и подкурил. Мои движения были такими четкими и правильными, словно я все время этим занимался. Я даже не закашлялся, когда втянул в себя едкий дым, хотя голова немного закружилась, а сосуды на висках сжались.
Со вздохом я выпустил дым. Снова вспомнил мать и отца. Да уж, сирота я теперь. Боль сжигает меня сильнее, чем сигаретный дым.
Я снова затянулся и поискал емкость, чтобы стряхнуть пепел. И нашел небольшую пепельницу, значит, отец ею пользовался…
Я наблюдал, как тлеет сигарета, и вдруг дверь в кабинет отворилась, и на пороге появился Сакаки. И как он узнает, где я?
- Вот ты где? – он включил свет и изумленно уставился на меня.
И тут я поздно сообразил… что мне пипец настал!
- Совсем охренел, что ли?! – разразился он, заметив меня курящего.
Я же молча глядел на него, подумав о том, что, наверное, так и есть. Я действительно охренел, раз сижу в отцовском кресле и курю его сигареты, и мне даже в голову не пришло то, что нужно бояться гнева Сакаки.
Я второпях потушил сигарету. Дворецкий мое молчание принял не за растерянность, а за вопиющую наглость.
- А ну-ка иди сюда! - он угрожающе надвигался на меня, и я смекнул, что настал момент волшебного пенделя.
- Сакаки, не кипятись! – я соскочил с кресла, а Сакаки подошел сбоку, но я успел ловко отстраниться и встать с противоположной стороны стола.
- Я что, играть с тобой буду? – он хотел поймать меня, но я всячески увиливал и вставал так, чтобы между нами был стол. – Иди сюда, господин, по зубам получать будешь!
Последний раз он бил меня в детстве, далее я отделывался только выговорами и наказаниями. Теперь его намерение ударить меня – пугало. И не потому, что это больно, а так, потому что давно не получал от него.
Мой дворецкий замер и недобро прищурился, волком глядя на меня. Нас разделял лишь стол.
- Сакаки, я… - хотелось придумать оправдание, но мой воспитатель перепрыгнул через стол и отвесил мне по зубам кулаком. Но я не потерял равновесия, лишь звон встал в ушах.
Кроме того, Сакаки порезался ножницами, когда перепрыгивал и я замер… от нахлынувшей жажды! Мне захотелось испить его энергию, поэтому я испугался. Я опасен даже для самых близких…
Я жадно смотрел на его кровь, прикусив себя за руку, чтобы хоть как-то не потерять самообладания, словно я вампир какой-то. Кровь хранила сладкую энергию жизни, и на моем лице была его кровь (брызнула при порезе), что сводило меня с ума.
- Сакаки, подожди… - умолял его я, убирая руку изо рта.
- Что ты творишь? – мужчина заметил, что я довольно сильно укусил себя.
Он схватил меня за грудки; но если я начну сопротивляться, то может произойти страшное… непоправимое, поэтому пусть бьет столько, сколько пожелает! Это ради его же блага.
Я закрыл глаза в ожидании ударов, но этого не последовало. На своем лице я почувствовал его теплое дыхание.
- Кадзутака, - еле слышно прошептал он и обнял меня.
Странно, обычно он безжалостен к милым или зажмуренным глазкам, а тут… Я поднял веки, когда он прижал меня к себе. Я видел его открытую шею, и дикий инстинкт хищника еще сильнее взыграл во мне. Сердце вырывалось наружу: захотелось коснуться кожи на его шее, разрезать ее, пустить кровь, попробовать ее. Я не шевелился, стоял, как истукан, так как любое мое движение могло оказаться преступным. Аромат Сакаки… запах его жизни сводил меня с ума! Эмоциональное возбуждение переросло в сексуальное, а мои ноги чуть не подкосились от этой близости.
Еще б чуть-чуть и я – больше не я…
Мой дворецкий сообразил, что со мной происходит что-то не то, поэтому, взяв меня за плечи, отстранился. Мы заглянули друг другу в глаза; его что-то испугало в моем облике, возможно, взгляде.
- Кадзу, что с тобой происходит? – поинтересовался он и коснулся моего лба. – Ты весь горишь!
- Моя мать мертва… - тихо, но твердо ответил я.
- Ты все-таки ходил к ней! – разгневался Сакаки, сжимая мои плечи. – Непослушное дитя! И что значит мертва? Неужели ты спровоцировал приступ?!
- И это тоже, - спокойно ответил я. – Но все гораздо хуже – я убил ее…
Сакаки вытаращился на меня, не веря.
- Если она умерла от приступа, то это был лишь вопрос времени, не вини себя, - он успокаивал меня.
- Нет, не совсем так, Сакаки, - я вдруг не смог сдержать улыбку. – Я убил ее потому, что она меня об этом попросила. Я выполнил ее просьбу и уколол смертельной дозой аминазина. Теперь она мертва.
- Кадзу…
Я коснулся указательным пальцем своих губ и продолжил:
- Но это секрет, Сакаки. Ее жизненная энергия перешла ко мне, и она была невероятно сладка. Теперь я чувствую страшную жажду. Мне этого мало. Я демон, Сакаки. Это так отвратительно…
Тогда я закрыл лицо руками, словно от смущения, но на самом деле я плакал:
- Я не могу избавиться от этой жажды. Даже сейчас я готов испить твою жизненную силу, но я тебя люблю… это меня держит… Но надолго ли? Мне страшно…
Я убрал руки и посмотрел на дворецкого. Его лицо выражало изумление и растерянность.
- Твой поступок ужасен, но я думаю, что поступил бы также, будь я на твоем месте. И если тебе так нужна моя энергия, то я отдам ее тебе, - сказал он, протягивая руки ко мне, дико смутив меня своим предложением.
- Ты не понял! Это убъет тебя! – разозлился я, но тут же заговорил потише. – Сакаки, я чудовище, питающееся жизнями. Я готов был убить одиноких прохожих по дороге домой. Я смотрел на них, как хищник на добычу. Но мораль меня держит от этой жажды! А если я переступлю эту границу, то… то меня уже ничто не остановит, и я это знаю… Я омерзителен.
- Пусть так, но я от тебя не откажусь, - Сакаки был непоколебим сердцем, а я был невероятно благодарен ему… до боли в груди…
- Спасибо, - я слегка склонился.
- Не переживай, меня не пугает твоя суть. Любой волчонок вырастет в лютого зверя, а ты – мой щенок, - Сакаки обнял меня и поцеловал в соленую щеку. – И я рад, что ты доверяешь мне.
Его слова вдохновляли меня, но его близость – мою жажду. Все, я больше не могу терпеть! Мне нужна его сила! Но как это сделать, не убив его?
Тогда я закрыл глаза и, снова показав свои крылья, доверился своему демоническому инстинкту. Я предатель, да?
Я жадно смял его губы своими. Как же я давно хотел сыграть этот страстный поцелуй на его губах! Теперь я не скрываю свою страсть, я пью его силы через поцелуй.
Сакаки был удивлен, но не оттолкнул меня, так как понял, что таким образом я получаю то, что он сам мне и предложил. Я прижимаюсь к нему всем телом в похотливом экстазе.
Прости… прости… сейчас я веду себя так же, как и моя мать, когда соблазняла меня. Я переступил ту границу между нами, которую так страшился пересечь.
Его руки обняли меня и прижали к себе, а губы таки ответили на мой настойчивый поцелуй, волнуя меня еще сильнее. Когда его язык ворвался в мой рот, я подумал, что растворюсь в небытие. Все это похоже на жуткий, но сладкий сон, что вот-вот я открою глаза: и я никогда не был демоном, мать с отцом живы и они любят меня и друг друга, а Саки… а его никогда и не было…
Но реальность такова, что я – демон, и как подлый предатель сейчас целую того человека, который готов отдать ради меня все. Я должен был отстраниться и извиниться, но вместо этого мои руки нырнули к нему под рубашку, исследуя тело. Я сгорал от возбуждения! Трепет одолевал меня, поэтому жался плотнее, чтобы он понял то, как я сильно напряжен и хочу большего.
Сакаки держал меня крепко, удивляясь моей страсти, но его дыхание тоже было прерывисто. Моя рука скользнула к нему в брюки, наткнувшись на влажный от смазки член. Мой дворецкий вздрогнул от моего прикосновения. Я почувствовал, как его член напрягся сильнее, а я ликовал от того, что я все-таки пробудил в этом человеке страсть к себе.
Я во власти похоти и мне уже все равно, что будет. Смело обхватил его член рукой и настойчиво наглаживал по всей его длине. Сакаки прервал наш поцелуй и застонал, после чего поцеловал мою шею.
Я уже сидел на столе, а Сакаки, нависая надо мной, продолжал жадно целовать меня, попутно раздевая. Когда он стянул с меня штаны и оголил свой член, то вдруг остановился, глядя на меня. Он прищурился словно от боли.
- Кадзутака, я не смогу осквернить тебя таким способом, - он качает головой.
- Меня уже давно осквернил Ория, - жестокие слова я сказал; теперь Сакаки злится.
- Дело не в этом, Ория – не является членом семьи! – слышу в его голосе отчаяние. – А ты мой мальчик!
Он прижал меня к себе и продолжил говорить:
- Именно поэтому я убью себя, если сделаю это с тобой! Когда я сейчас подумал о том, как я проникну в тебя – моя душа разрывается на части. Я всегда хотел, чтобы ты находился в нормальном окружении, прости, что не смог защитить тебя от насилия. Ведь я люблю тебя… по-настоящему…
Я замер, осознавая то, что ни в коем случае не должен был соблазнять его. Да и вообще, Сакаки последнее время сам не свой, как и я. Мы морально держимся из последних сил. Если мы продолжим, то это может закончиться нервным срывом одного из нас. Если я и готов на эту близость, то для Сакаки – это катастрофа, ведь не для этого он меня растил, можно сказать, что в одиночку.
Любить по-настоящему… Это то, что я когда-то требовал от матери, а теперь сам же нарушил свою заповедь.
- Прости, что втянул тебя во все это, - я обнял его и вздохнул. – Я не хотел причинить тебе боль. Я просто дурак.
Тут я усмехнулся и продолжил:
- Я еще с детства в тебя влюблен, а по-настоящему я полюбил тебя уже потом. Но временами снова и снова вспыхивала и влюбленность с новой силой. Двойная любовь?
Мой дворецкий устало рассмеялся, но тут же замолчал, отстранившись и глядя мне в глаза.
- Но я боялся тебе об этом говорить, - смутился я.
- Я знал это, - кивнул он, погладив меня по лицу. – Я же не слепой, да и ты, будучи ребенком… на твоем лице все было написано; уж больно мечтательно ты смотрел на меня. Когда дети влюбляются, они постоянно преследуют того, кого любят, но не осмеливаются на близость, так как пошлость их пугает. Детская любовь – это любовь на расстоянии, безответная, а когда она грозится воплотиться в реальности, дети замирают в безотчетном ужасе. Но, если мы заговорили на чистоту, то я надеялся, что это у тебя пройдет.
- Вот как? – я был немного удивлен, но теперь еще раз убедился в том, почему я его люблю – за понимание, пусть и там, где это не нужно.
Я вдруг испугался, так как представил себе иную реальность, где Сакаки по каким-то причинам стал моим врагом и… он был бы самым страшным врагом! И я бы не смог его победить, лишь по одному простому обстоятельству – я люблю его. Он бы уничтожил меня.
Я заметно погрустнел.
- Кадзу, что ты там опять себе воображаешь? – поинтересовался дворецкий.
Черт! Он еще и мысли мои читает!
- Знаешь, но если ты захочешь поцеловать меня в губы, то я не буду возражать, - он подмигнул мне, чтобы я чуть взбодрился.
- Правда? – обрадовался я. – Тогда я этим воспользуюсь…
Какая же я сволочь, раз потянулся к его губам, но Сакаки сам поцеловал меня. А я был таким счастливым…
- Раз мы зашли так далеко, то завершим начатое так, без самого секса, - он оторвался от губ и коснулся моего члена. – Но больше не проси меня об этом…
У меня в горле пересохло от волнения. Теперь я наслаждался каждой секундой этого момента. Его рука уверенно ласкала меня. Мой дворецкий снова целовал меня, и я боялся даже дышать, словно это отпугнет его. Но стоны все равно срывались с губ, а когда Сакаки опустился к паху, я замер, не веря своей догадке.
Да, черт возьми, он взял мой член в рот, и я снова укусил себя за руку, но на этот раз для того, чтобы тут же не кончить. Я хотел расслабиться, чтобы обуздать свою страсть, но мышцы сами напрягались, чтобы я мог двигаться, проникая в рот Сакаки. Еще чуть-чуть и я понял, что апогей близится, поэтому я до крови искусал свою руку, лишь бы отодвинуть оргазм.
Но Сакаки это делал так уверенно, что я даже заподозрил его… хм… в некотором опыте. Неужели он делал это с мужчиной? И отчего-то интуиция мне подсказывала, что этим мужчиной был мой отец… предатели…
Ладно, я решил не думать о том, что может меня сейчас огорчить, поэтому отдавался ласкам дворецкого. Я должен был уже кончить, но сдерживался, как мог до тех пор, пока мои челюсти сильнее не сомкнулись на костяшках пальцев, и ни прозвучал хруст. Теперь резкая боль, напротив, лишь ускорила и усилила оргазм. Я уже хотел взвыть от блаженства, истекая спермой и от острой боли в руке, но… но я был так скромен, что издал лишь протяжный стон.
Сакаки приподнялся и изучающее посмотрел на меня, вытирая тыльной стороной ладони рот – видимо, его насторожил посторонний хруст.
- Кадзу! – он заметил мою искусанную кисть. – Это только ты во время секса можешь прогрызть себе руку…
- Хотел продержаться дольше, - скромно улыбнулся я.
- В следующий раз кляп проси, - вздохнул он.
Его взгляд так и говорил: «Мураки, блин, чудо в перьях!»
- О, а будет и следующий раз? – тут же смекнул я.
- Да, но не со мной, - нашелся и он, растянув губы в усмешке.
Я же здоровой ладонью дотронулся до его горячего члена, скользнув от головки до основания.
Дворецкий сглотнул, наблюдая за мной. Натирая член, мне пришла в голову мысль попробовать его на вкус, но Сакаки вздрогнул и остановил меня, коснувшись рукой моего подбородка и приложив большой палец к губам.
- Не делай этого, - попросил он.
- Почему? – спокойно возмутился я и заглянул ему в глаза, останавливая свою руку и убирая ее.
- Ты ведь ни разу этого не делал, ведь так?
- Думаешь, не получится?
- Не в этом дело, я вообще не хочу, чтобы ты это когда-нибудь делал, - ответил он.
- Но почему? Ведь ты делал это мне, - да уж, Сакаки умеет меня смущать.
- А ты не смотри на меня и других, ты отвечай за свои поступки…
- Да? – я отвел взгляд в сторону. – Я стараюсь хорошо себя вести, но иногда мне кажется, что все это не имеет смысла для меня…
- О чем ты? – не понял Сакаки и не торопясь, погладил ладонью по моей щеке.
- Перед кем отвечать за свои поступки? Перед Богом? Совестью? – негодовал я. – Сакаки, я падшая тварь, как бы я себя не вел, это не сделает меня белее. Я ничего не помню о себе, кроме того, что я Кадзутака Мураки, но я ведь знаю, что у меня есть и другое прошлое. Я не помню другой жизни, поэтому веду себя как ребенок, но каким я стану, если вдруг вспомню? А вдруг окажется, что мне тысяча лет и я… просто тварь…
Сакаки замер. На его лице снова отразилась тревога. Зачем я ему это сказал? Теперь снова будет беспокоиться.
- Не слушай меня! - я подскочил и, обвив руками за шею, снова смял его губы в поцелуе.
Он же, не долго мешкая, перехватил инициативу. Я не сдавался: гладил его грудь и плечи, прижимался к нему, терся. Его дыхание от моей близости сбивалось, и мне это нравилось. Да, и через поцелуй я ощущал, как его сила переходила ко мне, сливаясь с моей.
Тьма снова танцевала свой вальс в моей душе, и мой рассудок сдавал свои позиции перед этим натиском. Снова эта жажда; я думал, что она пропадет после оргазма, но я ошибался. Лютый зверь снова пробудился во мне с новой силой и руки сами прикасались там, где Сакаки был наиболее уязвим.
- Кадзутака… - дворецкий заметил, что я – уже не совсем я.
Но я целовал его шею, легонько покусывал ее, оставляя кровоподтеки, царапал кожу зубами. А моей руки было достаточно, чтобы его член окаменел и вот-вот готов был извергнуть семя. Как же много у него естественной смазки, и мне действительно не нужно его смачивать слюной, чтобы скользить безболезненно, не натирая нежную кожу.
У меня снова стянуло внизу живота. А так как я и так терся о Сакаки, то я в одну руку поместил оба члена.
- Кадзу… ах…
Ушам не верю – Сакаки стонет! Эта мелодия звучит для меня, а я ликую. У меня даже мурашки по коже пробежали от восхищения.
Его член запульсировал и я испачкался его теплым семенем. Взгляд Сакаки помутнел от блаженного оргазма, и я почувствовал, как его жизненная энергия изменилась, стала головокружительной, практически приторной. А в голове снова появлялись греховные мысли о том, как бы опустошить этот сосуд. Но тогда бы я убил его…
Руки сами потянулись к его шее, и я понял, что нужно остановиться. Я опасен! Дикое желание наброситься на него…
Это было страшно…
Тогда я закрыл глаза и прижал руки к груди, чтобы усмирить эту мучительную пытку.
- Кадзутака, ты в порядке? – забеспокоился Сакаки.
- Не знаю… подожди… - ответил я, не открывая глаз. – Сейчас я воспринимаю людей только как источник жизненной энергии. Чувствую, что могу… наброситься…
Я ощутил, как мужчина затаил дыхание, но чуть позже ответил:
- Это на высоте возбуждения происходит? – он заметил мою повторную эрекцию.
- Не совсем, скорее так: когда чувствую энергию, возбуждаюсь, а, возбуждаясь, еще сильнее хочу испить эту силу, но получая ее – я близок к безумию из-за того и другого… Ну и так по нарастающей… - я замолчал, так как задыхался от этой дьявольской жажды; словно невидимая рука сжимала мое горло и давила на грудь.
- Тогда… - Сакаки бесстрашно поцеловал мою шею, а его рука снова легла мне на член.
Он не продолжил свою мысль, хотя я и так догадался о том, что он задумал. Возможно, Сакаки прав, если я снова кончу, то весь мой пыл может снова раствориться. Я отдавался его ласкам, боясь лишний раз шевельнуться, чтобы не потерять рассудок и не вцепиться в открытую шею.
Что за дикий инстинкт?! Зачем? Зачем я осквернил себя убийством? Неужели теперь я всю жизнь буду испытывать эту неутолимую жажду? Эта кара настигла меня мгновенно…
Я даже громко простонал, когда оргазм волной прокатился по моему телу, и я все-таки рискнул пошевелиться: прижался к Сакаки, но мои хищные зубы вонзились ему в плечо, чтобы кровь окропила мои уста. Продолжающийся оргазм и вкус крови временно парализовали меня – это сочетание было самым дурманящим напитком в моей жизни. Хотелось углубить кровавый поцелуй, проникая в более крупные сосуды, но Сакаки довольно резко оттолкнул меня обратно на стол и в ярости посмотрел на меня.
- Моя душа сгорела сегодня в грехе, поэтому теперь я нуждаюсь в чужой жизненной силе… - сказал я раньше, чем он мог ударить меня по зубам. – Прости… я уже не контролировал себя…
Я растворил свои крылья, а в теле вдруг появилась звенящая слабость, хотя с чего бы это? Разве энергия не должна была меня взбодрить? Или она подобна наркотику – бодрит вначале, а затем усыпляет?
Сакаки мне что-то говорит, но я не слышу его, а туман застилал мне глаза. На мгновение мне даже показалось, что я умирал, уходил в небытие…

Я очнулся в своей комнате. Хотелось потешить себя тем, что я видел лишь кошмар, но, сколько я так себя буду обманывать? В голове странная пустота и тяжесть, а мучительная жажда, которая не давала мне вчера покоя, исчезла. Но если я снова буду думать о вчерашнем вечере, то уйду в депрессию. Или она у меня уже давно хроническая, но я просто не замечал этого?
- Кадзутака, хватит спать! – в мою комнату ворвался брат. – У меня плохие новости!
Ей-богу, скоро над дверью буду топор вешать!
- Что такое? – сонно проговорил я, хотя и предполагал, что он скажет, но внезапное появление брата в комнате выдавило из моих уст нотки удивления.
- Твоя мама… в общем, она умерла ночью, - заявил он.
Мне даже показалось, что не хватало фразы: «Ах, да! С добрым утром, тебя, Кадзу!»
События вчерашней ночи снова захлестнули меня с новой силой, расстраивая меня не на шутку.
- Где Сакаки? – спросил я и занервничал.
А вдруг я превратился вчера в чудовище, убил его и преспокойно пошел спать, забыв обо всем?
- Я его тоже разбудил, хотя он обычно раньше всех встает; сказал, что приболел, - ответил Саки.
- Приболел? – удивился я, нахмурившись.
Видимо я отнял у него много энергии…
- Сейчас встану… - сказал я и спрятался под одеялом.
- Твои действия противоречат словам… - заметил братец, но тревожить меня не стал. – Мы внизу…
Он ушел, закрыв дверь за собою.
Я только сейчас осознал, что свою мать я увижу только в гробу. Снова заниматься организацией похорон… Как представлю все это, так сразу же дурно становилось. А еще ко мне в голову пришла очередная безумная затея – снова пробраться в морг, чтобы взять кусочек ткани мозга на анализ. Но я уже учел все свои ошибки с предыдущего раза – Ория с собой не беру. Одному совершать такие дела проще.
Я вспоминал мать, какой она была. Слезы не вовремя принялись душить меня. Я вспоминал ее теплую улыбку, веселый смех, а потом то, во что она превратилась, когда заболела. Ее безумная мольба о смерти…
Подскочив с кровати, я оказался у окна, открывая его. Да, мне не хватало воздуха… матери…
Свежий ветерок обдул мое лицо, а я посмотрел на небо. Стены душили меня, хотелось бежать прочь от них, а также от своей мерзкой сути.
А еще невероятно болела рука, которую я искусал в порыве страсти. Она даже распухла, и было больно шевелить пальцами. Нет, ну я не мог же ее сломать?! Или мог?
Ладно, потом сделаю рентген и посмотрю, может, просто суставы повредил…
Перевязал руку бинтом покрепче и с трудом оделся. Да и брюки теперь с меня сползают, похудел что ли? Или я стал анарексиком, но просто не верю в это?
В холле находился мой брат и Сакаки. Последний действительно выглядел неважно – словно он не спал несколько дней и был бледен.
- Сакаки! – встревожился я. – Неважно выглядишь, ты как?
Он устало и молча посмотрел на меня. Его взгляд так и говорил: «Ты еще спрашиваешь?»
- Ничего, не умру, - вздохнул он, опустив взгляд, но затем снова окинул меня взглядом. – Кадзутака, чего это с тебя брюки сползают? Затяни пояс потуже…
- Дырок не хватает, - я смутился его замечанию.
- Купи новый пояс.
- Это не так просто. Я – случай нестандартный. Да и времени нет.
- Сделай сам запасную дырку, что ли… - снова вздохнул дворецкий.
- Вторую запасную? – я ляпнул правду-матку.
Зачем я ему это сказал? Он меня когда-нибудь убъет, наверное…
- Я сейчас тебе дырку в голове сделаю. Так, марш на кухню, пока нормально не поешь – никуда не поедем, - он мне поставил ультиматум, но так спокойно, обреченно.
- Есть перед походом в больницу и морг? – возмутился я.
- Я не думаю, что тебя это сильно смутит.
- Нет, смутит…
- Но не сильно, - парировал Сакаки.
Пока мы спорили, Саки молча смотрел то на меня, то на дворецкого.
- Кадзутака, я тоже еще не ел, так что… - Шидо энергично схватил меня за больную руку и потянул в сторону кухни. – Сделаем это вместе, хорошо?
У меня даже голова закружилась от боли. Я лишь недовольно цыкнул и прищурился.
- Саки! – я упирался.
- Что это у тебя с рукой? – он только сейчас понял, что это не простая царапина, и, перестав тянуть, всего лишь держал меня за руку, рассматривая ее.
- Ударился неудачно, ничего страшного, - соврал я и почувствовал на себе пронзительный взгляд Сакаки.
Да, я вру и не краснею.
- Стены отбивал, что ли? – предположил брат и хитро растянул губы. – И как ты не рассыпался?
О том, что я ударил его по плечу больной рукой, понял только тогда, когда кисть заломило от боли.
- Ах, не хило таки… - Саки прошипел от боли и потер свое плечо. – Синяк точно будет. Ха-ха!
Он почему-то умилился.
- Так, подеритесь мне тут еще! – разозлился на нас Сакаки.
- Нет-нет, мы просто общаемся, - махнул рукой братец и, схватив меня за локоть, потащил за собою. – Я прослежу за тем, чтобы он поел.
- Сядь! – приказал он, когда мы оказались на кухне.
Я невольно подчинился и вздохнул.
- Ты ведь любишь омлет, не так ли? Я могу приготовить его для тебя. Хочешь? – предлагал он, открывая холодильник.
Честно, он никогда не готовил для меня, и я немного удивился его внезапному рвению к заботе обо мне. Кроме того, Саки так выжидающе ждал моего ответа…
- Хорошо, я не против, - я отвел взгляд, так как понял, что покраснел.
Я привык, что обо мне заботились в основном только Сакаки, мама, Ория, Уке-чан… Нет, Шидо тоже проявлял иногда ко мне повышенное внимание, но это у него всегда происходило как-то спонтанно, по настроению. Иногда мы могли целую неделю не разговаривать, несмотря на то, что живем под одной крышей, но потом на него как нахлынет тяга к моему обществу, что я даже потом не знал, где спрятаться от него. Он пытался делать вид, что мы близки, обнимал, целовал меня, но я всегда чувствовал невидимую стену между нами…
Вот и сейчас у него была очередная тяга ко мне, решил накормить меня. Если бы отец был жив и вдруг сказал: «Кадзу, что ты хочешь на завтрак? Я приготовлю», - то у меня бы произошел сердечный приступ от одновременного ужаса и счастья.
Если так подумать, то я у отца редко что просил, а если был голоден, то всегда приходил к Сакаки или к маме. Черт возьми, я у отца ни разу не просил мороженого, шоколада или чего-то подобного! Да и не особо я любил сладости даже тогда, хотя мамины подруги частенько дарили мне конфеты, но я принимал угощения лишь из вежливости, а потом передаривал их другим детям из школы. Особенно мамины гости собирались по выходным, и в первый рабочий день ребята из класса уже с интересом поглядывали в мою сторону, особенно те, кому родители не разрешали сладкого. А еще в этом детском царстве есть один закон: у кого есть конфеты – у того есть власть над другими! И я этим порой бесстыдно пользовался, но так, ненавязчиво, практически незаметно. Вернее, я даже не прилагал к этому усилий, они сами рано или поздно подчинялись мне в знак благодарности или ради конфет, но в любом случае, угощение – повод познакомиться поближе со сладкоежкой.
Кстати, Цузуки, у тебя же тоже углеводозависимость, ха-ха…»

- У тебя есть сахар?! – вдруг воскликнул Асато, давясь слюной.
До того шинигами лишь внимательно слушал доктора, периодически меняясь в цвете от бледного до зеленого, пока не затронули больную для него тему.
«Откуда?» - хотел было сказать Мураки, но вдруг вспомнил, как на улице маленькая девочка настойчиво угостила его леденцами.
Есть он их не стал, лишь спрятал во внутренний карман пиджака и благополучно забыл, так как встретил шинигами, и началась вся эта история.
- О, есть у меня один леденец, - коварно заговорил Кадзутака, да так, что Цузуки не так его понял.
- Извращенец! – покраснел тот.
- Нет-нет, я говорю о реальном леденце, - доктор слегка опешил, так как понял, о чем подумал шинигами.
- Да знаю, что он у тебя реальный! – не верил тот.
- Не хочешь, ну и не надо, - даже обиделся доктор. – Тогда я продолжу…
- Подожди! Я… я согласен! – перебил его Цузуки.
- Боже, я запутался, чего ты хочешь, а чего не хочешь…
- Леденец хочу! Реальный! – да, теперь у Цузуки не на шутку разыгралась ломка по сладкому.
- Который из них? – теперь Мураки специально издевался над ним.
- Леденец! – требовал сладкоежка, жадно глядя на Кадзу.
Сейчас он ему казался большой сладостью, говорящей только «Йа Конфетко!»
- Ладно-ладно, наркоман несчастный, твой взгляд невменяем, - сдался Мураки и вытащил из кармана сосательную конфету, обернутую в фантик. – Держи…
- С-спасибо… - Цузуки чуть не заплакал, глядя на конфету на своей ладони, как жаждущий на воду.
- За тобой когда-нибудь придет белая смерть, - вздохнул доктор.
- Ты что ли? – Асато уже наслаждался сладостью.
Мураки решил промолчать по этому поводу.
- А у тебя есть еще? – спросил Цузуки.
- Ты еще эту не съел.
- Не, я просто спрашиваю... – хитро прищурился Асато.
- Я ее оставлю на тот случай, если мне вдруг придется тебя шантажировать, - усмехнулся доктор.
- Злыдень... – обиделся шинигами, наслаждаясь леденцом. – М-м-м…. конфета яблочная…
- Как тебе нужно мало для счастья, - немного позавидовал ему Мураки и умилился.
- Ага, теперь я тебя слушаю дальше…

Мураки:
«Я молча сидел за столом и вновь затосковал по матери, вспоминая ее.
- Укё-чан звонила, - прервал мои мысли Саки, стоя у плиты. – Но я ей еще не сказал о смерти твоей матери.
Кстати о невесте: она уехала по учебе буквально за несколько дней до моих бед, но, узнав о смерти отца, постоянно созванивалась со мной и поддерживала.
Я вдруг подумал о том, как я изменял ей с Мибу, с Сакаки… Я лицемер, ведь я так и не скажу ей этого, но что мне делать? Ведь Ория так просто от меня не отстанет, да и не знает Укё о моей жуткой сути. Как бы это эгоистично не звучало, но ее возвращение создаст мне проблемы. А Мибу умрет от ревности…
- Кадзу, - окликнул меня Шидо.
Или мне стоит рискнуть и раскрыть ей свою суть? Ведь я раньше боялся раскрыться перед Сакаки, но теперь все хорошо. Да и не могу же я с ней жить, скрывая правду. Если не испугается – я буду счастлив, если проклянет – то так тому и быть, значит, не любила.
- Кадзутака! – рассердился Саки и прижал меня к себе одной рукой за плечи. – Почему ты игнорируешь меня?
- Прости, я задумался о своем… - я не сопротивлялся ему.
Не было сил с ним бороться.
- Еда готова, - он поставил передо мной тарелку с омлетом.
Я взял палочки, но понял, что рука тут же заболела, когда я их отсоединил друг от друга.
- Тебе больно? Можно я тебя покормлю? – настаивал Саки, нагло улыбаясь.
- Спасибо, но я могу и другой рукой держать палочки, - отказался я.
Мне и так кусок в горло не лез, а если бы он еще меня кормил, то я бы совсем удавился.
Он так внимательно следил за тем, как я ем! (Сто пудов яда кинул, сволочь!)
- А ты почему не ешь? – поинтересовался я.
- Пока готовил – перехотел. Да и соврал я: ведь все-таки позавтракал, просто хотел тебя заманить на кухню, - откровенно ответил он, и прикрыл губы рукой, чтобы скрыть свою усмешку, но я заметил ее.
Мне не нравилось его коварство; почувствовал себя в ловушке.
После завтрака он сложил посуду в умывальник.
- Ай… чертов нож… - цыкнул Саки, случайно порезавшись лезвием ножа.
Я сначала не очень придал этому значения, но когда брат развернулся и шутливо сказал:
- Доктор, вылечи меня. Ха-ха! – рассмеялся он, показывая мне разрезанный палец, из которого вытекала кровь по капле, из-за чего моя собственная кровь вскипела от жажды.
А ведь я даже успел позабыть о ней, но появление красного напитка жизни вновь пробудило во мне это желание средь бела дня. Я не мог отвести глаз от раны: я чувствовал, как жизненные силы бурлят из этого источника, а сама энергия была такой иной… темной…
Я взял Саки за руку и коснулся раны губами, затем языком. Частица жизни хоть и была ничтожной, но этого было достаточно, чтобы взбудоражить мою душу.
Но тут дверь открылась, и на пороге кухни нарисовался Сакаки:
- Вы уже поели?
Мой брат почему-то испугался и поспешно убрал свою руку от меня, словно мы делали что-то постыдное.
- Да, - отозвался Саки.
Дворецкий заподозрил что-то неладное и прищурился, разглядывая нас.
- Что это у тебя? – он заметил порез на его руке.
- Ничего страшного, доктор уже вылечил меня, - бросил Шидо и вышел в коридор. – Я вас жду на улице.
Он ушел.
- Что-то случилось? – поинтересовался мужчина у меня.
Я лишь пожал плечами, и, все еще чувствуя вкус крови во рту, сглотнул. Да и сердце колотилось как сумасшедшее. Дворецкий же нахмурился и, взяв меня за подбородок, заглянул в глаза, словно ища в них правду.
- У тебя опять это состояние… - догадался он.
Я молчал и лишь прищурился. Что я мог сказать ему? Он и так все видит.
- Оставайся дома, мы сами все сделаем, - сказал мой воспитатель.
Если честно, я видел то, что Сакаки устал от всего этого не меньше, чем я, возможно, что даже больше.
- Ничего страшного, я ведь не буду кидаться на людей, - усмехнулся я.
Сакаки почему-то испугался моих слов и обнял меня. Его энергия страха и горечи снова захлестнула меня.
- Сакаки, не подумай превратно, но я сейчас невольно впитываю твою силу, и если она тебе нужна, то отпусти меня, - предупредил его я. – Кроме того, она темная и тревожит мою жажду еще сильнее…
- Да что же ты так осквернил себя кровью? – вознегодовал он и отстранился. – Сиди дома. Саки скажу, что ты заболел, и я тебя не отпустил.
- То есть, даже если я возражу, ты все равно меня не отпустишь?
- Да, - самодовольно усмехнулся он.
- На каком основании? – парировал я и тоже растянул губы в улыбке.
- Кстати об этом, - он вдруг достал какие-то документы. – У меня был договор с твоими родителями – в случае их смерти, я становлюсь твоим официальным опекуном до тех пор, пока ты не станешь совершеннолетним. Саки это тоже касается.
От удивления у меня отвисла челюсть.
- Опекуном двух детей? – изумился я, ведь Сакаки не женат и юридически таким людям обычно отказывают в опекунстве.
- Да, твой отец нашел способ, как это сделать, так что уже сегодня я подам документы, - ответил он. – Ты рад?
- Я… - я даже покраснел, словно мне не опекуна назначили, а жениться повели.
Конечно, и без этого бы Сакаки присматривал за мной, но отныне официально он – моя семья, и я больше не чувствовал себя сиротой. И это было… здорово!
Я обвил его шею руками и прижался к нему, совсем как маленький, несмотря на то, что моя звериная жажда разыгралась так, что хотелось устроить кровавый пир средь бела дня у всех на глазах.
- Хорошо, вампирёныш, вижу, что рад, но мне пора, - Сакаки ретировался к выходу, отцепляя меня.
- Ну, возьми меня с собой, я буду нормально себя вести, - закапризничал я, не желая отпускать его.
- Назови хоть одну уважительную причину, чтобы я тебя взял с собой.
- Вообще-то это я должен заниматься организацией похорон…
- Я твой опекун, так что отдыхай.
- Ладно, тогда я буду тебя шантажировать, - уже вредничал я.
- Чем же?
- Если ты меня оставишь в доме, то начнут пропадать горничные, - мои уста сами это сказали раньше, чем я успел об этом подумать.
- Кадзу, не шути так! – испугался он, больно схватив меня за запястья. – Это уже не смешно…
Мне же захотелось рассмеяться, но разумом понимал, что с моей психикой происходит что-то не то, поэтому промолчал и задумался. Действительно, что я несу? Начинаю вести себя как… моя мать…
Да и голова снова закружилась.
- Кадзутака!
Я открыл глаза, хотя и не помнил того, чтобы закрывал их. За талию меня придерживал Сакаки, тревожно глядя на меня, а руками я держался за его пиджак.
Что? Я снова чуть не грохнулся в обморок? Что-то мне не нравится это! Да и затрясло меня от слабости…
- А ты еще ехать собрался! – рассердился на меня мужчина. – Сегодня я вызову врача, пусть осмотрит тебя; если он скажет, что это истощение – пеняй на себя, господин.
- А вдруг это из-за моей странной силы?
- Но раньше же с тобой этого не было, - Сакаки взял меня на руки и понес в мою комнату.
- Может я… перерождаюсь… - тихо сказал я, прикрывая глаза от яркого света, когда мы по пути оказались рядом с окном в коридоре.
Я не сопротивлялся сакакинской настойчивой заботе.
- В смысле? – не понял он. – Во что ты перерождаешься?
- Как гусеница в бабочку, я же из человека в демона, - ответил я, и дворецкий споткнулся, поднимаясь по лестнице, чуть не уронив меня.
Я с испугу вцепился в него, обняв за шею.
- Не расстраивай меня, чертенок, - на пару секунд он замер, чтобы перевести дух, а затем немного встряхнул меня, так как я выскальзывал из его рук и продолжил свой путь.
В комнате он уложил меня на кровать.
- Не убегать, не исчезать, я скоро вернусь, - приказал он, а затем затараторил: – И вообще, лучше не вставай с кровати, а то свалишься где-нибудь. И вот тебе телефон, если захочешь позвонить своему любимому другу или невесте, можешь даже пожаловаться им на меня. А еще ты наказан!
Он поцеловал меня в лоб и исчез быстрее, чем я телепортируюсь.
Я сначала лежал в недоумении, но потом вспомнил одно очень важное дело – хотелось сравнить ткани мозга моих родителей на наличие одинаковой патологии. Но мамин образец нужно было еще добыть. Но как мне это сделать, если я стал… хм… таким падучим?
Я резко встал, чтобы подготовить инструменты для вылазки, но оказалось, что Сакаки еще не ушел, и, снова проходя мимо моей комнаты, он решил заглянуть и застал меня за тем, как я собирал свою сумку, сидя на полу.
Я так и замер, глядя на опекуна – я как раз укладывал резиновые перчатки и пинцет. Но я тут же сделал вид, что все это наоборот выкладывал.
- Что ты делаешь? Я что тебе сказал?! – но Сакаки все равно заподозрил меня в чем-то.
- Навожу порядок в сумке, убираю все лишнее, - невозмутимо ответил я.
- И с чего это тебе так внезапно захотелось навести порядок в ней? – не поверил он и приблизился ко мне.
Дворецкий взял мою сумку, слегка встряхнул ее, и она отозвалась металлическим лязгом. Затем он заглянул в нее: зонд анатомический трупный с делением, зонд хирургический пуговчатый двухсторонний, набор игл хирургических, крючки хирургические трехзубчатые острые, ножницы остроконечные, ножницы тупоконечные прямые, щипцы-кусачки, скальпель, ножи медицинские и даже молоток анатомический с крючком…
И спирт…
- Прямо-таки набор юного патологоанатома… - прокомментировал он, догадавшись о моих нечистых замыслах.
Я сидел на полу и молча смотрел на своего опекуна.
- Ну что же? Опять ночью на вылазку собрался? – прямо спросил он, пронзая меня взглядом.
- А ты меня остановишь? – я не стал скрывать своего намерения, да и глупо таить, когда и так все очевидно.
Он вдруг пришел в ярость: уронил мою тяжеловесную сумку на пол, а меня самого схватил за грудки, заставив встать на ноги. Странно, но я вовсе не боялся его гнева, напротив, мне даже нравилось его противостояние. Страсть снова закипела. Мы смотрели друг другу в глаза, а я молчаливо ликовал тому, что я – птица свободная, никому неподвластная по своей сути.
Ярость в глазах Сакаки вдруг улетучилось, а на ее место пришла грусть, граничащая с отчаянием. Иногда мне казалось, что этот человек готов закричать от боли и бессилия. Но я, как подлая тварь, безжалостен.
- Я буду осторожным, обещаю, - сказал я и кивнул.
- После того случая охрана наверняка усилилась, - беспокоился мой дворецкий и прижал меня к себе, обнимая.
Он дрожит, а его сердце без устали бьется в страхе за меня.
- Все будет хорошо, поверь мне, - я тоже обнял его и погладил ладонью по волосам.
Он вдруг сам поцеловал меня в губы, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Но он тут же отстранился и усадил меня на кровать, пока я не вошел в раж.
- Тогда не забудь, что ты дал мне обещание вернуться живым и невредимым, - напомнил он и взъерошил мои волосы.
- Прости за беспокойство, - все же извинился я.
Когда он с моим братом уехал, я продолжил свой сбор. После я позвонил Мибу…»

***

Сознание Ория:
«Произошло страшное, мне позвонили из больницы и сообщили, что моя мать убежала и ее нашли мертвой в парке. Как это на нее похоже…
Я, конечно, был вне себя от горя, но постепенно пришло спокойствие. Не знаю, может оттого, что ее мучения наконец-то закончились, и мне только осталось проводить ее в последний путь…
Хорошо, что со мной был дед, а иначе бы я просто не знал, что делать. Как я порой завидовал взрослым за умение не теряться тогда, когда это нужно. Старик мне очень помог.
После обеда позвонил Мураки. Я несказанно обрадовался этому, хотя и делились мы друг с другом горькой печалью. Оказалось, что и его мать умерла. Но в нем мне показалось что-то странным, словно он утаивал от меня нечто, либо он во время разговора задумывался о чем-то своем и меня не слушал…»

Мураки:
«Я не стал ему рассказывать о том, что произошло на самом деле. Почему я так решил? Не знаю, просто не стал пугать его своей чудовищностью. Да и, если честно, я боялся ему об этом рассказывать. У него и так горе, а тут еще я со своей странной природой.
Разговор не клеился, вернее, говорил все время Ория, я же не мог сосредоточиться на его словах. Голова закружилась, стало нехорошо. Я вспомнил слова Сакаки о том, чтобы я находился в кровати, но, посмотрев на нее, я вдруг понял, что не дойду. Все тело онемело от накатившей усталости.
- Кадзу, ты меня слушаешь?! – разозлился Мибу.
- Подожди… - ответил я и прислонился к стене спиной.
Что за чертовщина?! Ноги не держали меня…»

Сознание Ория:
«Тревога затаилась в моем сердце.
- Эй, Мураки, ты там как? – еще раз поинтересовался я.
Но вдруг раздался какой-то грохот, словно телефонная трубка упала, но связь не прервалась.
- Кадзу!»

Мураки:
«Я выронил трубку, но удара об пол уже не почувствовал. Снова этот странный звон в ушах. Мне не было больно или тяжело, просто тело не подчинялось моей воле. Это удивляло меня.
Я открыл глаза, обнаружив себя лежащим на полу.
- Кадзутака! Алло! Отзовись! – раздавался встревоженный голос Ория из трубки, который без устали звал меня. – Отзови-и-и-сь! Кадзу-у-у-у!
Мибу в отчаянии уже напевал что-то мелодичное. Когда звон в ушах прошел, я пошевелился и взял телефон.
- Прости, Ория… Я в последнее время плохо себя чувствую… - извинился я, приподнимаясь с пола.
- Что это только что было? – недоумевал он. – Обморок?!
- Не беспокойся, это переутомление, не смертельно, - уверял его я и резко встал.
В глазах снова потемнело».

Сознание Ория:
«Снова раздался грохот, но уже сильнее, да и связь прервалась.
- Мураки! Мать твою! – ругался я. – Выспись, ради бога! Чтобы не падать…
Я перезвонил, чтобы дозвониться хоть до кого-нибудь из его домашних.
Трубку взяла какая-то женщина.
- Здравствуйте, это Ория Мибу, - начал я. – Сейчас Кадзутака Мураки лежит без сознания у себя в комнате, окажите ему первую помощь, пожалуйста. А когда он очнется, то передайте ему от меня волшебный пендель, хорошо?
- Что?! - женщина была изумлена и, бросив трубку, видимо побежала спасать своего господина.
Но мое беспокойство лишь усилилось, поэтому я поспешил к его дому. Хорошо, что Сакаки не было, не хотелось бы мне перекидываться с ним колкостями.
- Он уже пришел в себя, спасибо, - поблагодарила меня горничная, пропуская в дом и следуя за мной.
Я попросил у нее тонометр, чтобы измерить кровяное давление моему заболевшему другу. Когда я открыл дверь, Мураки вздрогнул и сел, удивленно уставившись на меня.
- Что это с тобой? – я тут же уложил его на подушку, надавив на плечо.
Он, не говоря ни слова, подчинился мне и позволил измерить давление.
- Семьдесят на сорок?! – не поверил я и перемерил, но так и было, вернее, нижнее давление даже не прослушивалось. – Кадзу, что с твоим давлением? У моей умирающей матери давление и то выше было!
- Твоя мама – гипертоник… была… - ответил Мураки и улыбнулся.
- Выглядишь не важно, давай я тебе укол кофеина сделаю?
- Сделай, - флегматично отозвался тот.
- А я кофе наведу! – отозвалась горничная и побежала на кухню.
К счастью, Кадзутака не боялся ни уколов, ни физической боли в принципе. Иногда мне казалось, что если ему будет невыносимо больно, то он готов терпеть, изображая легкую меланхолию на своем лице.
- Вот теперь тебе будет лучше! – взбодрил его я. – А теперь, как будущий врач, скажи мне: что это с тобой?
- Это все потому, что он практически ничего не ест с момента смерти его отца, - женщина сдала своего господина, когда вернулась с чашками с кофе и услышала меня.
- Что?! – рассердился я. – Так долго?!
- Неправда, сегодня утром я позавтракал, - возразил Мураки, - и вчера ел мисо-суп.
- Ну-ну, - усмехнулась горничная, взяв пояс со стула и показав мне дополнительные дырки.
Кадзутака тут же спрятался под одеялом с головой.
- Ладно, я покидаю вас, - женщина испарилась за дверью.
- Кадзу, епт! – разгневался я. – Прекрати заниматься самоедством в прямом и переносном смысле этого слова, и, давай, выбирайся из своей депрессии! Посмотри на меня!
Я схватился за одеяло и стащил его так, чтобы увидеть лицо парня, несмотря на сопротивление.
- Посмотри на меня! – вторил я, нависая над ним. – Я тоже потерял близкого человека, но я же не забываю о себе…
Мураки вдруг усмехнулся:
- Я завидую тебе, Ория…
Но эта самодовольная усмешки лишь привела меня в бешенство.
- Чему тебе завидовать? – я влепил ему звонкую пощечину…»

Мураки:
«Да, я огорчен потерей обоих родителей, но меня сейчас больше всего беспокоило другое. Да, Ория, я завидую тебе потому, что ты человек…
Его удар рассердил меня и я ответил ему тем же, и так сильно, что свалил Мибу с себя на пол.
Ория изумленно и сердито вырос передо мной:
- Драки хочешь?!
Он схватил меня за пижаму одной рукой и приподнял, я же хищно прищурился, выпуская свои крылья…»

Сознание Ория:
«Я замер в восхищении и лишь вздохнул:
- Я не смогу ударить ангела в пижаме с мишками…
Да, я порой забываю о том, что он не человек и что именно это его основная проблема, а не только смерть родных. Я прижал его к себе; подумать только, несколько секунд назад мы могли бы сцепиться в драке.
Кадзутака прижался ко мне, а его крылья дрожали как осиновые листочки.
- Я теряю рассудок, ко мне в голову приходят страшные мысли… - признался он.
Зря я тогда не придал его словам особого значения, ведь именно в то время он испытывал сильнейшее влияние своей сущности, но это я узнал от него уже потом, когда было слишком поздно. Кроме того, я даже не поинтересовался о том, что ему пришло в голову!
- Не беспокойся, - сказал я тогда и уложил своего ангела на кровать. – Все будет хорошо…
Я еще некоторое время побыл с ним, но потом вернулся Сакаки. Я подумал, что он будет недоволен моему визиту, но я ошибался. Дворецкий поблагодарил меня за то, что я пришел.
- Иногда мне хочется разорваться на части, чтобы везде успевать, - сказал он мне, когда мы вышли во двор.
Мне он показался невероятно уставшим, выжатым… Я никогда Сакаки таким не видел, и тут же забыл о своей ревности и ненависти; мне стало жаль его.
- Ория, - вдруг окликнул он меня, когда я уже открыл ворота.
- Да? – обернулся я.
- Скажи честно: ты бы отдал за него свою жизнь? – это был очень серьезный вопрос и я растерялся.
Я, конечно, любил Кадзу, но как сильно? Любить больше своей жизни – это слишком громко сказано!
- Ладно, не отвечай, - Сакаки не дал мне что-либо сказать. – Смогу ли я тебе доверить его, если со мной что-нибудь случиться?
Что за чертовщина творится в этом доме?! Я был крайне смущен!
Сакаки вдруг осмотрелся и, убедившись, что мы одни, склонился к моему уху.
- Если произойдет что-то страшное, забери его отсюда, не оставляй его одного, - зашептал он.
Тогда его слова показались мне странными, но я их понял только сейчас, спустя столько лет. Это его завещание.
Кстати о Сакаки, после того, как Мураки был погребен в собственной лаборатории, Сакаки слег с инфарктом в больницу, когда узнал об этом. А когда Кадзутака еще и сбежал из киотской больницы домой, я чуть с ума не сошел, так как знал, что рядом нет его дворецкого, который бы помог ему. Когда я думал о том, что Мураки в этих стенах будет один, то у меня волосы становились дыбом, потому что у него был шанс убить себя…»

Хисока: «Я всегда думал, что Мураки работает один».
Ория: «Ты прав в какой-то мере, Кадзутака действительно предпочитает делать все сам, но временами и ему требуется помощь. Например, корабль «Королева Камелия» он потопил только благодаря помощи Сакаки. Тот помог ему найти взрывчатку, даже установить ее, а затем забрал Мураки на вертолете, когда корабль пошел ко дну. Кадзу не смог бы телепортироваться или улететь на своих крыльях, когда берег за тысячу километров от него».
Хисока: «Зачем он вообще потопил корабль? Боялся, что его раскроют в торговле органами?»
Ория: «Не совсем. Этот корабль – лаборатория для исследований в первую очередь. Заметь, не нужно было охотиться в городе на людей и подвергать себя лишней опасности. Эту работу делали другие люди, он всего лишь вынимал органы и использовал их в своих исследованиях. Но когда Мураки нашел Цузуки, то эта лаборатория для него стала бесполезной, и он затопил ее и лишних свидетелей. Конечно, он мог просто уйти, а этот бизнес развивался бы и без него, но ему было… как бы так сказать… омерзительно, что ли…»
Хисока, недоумевая: «Омерзительно? Этому маньяку?»
Ория: «Мураки – это ходячее противоречие. Он может совершить убийство, смакуя каждый его миг, но при этом содрогнуться от мерзости свого поступка. Он может вести темный бизнес, несмотря на то, что его будет тошнить от этого. Я не раз замечал то, как Кадзутака был невероятно зол после очередного темного дела. Он прекрасно знает, что данный поступок отвратителен, но он как-то приспособился испытывать отвращение и наслаждение одновременно».
Хисока: «Это безумие…»
Ория, усмехнувшись: «Да я как-то и не сомневаюсь».

Мураки:
«К вечеру меня теперь еще и мутило так, словно я заработал пищевое отравление. А домашние приставали ко мне, чтобы я поел, хотя мне было плохо то одного только запаха еды. Меня тошнило с желчью, и я подумал, что скоро не только желудок в узел завяжется, но и печень отвалится. Когда же я перестану обнимать своего фарфорового друга?!
«Неужели теперь человеческая еда для меня яд?» - тогда думал я и боялся собственных домыслов.
- Господин анарексик, - Сакаки еще и издевался надо мной, наблюдая за моими страданиями, садист. – Может, вы отложите сегодняшнюю ночную прогулку на завтра?
- Уйди… - разозлился я, махнув рукой.
- Ты впрямь как твоя мать, когда она напивалась вина, - негодовал мой опекун. – Давай я тебя в больницу увезу.
Я лишь покачал головой.
- Это мое… природное… - очередной приступ тошноты заставил развернуться к унитазу. – Видимо…
- Да, но раньше это было не так часто…
В дверях появился Саки:
- Кадзу, ты как? – живо поинтересовался он, поедая ароматный якитори, держа бамбуковый шампур в правой руке.
- Буэ-э-э! – очередной спазм в желудке не заставил долго ждать.
- Ох… - скривился братец.
- Уйди с едой с глаз моих! – во мне явно дьявол заговорил.
- Прости-прости… - сразу же извинился он.
(Сейчас-то я знаю, что он нарочно глумился надо мной, наверняка ему хотелось сказать, что-то вроде: «Прости-прости, цианистого калия я положил чуть больше, чем обычно!»)
- Мне всего лишь нужно воспользоваться этой комнатой, - тут же обиженно насупился Шидо.
- Ну, не с едой же в туалет заходить! – пуще прежнего разозлился я, и, протолкнувшись между ним и Сакаки, поспешно покинул эту комнату, которая по замыслу должна быть уединенной.
Я ушел к себе.
Я практически передумал о походе в морг, но к ночи мне стало лучше. И чем ближе была полночь, тем быстрее все мои симптомы проходили, даже появлялась легкость в теле и бодрость. Я не почувствовал какой-либо тяжести, когда резко поднялся с кровати сразу на ноги; я словно оживал.
«Вот и отлично!» - обрадовался я этому, ведь не хотелось, чтобы мое нездоровье сломало все мои планы.
Я открыл окно, чтобы полюбоваться ночным пейзажем и волнующей проклятой луной. Я любил ее, но и презирал. Я даже вообразил себе, что у луны есть богиня, живущая на Земле и что, если ее поймать и уничтожить, то и этот звездный пастух разорвется на куски и упадет метеоритами на землю. И тем самым перестанет терзать мою душу…
Я решил не предаваться глупым мечтам и взял свою сумку. Нужно было идти. Я не телепортировался; решил пешим ходом добраться, а заодно прогуляться, погрузиться в эту ночь.
- Я надеялся, что ты передумаешь, - Сакаки появился у ворот, как Цербер и пронзал меня своей яростью.
- Если хочешь, иди со мной, - вдруг спокойно предложил я.
Да, я не собирался останавливаться и Сакаки это знал. Я прошел мимо, открывая ворота.
Дворецкий лишь раздраженно цыкнул, но куда ему еще деваться? Молча последовал за мной.
- Что будем делать с охраной? – чуть позже поинтересовался он.
Я тут же вспомнил то, как погрузил медсестру в бессознательный сон концентрированной отрицательной энергией.
- Я оглушу их, - ответил я.
- Ты? – удивился он. – Чем?
- Ты же не думаешь, что я безобидный маленький мальчик? – усмехнулся я и, остановившись у бордюра, коснулся тонких стеблей спиреи.
Я прищурился и силой воли направил темную энергию на кустарник. Спирея оказалась чувствительной к этому; ее листья тут же скрутились, а некоторые даже засохли и осыпались. Если бы она могла говорить, то непременно бы закричала и попросила пощады. Даже ее соседи словно пришли в движение, медленно отклоняя стебли от «зараженной».
Я убрал руку и посмотрел на Сакаки. Он молча глядел на проявление моей силы на кустарник. Не скажу, что он был доволен, но находился под впечатлением; не каждый же день видишь такое.
- А на людей это как действует? – спросил он.
- Медсестра потеряла сознание, но на какое время – не знаю, - ответил я, пожав плечами, и продолжил путь.
- Я слышал, что администрация решила установить видеонаблюдение, но не думаю, что за неделю они могли сделать это, - предупредил меня Сакаки, когда мы подобрались к воротам.
- Даже если засветимся, не думаю, что пункт наблюдения находится за какой-нибудь потаенной стеной, - улыбнулся я. – Можно будет просто забрать кассету…
- Тоже верно, - кивнул дворецкий и перелез через ворота, следуя за мной. – Здесь темно.
Ну да, освещение было не ахти, но для меня это преимущество.
- Держись за меня, - сказал я и, взяв Сакаки за руку, повел.
- Да уж, эти глаза явно не только для красоты, - заметил дворецкий и хмыкнул.
Я даже не понял: он издевался или это был комплимент такой? Но мне было не до этого…
- Как проникнем? – спросил он.
- В прошлый раз я пролез через окно, - ответил я, остановившись у стены. – Сейчас посмотрим, установили ли они сигнализацию…
В окнах я не заметил ничего подозрительного, скорей всего больница не имела лишних денег для столь срочного и дорогого оборудования против воров и прочих неприятелей. Скорей всего охрана получила «анальный втык» от начальства и теперь она просто не спит, как обычно, а честно исполняет свои обязанности.
- Охрана после того случая наверняка теперь будет держаться вместе, - тихо предположил я.
- Нападать на вооруженных людей – безумие, - Сакаки моя затея явно не нравилась.
- Знаю, но не возвращаться же? Попробую определить их местонахождение.
- Как?
- Все люди излучают энергетику, я просто их попробую почувствовать, - ответил я и закрыл глаза.
Я сосредоточился, подчиняясь своему демоническому инстинкту, но стены мешали мне это сделать, да и другие помехи тоже: жизненная энергия ночных птиц, мышей, деревьев…
Я открыл глаза и недовольно посмотрел на больничные стены.
- Что-то не так? – догадался Сакаки.
- Да, много помех, мне нужно проникнуть в здание или… - тут меня осенило. - …Или отправить туда шпиона.
- Э-э?
- Нет, не тебя, - продолжил я и осмотрелся по сторонам.
На глаза мне попались летучие мыши, прятавшиеся в кронах деревьев и высматривающие насекомых.
- О-о… - я невольно растянул губы в дьявольской улыбке. – Это будет интересно…
Я знал, что рукой мне до них не достать, но…
Я снова закрыл глаза и мысленно сосредоточил свою темную энергию со всего тела в голове. Затем я резко открыл глаза, глядя на летучих ночных тварей. Они замерли, словно были парализованы. Как просто! Я и не знал, что владел гипнозом, просто им не пользовался…
- Ко мне… - повелел я, хотя сам не думал, что данный приказ вырвется из моих уст, словно существовал невидимый инструктор, говорящий моими устами.
Рукокрылые устремились ко мне, и я инстинктивно взмахнул рукой вверх, чтобы они не налетели на меня. Они окружили меня, а затем сбились в кучу, словно ожидая моих дальнейших указаний.
Сакаки смотрел на все это с открытым ртом. Наверняка я был похож на слугу Сатаны, совершая все это. Я же испытывал крайнее любопытство от того, что я делал. Еще я понял важную истину: мои слова – это заклинания, поэтому желательно их произносить вслух, если я хочу, чтобы все получилось.
- Исследуйте, покажите мне, где охрана, - распорядился я и загипнотизированные животные разлетелись, проникли в здание, выполняя мой приказ.
Сакаки даже не шевельнулся.
- Колдовство… - прошептал он, и суеверный страх объял его.
- Извини, именно поэтому я собирался пойти один, - сразу же извинился я. – Ты должен был ожидать что-то подобное. Если тебе страшно, иди домой.
- Нет, я с тобой до конца, - дворецкий словно очнулся от наваждения и взял свою волю в кулак.
- Тогда без истерик и проклятий о чертовщине, - попросил его я.
Сакаки лишь рассердился на меня, но промолчал.
- Мне тоже не по себе от всего этого, - возмутился и я. – Но другого способа я не вижу.
Вдруг перед глазами появилась картина: комната, а за столом сидят двое мужчин, о чем-то беседуют. Видение исчезло, а я от неожиданности коснулся лба рукой, вытирая пот. Это мои крылатые шпионы прислали мне ответ и ждали дальнейших действий.
- Ты в порядке? – забеспокоился Сакаки, заметив мое изумление.
- Да, просто теперь я знаю, где находится охрана, - ответил я.
- И как мы поступим? Ворвемся или выманим?
- Хм… я попрошу об этом моих крылатых друзей, - усмехнулся я, когда ко мне подлетела одна из мышей.
Мой дворецкий лишь нахмурился.
- Выманите их на улицу, - приказал я своим куклам. – И дайте мне видеть то, что происходит.
Мои ночные хищники бесцеремонно ворвались в помещение и, собравшись в плотную стену, надвигались на мужчин. Люди испугались внезапному появлению этих дьявольских тварей: отмахивались руками, предметами, но мыши кусали мужчин, путались в волосах, лезли под одежду. Закричав от ужаса, охрана выбежала из кабинета в коридор, но летучие мыши не отставали и полетели за ними. Один мужчина вытащил пистолет и стал стрелять по моим помощникам, но второй охранник рассердился на него, отобрал оружие и потянул своего коллегу к выходу.
- Сейчас… - прошептал я и устремился к парадному входу, прислоняясь к стене.
Сакаки же встал за деревом и достал свой пистолет, чтобы прикрыть меня в случае чего. Но я надеялся, что этого не потребуется. В руках я накопил темную силу; очень хотел, чтобы ее хватило на них, ведь я тогда еще не знал, сколько нужно, чтобы человека оглушить, а не убить.
Охрана пулей вылетела из здания, а я подкрался к ним сзади, и высоко подпрыгнув, довольно грубо дотронулся ладонями до их голов, пропуская в их сознание эту темную концентрированную мерзость. Это парализовало мужчин, и они рухнули наземь, а я еще хорошенечко припечатал их лица в землю, так для уверенности. Удар оказался сильным, судя по появившейся крови у одного из них. Скорей всего я разбил ему нос.
Разлитая кровь пробудила во мне невероятную жажду, и даже страшно было подумать о том, что бы я мог сделать, если бы не присутствие Сакаки. Энергия крови взывала ко мне, но я отпрянул, как ошпаренный, натолкнувшись на своего сообщника.
- Молодец… это было даже красиво, - я не ожидал от него похвалы.
Он положил руку на мое плечо и продолжил:
- Снова жажда? – догадался он.
Я лишь прикусил себя за руку, совершенно позабыв о том, что она и так травмирована из-за укусов и чуть не взвыл от боли.
«Нет, нужно сделать рентген! Наверняка трещина!» - подумал я и встряхнул кистью; она отозвалась ноющей болью.
Сакаки почему-то тихо рассмеялся, глядя на мою гримасу.
- Так, вампирёныш, давай обезоружим этих и свяжем на тот случай, если они вдруг очнутся раньше времени, - предложил он.
Вампирёныш? Нет, вампиры пьют кровь, мне же хватит и капли, чтобы насытиться ею, и потребовать жизнь целиком. Мне нужна не кровь, а жизни, чтобы насытиться вдоволь…
- Давай ты этим займешься? А я начну вскрытие, чем сэкономим время, - ответил я, развернувшись к двери.
В такие моменты мне лучше составить компанию мертвецу, чтобы я не обезумел от жажды. Еще немного времени и передо мной на столе уже лежала моя мертвая мать. Но так как я не ощущал от нее жизни, это тело мне казалось лишь предметом. Это меня злило немного, но я так устроен.
Я ничего не чувствовал, когда резал ее, словно разбирал поломанные часы. Меня одолевало лишь желание узнать правду. Работая, я вдруг задумался: а что если, когда я впитал ее жизнь, то поглотил и ее душу? Вдруг я уничтожил ее навсегда?! Что я за демон? А вдруг, убивая, я действительно поглощаю души? Конечно, это не так, но тогда я очень переживал по этому поводу, воображал себе всякие страсти…
Сакаки ужаснулся, когда вернулся и увидел меня, ковыряющегося в теле собственной матери. Хотя, скорее всего, его поразило мое полное хладнокровие; он же ожидал от меня эмоций.
Он как раз подоспел к той части, которая меня интересовала больше всего – вскрытие черепной коробки. А на другом столе я уже выложил все внутренние органы для исследования. Мой дворецкий прикрыл рот рукой: то ли от специфического трупного запаха, то ли от накатившей тошноты.
- Ох, госпожа… - расстроился он, глядя, то на разрезанное тело моей матери, то на отдельно лежащие органы.
Я же взял специальную пилу для вскрытия черепа, сняв скальп перед этим. Сакаки занял место у окна, где раньше стоял Ория, когда я вскрывал отца.
- Надеюсь, что мы не зря сюда пришли, - сказал он, открывая окно.
- Я тоже, - не сразу отозвался я, уже вскрывая черепную коробку и обнажая мозг. – Я так и думал…
- Что там? – не оборачиваясь, поинтересовался Сакаки. – Я вообще-то хотел запомнить свою госпожу в другом виде… а не в разобранном…
- Те же тараканы в голове, что и у моего отца, - почему-то съязвил я, вытаскивая мозг и укладывая его на стол рядом с другими внутренностями.
- А поподробнее? – настаивал Сакаки и все-таки посмотрел в мою сторону, нахмурившись.
- В ее мозге те же губчатые образования, что и у моего отца, - ответил я, отрезая кусочек пораженной ткани на исследование.
- И что это значит?
- У них было одно и тоже заболевание, которое их и погубило… - предположил я, продолжая исследование внутренних органов. – Но так как мои родители общались мало, то все это очень странно…
Во время вскрытия я обнаружил, что у моей матери была больная печень, хотя это не удивительно, столько пить, да и из-за нейролептиков клетки печени тоже поражаются, ведь дозировка у нее была не малая. Да и что я говорю? Она умерла от передозировки аминазина…
В общем, я выяснил то, что хотел, пора закругляться. Складывая органы обратно в брюшную полость, матка мне показалась слишком большой. Я не резал этот орган, так как не видел в этом необходимости, да и что-то суеверное меня отталкивало. Ведь я родился из чрева этой женщины…
Но любопытство взяло вверх, и я разрезал матку. Передо мной предстал… плод!
- А! – я даже воскликнул от удивления и уронил скальпель, а кровавой перчаткой коснулся лица.
- Что такое?! – ко мне поспешил Сакаки.
- Моя мама была… беременна! – все еще изумлялся я.
- Ох… - мой дворецкий тоже был изумлен и посмотрел на разрезанную матку, в которой находился небольшой плод.
- Наверняка она сама не знала об этом, иначе бы не пила вина и не позволила… - затараторил я, но вдруг замолчал, задумавшись. – Неужели от моего отца?
- Вполне возможно, несмотря на вражду, они временами уединялись, - ответил Сакаки. – Да и не припомню того, чтобы госпожа ходила по чужим мужчинам, если она и изменяла, то со своими подругами.
- Ясно… - я расстроился и сложил все органы внутрь ее тела. – В любом случае, после таких препаратов родился бы уже не ребенок, а котенок какой-нибудь…
- Тоже верно, - вздохнул Сакаки.
Закончив вскрытие, мы развязали пострадавшую охрану. Мне удалось загипнотизировать этих невольных свидетелей и стереть им память о нас. Кроме того, я внушил им, что они просто подрались между собой. Конечно, факт вскрытия тела уже не скрыть, но, по крайней мере, на этот раз обошлось без жертв.
Домой мы пошли пешком.
У меня из головы не выходила мамина беременность. Как бы мы жили, если бы родители были живы, а у меня появился бы маленький брат или сестричка? Хлопот было бы много, но… это бы разнообразило нашу жизнь.
- О чем думаешь? – поинтересовался Сакаки, заметив мою отрешенность.
- Да так… надеюсь, что у меня из братьев только Саки, - вздохнул я.
- Кто его знает, - пожал плечами дворецкий.
- Что это значит? – резко спросил я и остановился.
- Лучше тебе не знать этого, - покачал головой он.
- Раз начал, то договаривай, меня уже ничто не испугает, - строго потребовал я.
- Тогда не злись на меня, - высокомерно заявил Сакаки, словно имел в виду: «Потом не жалуйся!» - Могу рассказать, как твой отец познакомился с матерью Саки…
- Думаешь, что мне это интересно?
- Думаю, что это тебя шокирует. Есть многое, что ты не знаешь о своем отце.
- Хм? - я заинтересовался и с любопытством посмотрел на своего воспитателя.
Он лишь коварно улыбнулся и, коснувшись моего подбородка, продолжил:
- Твой отец совращал своих пациенток, порой даже насильно; ты просто не представляешь, что он с ними делал. Твой отец настоящий сексуальный маньяк. А мать Шидо Саки – лишь одна из его жертв, но именно она смогла завладеть его сердцем. А ребенка они зачали, видимо, сразу же после первого раза. Кто его знает, может у него еще где-то есть дети?
Я отпрянул. Нет, я не был готов к этой правде! Невероятная ярость и ревность испепеляли мою душу.
- А-а! Не может быть! – я в отчаянии закричал и, схватив Сакаки за пиджак, затряс своего помощника за грудки. – Предатели! Кругом предатели!
Мне было омерзительно от правды, сердце сжималось в ядовитом спазме от жала ненависти и гнева. Хотелось взорваться и огненной волной поглотить все живое.
Мой отец не просто изменник, а гнусный извращенец! Вытворял такое за спинами жены и сына! Позорище!
Но нет больше моих сил, аффект прошел, и я лишь устало уткнулся в грудь Сакаки.
- А ты откуда все это знаешь? – поинтересовался я.
- Скажем так, видел воочию, - совершенно спокойно ответил он мне, словно нарочно ломая мне психику.
- Небось участвовал? – предположил я.
- И такое было, - откровенничал он.
Я с новой силой разгневался и, оттолкнувшись от него, влепил ему пощечину.
Сакаки опешил.
- Ты омерзителен… - прошипел я, отступая. – Чего я еще не знаю?
- Кадзутака… - дворецкий вдруг испугался и протянул ко мне руку.
- Не прикасайся, предатель! – безумствовал я и взмыл в воздух, даже без помощи крыльев.
- Кадзу, стой! – он догадался о моем намерении исчезнуть, но поздно спохватился, я телепортировался.
Я очутился в саду нашего дома. Меня уже тошнило не от еды, а от омерзительной реальности. Я сел на скамейку, обняв колени.
Чего я еще не знаю? И почему я так зол, если сам не лучше: изменяю Укё-чан с Мибу, и в то же время изменяю ему с Сакаки. Хотя по поводу Сакаки – эти отношения вообще самые странные из всех моих взаимоотношений. Мы любим друг друга, но мы, по сути, не любовники, но и не совсем друзья, и даже не родственники. А временами мы даже противники. Ни два, ни полтора, но уже больше, чем просто дорогой друг или отец.
- Кадзу, ты плачешь? – откуда-то из темноты появился мой брат.
И как я его не почувствовал?! Только не он! Я захотел исчезнуть, но это было бы очень странно…
Если бы не его замечание, то я бы даже не заметил того, что действительно плачу. Но, глядя на Саки, я невольно вспоминал неприятный разговор с Сакаки, поэтому решил позорно убежать в дом, пока я еще и с братом не поругался.
Забаррикадировавшись у себя в комнате, я наслаждался гордым одиночеством. Хотя, «наслаждался» не то слово; скорее я хотел убежать и от себя, как обычно, но приходилось довольствоваться тем, что имею. Составлю компанию безжалостному королю тишины – он всегда успокаивал меня и в тоже время сводил с ума.
Вот я и сидел в безмолвии, уставившись на красный лик луны, метая яростные молнии в этом плену ночной темноты. А небесная богиня дразнила меня, на соблазн и грех маня, но я лишь обнял себя за плечи, и изредка кроватью скрипя, не слушал ее заманчивые речи.
Так и заснул, прислонившись к стене одиноко, слушая ночную тишь и глядя на красное дьявольское око…»

Продолжение следует...

Глава 20.

Мураки:
«Я проснулся раньше всех. Я, наверное, сова-дебил – ложусь поздно, просыпаюсь рано…
Плечи больше не болели, да и крылья почему-то исчезли. Это хорошо. Одной проблемой меньше.
Приведя себя в порядок, я выпил чая в одиночестве. Мне было неловко оттого, что приходилось просить помощи у Ория, стесняя его.
Я вышел во двор, чтобы прогуляться и насладиться утром. До сих пор не верилось в то, что я разоблачил себя. Я настолько погрузился в эти мрачные мысли, что даже не сразу почувствовал, как меня кто-то схватил за локоть и потянул.
- Кадзутака… - раздался голос Сакаки.
Я вырвался и с изумлением посмотрел на мужчину.
Как он очутился здесь? Ума не приложу!
Тут я подумал, а вдруг он спросит меня о том, что я за исчадие ада? И что это из-за меня все произошло.
Я вдруг спрятался от него за дерево, словно от опасности и недоверчиво посмотрел на своего воспитателя. Мне страшно, сейчас я меньше всего хотел бы выслушивать проклятия от человека, которого люблю.
- Кадзутака, - Сакаки снова обратился, больше не преследуя меня. – Мне дед все рассказал о тебе перед смертью. А я обещал защищать тебя, несмотря ни на что.
- Что? – удивился я, но все еще был недоверчив. – Ты знал, что я чудовище и не говорил мне об этом?
Меня заколотило.
- Да, - кивнул он. – Я не сразу поверил твоему деду. Но он сказал, что стер твою память по твоей же просьбе, но я не знал, что она к тебе уже вернулась.
Сакаки протянул мне руку.
- Не бойся меня, Кадзутака, - продолжил он, глядя на меня умоляющими глазами. – Вернись домой, я всегда буду на твоей стороне. И это не только потому, что я обещал, а потому, что я сам этого хочу.
Я был потрясен. И почему я не видел этого раньше? Он всегда обо мне заботился, даже сейчас…
- Когда ты исчез, я места себе не находил, - говорил Сакаки. – Прошу тебя, доверься мне. Для меня ты навсегда останешься ангелом…
Для меня мир снова озарился яркими красками. Я даже подумал, что снесу своего воспитателя, когда побежал к нему в объятия.
- Спасибо, - я был счастлив. – Спасибо, что не бросил.
Я прижимался к нему все крепче и крепче, уткнувшись в грудь.
- Что ты, как я могу? – Сакаки тоже обнял меня и погладил по волосам.
- Как ты узнал, что я здесь? – спросил я, задрав голову, хотя понимал, что это довольно глупый вопрос.
К кому я еще мог пойти? Только к Ории…
- Я позвонил ему, - раздался голос с балкона.
Я отстранился от Сакаки и посмотрел на деда Мибу.
- Вам, детям, иногда нужно чуть больше доверять взрослым и не выдумывать всякие глупости, - продолжил он, прикуривая трубку. – Почему ты заранее решил, что Сакаки-кун бросит тебя, не спросив его об этом?
- Я… - мне стало стыдно.
- Если бы он тебя бросил – то бросил. Но ты не дал шанса ни ему, ни себе, а ведь он близкий тебе человек, не так ли?
Дед был прав. Мудрый человек, а я глупец.
- Сакаки, - я склонил голову перед дворецким в поклоне. – Прости меня за недоверие. Страх затмил мой разум.
- Все хорошо, не бойся больше, - он снова погладил меня по голове, взъерошив волосы.
Я еле сдержался, чтобы не заплакать, чувство благодарности переполняло меня».

***

Сознание Ория:
«Утром мне приснился эротический сон, поэтому проснулся я в приподнятом настроении…»

Хисока, краснея: «Аргх! Ория! Прибью! Догадываюсь, что у тебя там поднялось, кроме настроения...»

Сознание Ория:
«Я даже вынашивал коварный план о том, как заставить деда покинуть дом и позволить мне и Мураки остаться наедине. Затем можно будет придумать другой коварный план по отношению к Кадзутаке. Да, я понимал, что у него сейчас другие заботы, но разве секс не приободряет?»

«Ория! Я бы на месте Мураки сначала тебя кастрировал, а потом только дружил», – Хисока уже бесился от столь откровенных историй.
«Да, я был очень молодым и глупым, - оправдывался тот. – Сейчас бы я, конечно, таким образом не приободрял бы его…»
Но тут вдруг Мибу задумался и покраснел.
«Если, конечно, он был бы не против!» - весело добавил он.
«Вы – два извращенца!» - смутился шинигами.
«А разве ты не думаешь о сексе? Тем более в твоем возрасте, - недоумевал Мибу. – Или у вас, мертвых, все по-другому?»
«Я не хочу об этом говорить с тобой», - отрезал мальчик, краснея.
«А с кем ты об этом говоришь? С Мураки?» – издевался Мибу.
«Я сказал, отстань!» – разозлился шинигами.
«Стесняешься? Но я же не пристаю к тебе, как наш доктор».
«И, слава богу…»
«Можно задать тебе не скромный вопрос?» – нахмурился Ория.
«Нет!»
«Почему?»
«Нутром чую – это что-то личное», - предположил юноша.
«Нечестно, ведь я рассказываю тебе то, что интересует тебя», - надулся тот.
«Ладно, - вздохнул шинигами. – Задавай».
«Только ответь честно, - попросил Мибу. – Ты сказал, что одержим им, но не похотью, и тебя смущают темы сексуального характера; тогда почему ты подпускаешь к себе Кадзу? Ты все же влюблен в него? Я не говорю о той любви, из-за которой люди отдают жизни, а именно о влюбленности, влечении…»
Хисока подумал, что спрячется в самого себя от смущения. Он сам не особо хорошо понимал того, что чувствовал к своему проклятому убийце, кроме некоторой одержимости и то, только в последнее время, раньше такого не было.
«Да, пожалуй, так и есть, - все же ответил шинигами. – Я люто ненавижу его, но одновременно меня сильно влечет к нему. Когда я поддаюсь его натиску, то после презираю его и себя еще больше».
«А чем же он тебя все же привлекает?»
«Знаешь, это, наверное, прозвучит глупо, но также как у добрых людей есть злая изюминка, так и у этого кошмара по имени Кадзутака Мураки – имеется добрая изюминка. Именно она меня к нему и притягивает».
Ория где-то на секунду замолчал, словно осознавая его слова, а затем рассмеялся.
«Прости, но ты очень точно подметил то, за что и мне он тоже нравится, - успокоился он и вдруг погрустнел. – Но именно эта «добрая изюминка» толкает его…»
Тут он замолчал.
«…На самоубийство», - продолжил за него Хисока.
«Ты знаешь?»
«Да, он сказал мне, что хотел бы, чтобы я его убил», - холодно добавил шинигами.
- И ты сделаешь это?! – тут же поинтересовался Мибу, вытаращившись на него и отпустив его руки.
- Честно, не знаю, - поежился Куросаки, представляя себя убийцей. – Но, боюсь того, что он меня может заставить.
- А ты поведешься?
- Если он будет угрожать другим жизням, то да, - невесело добавил он.
- Мураки, скорее всего, так и сделает, - Мибу тоже не нравилась эта идея.
Хисока ощутил боль, исходящую от него. Боль, граничащую со страхом.
- Что мне сделать, чтобы ты не убивал его? – вдруг попросил Ория, усмехнувшись, так как понимал, что его мольба практически невыполнима, но все-таки он надеялся на чудо.
- Если он не будет угрожать тем, кого я люблю, то я выполню твою просьбу, - пообещал мальчик.
- Спасибо, хоть на этом, - Ория склонил голову перед ним.
- Что ты! – шинигами смутился его внезапной учтивости и добавил:
- Но если он поставит меня перед выбором, то я его не пощажу, - Хисока вдруг представил себе, как доктор забирает в плен Цузуки, и ярость тут же вспыхнула.
- Интересно, а когда он стал таким одержимым? – Хисока, успокоившись, протянул руку, намекнув мужчине о том, что хочет продолжения этой истории.

Сознание Ория:
«Я был очень удивлен, обнаружив у себя на кухне Сакаки. Он, а еще мой дед и Мураки сидели за столом, и пили чай.
- Доброе утро, Ория, - поздоровался со мной старик.
Кадзутака молча кивнул мне в знак приветствия.
- Извини за вторжение, - подал голос и дворецкий.
- Что тут происходит? – недоумевал я; лишнее лицо в моем доме мне явно не понравилось.
- Я приехал за Кадзутакой, - ответил он.
Протест взыграл во мне.
- Чтобы он снова страдал в вашем доме? – довольно резко отозвался я.
- Теперь будет все иначе, - этот тип обнял моего мальчика за плечи. – Он будет под моей защитой.
Я был в гневе, но терпел».

Хисока: «А мне нравится Сакаки; смотри как он чисто и искренне любит его, не то, что некоторые извращенцы».
Ория: «Тогда и себя запиши в список извращенцев, вуайерист…»
Хисока: «Ну-ну, тебе далеко до Сакаки».
Ория: «Не зли меня, мальчик!»
Хисока: «Хорошо-хорошо, ревнивец».

Сознание Ория:
«- Вы ведь видели его суть, что скажете об этом? – допрашивал его я.
- Что скажу? – Сакаки хитро прищурился, глядя на меня, как на конкурента. – Меня это не волнует. Кадзутака мой воспитанник. И я знал о его сути от его деда, просто так получилось, что мы оба молчали об этом. А теперь все прояснилось, и наша дружба лишь стала крепче.
Тут я понял, что проиграл. Проиграл его слуге! Ярость вдруг улетучилась, сменившись разочарованием. Что мне сделать, чтобы вырвать Кадзу из его семьи?
- Сакаки, а что с матерью? – Кадзутака сменил тему.
- Я тебе потом расскажу, без посторонних лиц, - ответил его дворецкий, глядя на меня… скотина.
Да, мы взаимно не любили друг друга.
- Ория знает о вчерашнем, я ему все рассказал, - парировал Мураки, глядя на печенье, словно размышлял: есть ему эту гадость или не есть.
Красавчик! Поставил его на место. Это тебе за «постороннюю личность», Сакаки-сан!
- Да? – дворецкий снова ревниво покосился в мою сторону. – Кадзутака, неужели ты готов доверять любому, кто не испугается твоей сути?
- А что в этом плохого? – недоумевал тот.
- Я просто боюсь, что твоей добротой будут просто бесстыдно пользоваться, - парировал Сакаки.
А мне уже захотелось кровушки. Элитной… дворецкой…»

Хисока: «А Сакаки проницателен, теперь хочу с ним познакомиться».

Сознание Ория:
«- Ясно, - Мураки лишь усмехнулся, задумавшись о своем хитром.
- Ладно, Кадзу, пойдем домой, если ты хочешь обо всем узнать, - Сакаки поднялся, а затем обратился к моему старику. – Спасибо, что приютили и позвонили. Очень благодарен.
Эй-эй! Это мой дом вообще-то! Как же обидно… А мой дед – предатель. Взял и позвонил…
- Приезжайте ко мне в Киото, буду рад вас видеть, - улыбнулся ему старик.
Ненавижу этих взрослых, которые думают, что они самые умные. И что мне теперь делать? Эти сволочи отбирают у меня Кадзу! Нет, Мураки, не уходи, поживи со мной хоть чуть-чуть…
Мне невероятно захотелось его внимания.
- Ория, - вдруг окликнул меня мой ангел.
- Да? – уже было обрадовался я.
- Помнишь, я у тебя тогда забыл одежду? Мог бы найти ее? Я бы переоделся, - продолжил он. – Мне действительно домой надо.
Жестокие слова. Хотя по лицу Сакаки вижу, что мужчине не понравилось это: «Я у тебя тогда забыл одежду». Хе-хе…
- Хорошо… - я расстроился.
- Хотя, подожди, - Мураки встал и направился за мной. – Я с тобой.
Он даже взял меня за локоть. И я понял, что рад и этому вниманию. Просто пипец, как счастлив! Сакаки лишь проводил нас недовольным взглядом, но не вмешался.
Мы поднялись ко мне в комнату.
- Прости, он ревностно меня охраняет, - сразу же извинился Кадзутака, когда дверь комнаты закрылась. – Не злись на него.
- Скажи честно, - нахмурился я. – Ты случайно с ним не это самое…
- О чем ты? Ах, нет-нет… - вдруг покраснел Кадзу.
- А ты уверен, что он в тебя не влюблен, но просто не портит тебя так, как это делаю я? – напирал я.
Мураки с изумлением вытаращился на меня. Мне даже показалось, что я ему мир перевернул. Черт, зачем я ему это сказал?
- Не знаю, - он лишь загрустил и пожал плечами.
Какой же я дурак, теперь он будет думать об этом…»

Хисока уже мысленно душил Мибу. С особой жестокостью…

Сознание Ория:
«Извини, я говорю глупости, - я решил тут же исправиться. – Просто я страшно тебя ревную, и мне уже любой кажется соперником. Это не лечится, так что забудь о моем предположении. Я просто глупец, а ты еще слушаешь меня.
- После того, как родная мать призналась мне в любви, для меня уже ничего невозможным не кажется, - усмехнулся он, глядя на меня немного устало.
- Каюсь, - я уже сам бесился из-за того, что постоянно делал ему больно своим эгоизмом.
- Ты в этом не виноват, - он пытался улыбнуться мне, но я видел, что ему тяжело. – Мне еще предстоит разговор с матерью. Поэтому я должен идти. Кстати, послезавтра у нас экзамен, так что мы должны постараться завтра явиться на занятия и попрактиковаться на муляжах, чтобы потом не тупить, если вдруг на экзамене мы увидим их впервые.
- Боже, ты еще помнишь про учебу! – искренне удивился я.
- Мне будет стыдно, если я завалю хоть один экзамен.
- Не завалишь, - я обвил его руками за талию и прижал к себе, перемещая свои ладони вверх по спине. – Ты же умный. Все будет хорошо. А я…
Понимаю, что краснею.
- Я хотел бы, чтобы ты… был со мной…
- Я понимаю твое желание, но…
- Я знаю, - перебил его я. – Ведь моя мама тоже болеет, поэтому...
Меня заткнули поцелуем. У меня кровь закипела от этого, а Кадзу настойчиво углублял поцелуй, сводя с ума. Я жадно ответил ему. Черт, у меня даже коленки затряслись!»

Хисока, подумал, что начнет ссать кипятком от этой страсти, которая проходила сквозь него. Он даже задумался о том, что если бы сейчас действительно появился Мураки, то парень не задумываясь, набросился бы на него, сминая его губы своими. И плевал бы он на реакцию окружающих и доктора.

«Я уже задумался о том, чтобы прижать его к стене, но мой ангел вовремя отстранился от меня, словно догадался о моих намерениях.
- Прояви терпение, позволь мне разобраться в своих семейных проблемах самому, - попросил меня Кадзутака и посмотрел на мой гардероб. – Моя одежда там?
- Да, - кивнул я и предоставил ему аккуратно сложенную рубашку, брюки…
Я наблюдал за тем, как он переодевался и тяжко вздыхал».

Мураки:
«Сначала домой мы ехали молча, изредка поглядывая друг на друга, словно пребывали в смятении, но я все же нарушил тишину:
- Так что там с мамой?
- Когда ты исчез, она взбесилась: бегала по всему дому и саду, выкрикивала всякий бред, разорвала на себе всю одежду, и смеялась так, что становилось жутко, - затараторил Сакаки так, словно копил в себе все эти слова. – Мы всем домом пытались поймать ее, но она убегала от нас и бросалась различными предметами. Саки так вообще она толкнула в фонтан, когда тот захотел накинуть на нее простыню и усмирить… Наш дом превратился в дурдом…
Я почему-то усмехнулся, но на самом деле было невероятно страшно за мать.
- Что с ней произошло? – я откинулся на спинку сидения и закрыл глаза. – Как вы ее усмирили?
- У нее начался приступ…
- Приступ? – удивился я, открыв глаза и посмотрев на мужчину.
- Да, она упала и забилась в судорогах; хорошо, что скорая помощь подъехала, и мы увезли ее в клинику твоего деда, - ответил он. – Из-за приступа она не дышала. Ее только сегодня утром перевели из реанимации в палату.
Мне нравился Сакаки за то, что он всегда говорил так, как есть – жестко и четко, не ходя вокруг да около, не боясь шокировать.
Ко мне в душу закралось страшное предчувствие беды.
- Сакаки, как она давно начала странно себя вести? – интересуюсь я.
- По-моему она всегда была немного сумасшедшей, - язвительно отозвался он.
Нет, Сакаки любил свою хозяйку, но были некоторые вещи, за которые не мог ее простить, и его не волновало, что все это из-за ее помешательства. За меня он не мог ее простить до сих пор. И я понял, что ради меня он свернет горы. Я знал об этом всегда, но сейчас ощутил это особенно остро. Я был приятно смущен.
- Когда она вернулась домой, то уже странно себя вела, - продолжил он, сообразив, что не стоит ничего говорить плохого о моей матери при мне. – Но я решил, что госпожа просто в растерянности из-за смерти мужа. Она снова запила, и тем же вечером откровенно приставала к прислуге, не обращая внимания ни на их возраст, ни на пол. Вела себя вульгарно, зачем-то заперла Саки в ванной сломав замок и мне пришлось освобождать его оттуда. Затем мы потеряли ее из виду и, запаниковав, принялись ее искать. Потом я решил проведать тебя, так как мое сердце забило тревогу, и вошел в твою комнату. Что было дальше, ты уже знаешь…
Сакаки бросил на меня мимолетный взгляд, а затем вновь сосредоточился на дороге, в ярости подрезая кому-то путь. Мне стало неловко: пока я по телефону разговаривал с Мибу, мой дом постепенно превращался в хаос, а я и ухом не повел…
- Не нравится мне все это, словно какой-то невидимый палач уничтожает всю нашу семью за грехи, - забеспокоился я.
- Ты думаешь, что все это не случайно?
- При вскрытии у моего отца оказалось, что его мозг был патологически поврежден, видимо, тогда, когда он еще был жив, - рассказывал я. – Допустим, что не произошло бы анафилактического шока, тогда что было бы с ним дальше?
- Не знаю, может, это была скрытая опухоль?
- Маловероятно. А вдруг теперь у матери то же самое?
- Что ты такое говоришь?!
- Ты сам сказал, что у нее были судороги, и у отца наверняка они тоже были! – я вышел из себя. – Мы должны попросить врачей сделать томографию головного мозга. Кто взялся за ее лечение?
Я знал практически всех врачей в этой клинике.
- Хорошо-хорошо, мы все равно сейчас едем в больницу и там все узнаем, - он не стал со мной спорить.
Я немного успокоился, и далее мы ехали молча.
- Ты действительно веришь, что у нас завелся палач? – вскоре поинтересовался он.
- Честно, хочу ошибаться, но если умрет мать, то следующим могу оказаться… я…
Сакаки затормозил перед воротами больницы так резко, что я даже подался вперед.
- Не допущу! – он стремительно потянулся ко мне и обнял одной рукой, а второй держался за сидение.
- Прости, просто мысли вслух… - я не хотел его беспокоить, так как ощутил невероятную горечь от его энергетики.
- Я не спал всю ночь, потому что боялся, что ты исчез навсегда, - признался он, а я давно не видел его таким встревоженным.
Все его привычное терпение и спокойствие испарились; Сакаки задрожал, сжимая меня теперь обеими руками.
- Я… я не знал, о чем и думать, - продолжал мой дворецкий, уткнувшись в мое плечо. – Это был самый черный день в моей жизни. Когда я отправил госпожу в больницу и вернулся домой, мне показалось, что я сам в скором времени окажусь с ней в одной палате, когда не смог найти тебя. Я сжимал оставленные тобой белые перья до крови и рыдал как ребенок от отчаяния… Даже смотрел в это темное небо, ища тебя там…
- Прости, я дурак, - я был тронут его искренностью, ведь, несмотря на то, что он всегда тепло и с заботой ко мне относился, его потаенные мысли навсегда оставались для меня загадкой.
Я привык его видеть непоколебимым, а тут сразу столько эмоций. Но я так счастлив! Сказать по правде, мне нравилось видеть в нем эти редкие порывы; может это и эгоистично с моей стороны, но моя кровь закипала, словно в неведомой страсти. Появлялся сладкий вкус победы – я покорил эту неприступную гору!
Мне вдруг вспомнились слова Ория, его предположение о том, что Сакаки может быть влюблен в меня. Но, на самом деле, скорее всего я пылал тайной страстью к нему еще с далекого детства. И мне нравилось хранить эту тайну от него…
У меня даже появилось безумное желание – поцеловать его в губы, но я издавна ненавидел себя за это желание. Я вспомнил то, как моя мать нарушила ту границу, которую нельзя пересекать, соблазнив меня. А Сакаки все-таки мой воспитатель, если я тоже перейду эту грешную черту, то могу напугать его так же, как я испугался близости с родным мне человеком.
Но почему во мне порой вспыхивает эта страсть? Может из-за своей странной природы? Или тут это не причем? Мне мерзко от этого, но что делать, если это правда? Если бы я был более безрассудным, то даже страшно подумать, что бы я вытворял…
Я тяжко вздохнул. Ничего, мне даже нравится любить безответно. Словно живешь в иллюзии вечного ожидания. Но сейчас я смотрю в глаза Сакаки и у меня такое чувство, что ему все это известно, а он молчит и делает вид, что ничего не видит. А мое сердце колотится, вырывается.
- Пока мы наедине, скажи, вспомнил ли ты, откуда у тебя эти крылья? И не исчезнешь ли ты? – поинтересовался Сакаки, но его голос дрожал, словно от страха.
- Я не знаю кто я, но можешь не беспокоиться; похоже, что я буду вечным пленником семьи Мураки, - успокоил его я.
- Я рад, - довольно и лукаво улыбнулся мне Сакаки.
Уже в больнице мы поговорили с врачами, договорились о томографии, а также уговорили их, чтобы дали нам увидеться с моей матерью. Обычно не пускают в надзорную палату, но так как нас все знали, сделали небольшое исключение.
Когда мы оказались в отделении, то заметили, как из палат выглядывали пациенты (некоторых я даже знал, так как они постоянно попадают сюда); они с любопытством смотрели на нас, один даже подмигнул, чтобы привлечь наше внимание, но мне было не до них. Оказавшись рядом с нужной нам палатой, я даже испугался того, что увижу. Да и весь этот негатив снова тянулся за мной; было не по себе…
Я хотел поговорить с ней наедине, но Сакаки был категорически против. Ладно, не хочу с ним спорить, да и что мне таить от него – ему и так все известно.
В палате я обнаружил свою мать, лежащую на кровати. Увидев нас, она сразу же села – на вид спокойна, но вижу, что «пригрузили» ее нейролептиками.
- Здравствуй, мама… - начал я, приближаясь к ней.
- Ангелочек! – обрадовалась она, протягивая ко мне руки. – Забери меня отсюда! Мне здесь не нравится…
- Мам, у тебя были судороги с остановкой дыхания. Обследуешься, и я заберу тебя, когда буду уверен, что тебе ничего не угрожает, - ответил я, опасаясь приближаться к ней слишком близко, чтобы не спровоцировать ее на возможные неадекватные поступки.
- Обещаешь? – но она все же поднялась и сама подошла ко мне, обняв за шею.
Я не стал отступать, а Сакаки напрягся – я почувствовал это.
- Да, - кивнул я
- Я люблю тебя, мой ангелочек, - она прижалась ко мне всем телом, и я невольно запаниковал, вспоминая ее настойчивую близость в ту ночь. – Подумать только…
Вот этого разговора я и боялся. Я был растерян.
- Мама, это неправильно, - я попытался ненавязчиво отцепить ее от себя и усадить обратно на кровать.
- Ха-ха! – вдруг развеселилась она, а ее глаза безумно заиграли. – Но мне так хорошо, когда я думаю об этом! Мне никогда не было так хорошо!
- Госпожа, успокойтесь! – терпение Сакаки лопнуло, и он одним движением руки толкнул мою мать так, что она сразу же села на место. – Вы не в себе!
- Ха-ха! Не в себе? – удивилась она и задумалась. – Возможно, но я себя чувствую такой свободной!
Она снова встала, но теперь она приблизилась к дворецкому. Схватила его за галстук и заглянула в глаза:
- А может, ты просто ревнуешь? Ты всегда больше был верен моему Кадзу, чем мне или моему мужу…
Сакаки ничего ей не ответил.
- Ха-ха! Или я не права? – она вновь оказалась около меня. – Скажи, сыночек, что это за крылья, которые ты так долго прятал от меня? Я помню все!
- Потом расскажу, когда тебе станет лучше, - сказал я, борясь с тьмой, окружающей ее.
Она вновь обняла меня и тихо-тихо шепнула на ухо:
- Я хочу быть твоей…
Ее безумие огорчало и пугало меня. Но затем она сама отстранилась и нездорово рассмеялась.
- Да! Да! Черт побери! – кричала она.
Сакаки уже звал медсестру, а мать все безумствовала:
- Да, мой ангел, возьми меня прямо здесь! – она одним рывком разорвала больничную пижаму у себя на груди. – Ха-ха-ха!!! А может Сакаки тебе тоже поможет, а?!
Я не верил тому, что это моя мать. Словно в нее вселилась некая тварь и, завладев ее телом, говорила за нее. Я понимал, что бессилен что-либо сделать. Сакаки меня отдернул от нее и потащил к выходу.
- Ха-ха-ха!!! – мама вдруг схватилась за голову и упала на колени.
Охрана и медсестры обступили ее. Я же почувствовал что-то неладное.
- Мама! – выкрикнул я, но она вдруг потеряла сознание и забилась в судорогах.
Я вырвался из рук Сакаки и подоспел к ней. Я и охрана придерживали ее, чтобы она не билась головой об пол, а медсестра побежали в процедурный кабинет за лекарством. Я думал, что меня самого заколотит. Мне было страшно за нее. Хоть приступ длился недолго, но это показалось мне вечностью. Ее светлые волосы разметались по полу, тело изгибалось и даже сильные мужчины с трудом удерживали ее. Приступ прекратился также внезапно, как и начался, но она не проснулась после него.
Появился лечащий доктор и распорядился перевести ее в реанимацию, на случай если вдруг приступ будет следовать за приступом. И тут я ощутил… запах смерти! Я почувствовал, как она вдруг появилась и оставила свой отпечаток на моей матери…
Я вышел из палаты, следя за тем, как мать увозят на каталке. Другие пациенты с любопытством и страхом смотрели на все это, но медсестры просили их разойтись по своим палатам, чтобы не мешали. Вся эта энергетика с новой силой захватила меня, и мне даже показалось, что я вот-вот превращусь в чудовище.
Кто-то из пациентов с ужасом посмотрел на меня; возможно, что некоторые сумасшедшие видят то, чего не видят нормальные люди, поэтому они разглядели во мне что-то странное. Я же думал, что сам сойду с ума, но из этой странной растерянности меня вывел Сакаки, когда взял за руку.
- Кадзу, ты как? – спросил он, но тут же повел к выходу. – Пошли домой.
В холле мы поговорили с доктором, он обещал держать нас в курсе происходящего. Я же чувствовал себя словно пьяным: пространство искажалось, голоса звучали так, как будто мой собеседник находился за стеклом, воздух казался раскаленным.
Снаружи солнце мне показалось чрезвычайно ярким, а мир словно потерял краски – белым, с размытыми очертаниями. Если бы не рука Сакаки, я бы потерялся в этом дневном царстве. Наверняка я так сильно впитал в себя негатив, что мое изменившееся зрение слишком ярко воспринимало дневной свет. Я практически ослеп.
Только в машине я смог ощутить реальность восприятия.
- Кадзутака, ты в порядке? – беспокоился Сакаки, заметив, что я не в себе.
Он обхватил мое лицо руками и с тревогой заглянул в глаза.
- Не нужно было тебя пускать к ней, - вознегодовал он, заметив мои кошачьи зрачки.
Я же понял, что плачу. Все так ужасно! Чувство бессилия и тревоги были мне омерзительны.
- Сакаки… - я обнял его. – Смерть… я почувствовал смерть…
Я задрожал так, словно только что побывал на морозе.
- Давай дождемся результатов томографии, не паникуй, - он успокаивал меня, хотя я видел, что он ожидает худшего.
Передо мной же снова стоял образ матери, обвивающей меня в своих опасных объятиях, а ее уста так и норовили сказать что-нибудь мерзкое, да безумное. И ее судорожные приступы… словно наказание за грехопадение.
Дед, отец, теперь и мать…
- Сакаки… - у меня в груди стянуло от боли и хотелось взвыть от горя. – Мама сошла с ума… это еще хуже, чем, если бы она умирала от чего-то другого. Кроме того, она включила меня в свой бред. Это жутко…
Мой воспитатель молчал. А что он еще мог сказать? Лишь прижимал к себе и боялся за меня больше, чем за кого-либо.
- Это несправедливо. Я даже не могу с ней поговорить, не делая хуже, - расстраивался я, впивая ногти в одежду Сакаки.
- Не вешай нос, дождемся новостей, а там посмотрим. Поехали домой.
- Меня тошнит от дома… от этих стен… я задыхаюсь… - я не отпускал его. – А также от всего, что происходило в нем. Мой дом – моя темница.
- Но ты же меня одного там не оставишь? – вдруг усмехнулся Сакаки и, положив руки на мои плечи, отстранился. – Ведь так?
- Куда я от тебя денусь? – я невольно тоже улыбнулся.
Иногда я думал о том, что бы я делал без него? Страшно представить себе то, как бы я рос и жил в этом аду без него! Не жил бы, а выживал. И из ума тоже…
- Поехали, - он все же завел машину.
Я немного успокоился, глядя на дорогу, но когда увидел нашу изгородь и ворота, то снова затошнило. Я даже подумал о том, чтобы спрятаться под сидение, но лишь бы не выходить.
У дома нас встретил Саки.
- Какие новости? – тут же поинтересовался он, а на его виске красовался синяк. Значит, удачно моя мама его уронила в фонтан.
Тут я вдруг подумал: а знает ли мой брат о том, что я исчезал из дома? А если да, то какую историю придумал Сакаки? Я забыл спросить об этом у него.
- Ничего хорошего, ждем звонка от врачей, - ответил Сакаки и недоверчиво прищурился, глядя на Шидо.
Да, он так и не смог его полюбить, но был терпим.
- Вот как? – брат перевел взгляд на меня, но промолчал.
Я же отвел глаза, чтобы Саки лишний раз не всматривался в них и не задавался в очередной раз вопросом об их странности. Оказавшись в доме, я был сам не свой: меня все раздражало и угнетало, а в свою комнату я вообще не хотел заходить; сразу же одолевали неприятные мысли.
А о том, хочу я обедать или нет, Сакаки даже не заикался; просто посмотрел на меня и, вздохнув, ушел. Он всегда старался погружаться в работу с головой, когда тревожные мысли одолевали его. Я, конечно, тоже так мог делать, но не хотел. Я предпочитал занять какой-нибудь угол в доме и погружаться в различные мысли – как хорошие, так и плохие. Я просто стоял, прислонившись спиной к стене и сложив руки на груди. Но так я делаю только дома, на учебе же я отбрасываю все ненужные мысли, какими бы они ни были.
Черт, учеба! Завтра экзамен… Ладно, еще часик пострадаю, а потом зароюсь в учебники с головой.
- Сакаки, он уже довольно долго стоит в этом углу неподвижно, - пожаловался Саки дворецкому, покосившись на меня.
- Не мешай ему, он в печали, - ответил тот, собирая чашки со стола.
Но на вопросительный взгляд брата добавил, ответив:
- Для него это нормально, не обращай внимания…
- Никогда не замечал, - недоумевал Шидо.
- Обычно он это делает у себя в комнате, - в очередной раз вздохнул Сакаки и строго посмотрел на меня. – Кадзу, не смущай народ и не трави мою душу! Иди к себе страдать аутизмом, у тебя там целых четыре угла!
- Еще пять минут… - неохотно отозвался я, понимая, что мне не дадут так просто постоять в тишине. – И я уйду заниматься уроками.
- Хех, когда ты стоишь так одиноко, - лукаво отозвался мой братец, прищурившись. – Хочется тут же составить тебе компанию…
Он вдруг оказался напротив меня, игриво приставив свои руки к стене так, чтобы я не выбрался. Но у меня не было настроения играть в «Потискай Кадзу!» с его стороны, и в «Убеги от насильника!» с моей стороны.
- Я к себе, - сухо произнес я, пытаясь прошмыгнуть под его рукой, но он пресек это и, поймав меня за талию, прижал к себе спиной.
- Саки! Я не в настроении, от… отстань! – разозлился я и чуть матом не выругался.
- О-ох, вот как мы умеем? - Шидо понял то, куда я его чуть не послал, но он ничуть не смутился.
Меня же его прикосновения раздражали как никогда. Такие холодные, переворачивающие всю мою душу.
- Я хочу, чтобы мой братец улыбнулся хоть на секунду, - он принялся щекотать меня второй рукой.
Я обычно не боюсь щекотки, но когда раздражен – вполне щекотабелен.
- Ах, Саки! – возмущался я, сопротивляясь.
- Ну, улыбнись же! – требовал он, беспощадно тиская и щекоча.
Я же вырывался, как мог. Мне и так было плохо, а тут еще он. Этот урод до слез меня довел!
- Что? Кадзу, ты плачешь? – удивился Саки, прекратив меня мучить, но не отпуская.
Не знаю, как это у меня получилось так заплакать, но я тоже удивился и устыдился. Возможно, что вместо смеха он выдавил из меня слезы. Я не мог остановиться.
- Саки! Отпусти его! – Сакаки просто наблюдал за нашим баловством, пока одна из сторон не пострадала. - Ей-богу, как дети…
Шидо освободил меня, а я почему-то не убежал в свою комнату, а стоял в изумлении, вытирая свои внезапные слезы.
- Ладно, куколка, прости… - брат поцеловал меня в мокрую щеку, слегка засосав ее.
Я лишь недовольно фыркнул на «куколку» и бросил:
- Приставала, замучил уже…
- Ну-ну, это я из любви, - он подмигнул мне.
- Пойду готовиться к экзаменам… - я немного смутился и, отвернувшись, пошел по направлению к своей комнате…»

***

Ория:
«Разумом я понимал, что нужно сесть за учебники, но я делал все что угодно, но только не это: перемыл всю посуду, убрался в доме, помыл полы, приготовил поесть. В общем, придумывал любое занятие, лишь бы не заниматься уроками. Еще позвонил лечащему врачу моей матери, но там было все без изменений. Да и от Мураки ни слуха, ни духа…
Еще немного побездельничав, я, тем не менее, решил позаниматься. Но только я набрался мужества, чтобы открыть учебник и даже сосредоточился на чтении, как прозвенел телефон.
- Япона мать! – рассердился я, но все-таки встал и угрожающе приблизился к противно звенящему аппарату связи.
Но тут я вдруг подумал: «А вдруг Мураки?»
И мое сердце застучало сильнее.
- Да? – уже с любопытством ответил я.
В трубке сначала послышался шорох, словно кто-то перелистывал книгу. И это дыхание…
- Мураки? Чего звонишь и молчишь? – если честно, я ему этот вопрос каждый раз задаю, когда он так делает до сих пор.
Я не могу понять этого явления! Зачем звонить и не отвечать? Меня… меня это выводит из себя!
- А! Прости, пока шли гудки, я погрузился в текст учебника, - оправдывался он, и я услышал, как он снова перелистывал. – Кроме того, ты все равно быстро догадываешься, что это я. Хех…
- Это потому что ты единственный так делаешь, из всех кого я знаю! – негодовал я. – Кроме того, даже когда тебе звонят, ты «алло» говоришь через раз. Просто ждешь, когда тебе ответят. Почему? Почему ты так делаешь?!
- Не знаю, может мне не нравится слово «алло»?
- Это ты сейчас у меня спрашиваешь?!
Мураки снова замолчал.
- Ладно, ангел мой, - сдался я и, прислонившись к стене, усмехнулся. – Я люблю тебя и все такое, но как ты меня бесил с самого начала, так до сих пор и бесишь.
- Может это из-за недотраха? – тут же протараторил он, и в его голосе звучала абсолютная серьезность и даже некий детский интерес.
- Аргх! – я подумал, что оглушу его от злости… и смущения. – Вот не бей по больному! Да ты и так знаешь, чего я хочу…
Все. Я теперь пунцовый, а еще нервно накручиваю телефонный провод на палец. Кадзу тоже молчал, затаив дыхание. Все-таки я люблю то, как он молчит в трубку…
В такие моменты мне кажется, словно Кадзутака вообще дозвонился до меня из какого-то другого мира. И мне важен каждый его вдох и выдох.
- Как ты там? Тебя не обижают? – поинтересовался я, вспомнив то, как он заснул на моих коленях, поведав мерзкую историю.
- Я… - начал было он, но снова сделал паузу. - Моя мать… она безумна…
Его голос дрогнул.
- Кроме того, она теперь тоже в реанимации, как и твоя, - все же продолжил он. – У нее почему-то появились судорожные приступы. У нее никогда такого не было. Кроме того, у нее бредовые идеи по отношению ко мне. Если я появлюсь перед ней, то сделаю только хуже.
- Кадзу… - теперь я понял, почему Сакаки решил не говорить об этом при всех.
Меня раздражало то, что этот дворецкий вызывает во мне уважение!
Тут из трубки я услышал звук: мокрый такой, обычно он возникает тогда, когда сидишь под открытым небом и читаешь книгу, а внезапно налетевшая туча роняет первые капли дождя на бумажные страницы.
Мой ангел плачет, а мне больно от этого.
- Я больше так не могу, Ория… - откровенничал он. – Все рушится, погибает. А я не знаю, что делать… Я даже боюсь лишний раз прикасаться к кому или чему-либо.
- Не бойся, у тебя есть я и Сакаки! Просто доверься нам, все будет хорошо! – я пытался поддержать его как мог, хотя сам был в отчаянии из-за своих проблем.
- Дело в том, что меня все еще не покидает мысль, что все это неспроста. Я настоял на томографии мозга. Если там окажутся такие же губчатые части, как в мозгу моего отца, то у меня не будет сомнений, что это все нарочно, - теперь его голос был пугающе уверенным; я бы даже сказал, требующим возмездия.
- Надеюсь, что ты ошибаешься…
Мураки вздохнул.
- Как у тебя продвигается подготовка к экзаменам? – вдруг спросил он.
- Э-э-э… - я невольно обернулся и посмотрел на брошенные учебники. – Как бы тебе сказать… Учеба для меня, как женщина – хочешь к ней приблизиться, но боишься, а если решишься с ней заговорить, так понимаешь, что уже ничего не понимаешь.
- Хм, а у меня с этим все в порядке.
- Не льсти себе!
- А разве это не правда?
- Ты специально издеваешься?! – злился я.
Честно, иногда мне его удушить хотелось.
- Да, - искренне, но бесстыдно признался этот самодовольный тип.
- Так, живо телепортировался ко мне!
- Не-а.
- Боишься? – протянул я, прищурившись.
- Хм-м… Сегодня я не в настроении сопротивляться… - задумчиво ответил тот. – А все этим пользуются, особенно Саки.
- В смысле? Чем пользуются?!
- Моей слабостью и пассивностью, - рассмеялся тот.
- Не шути так! Я же когда-нибудь прибью твоего гада… тьфу! Брата! – я аж заговариваться начал.
- Ну, он это любя так делает.
- Тем более, - меня всегда настораживала сакинская братская любовь.
Но я решил не нервировать Кадзу своей паранойей, ведь ему и так хватило инцеста. Что за семейка, а? Такое чувство, что высшие силы специально перерождают души грешников в этой семье, чтобы они страдали сильнее, чем в аду. Жить в окружении богатства, но быть несчастным, все равно, что пить мертвую воду, которой никогда не насытишься.
- Видимо, что ты так и не возьмешься за подготовку, поэтому открывай учебник, будем заниматься вместе, - повелительным тоном заговорил Мураки.
- Хорошо, - подчинился я.
Теперь учеба была мне в радость.

В класс я пришел чуть ли не самым первым, так как страшно хотел увидеть Кадзу, но эта сволочь словно специально задерживалась. Я уже сгрыз всю ручку в нетерпении! Кстати, я за это время ни разу не покупал себе ручку – все время вымогал данный канцелярский предмет у Мураки. Этот ритуал напоминал мне наши первые дни учебы, поэтому я решил сохранить эту традицию. Правда, помимо ручки, я у него постоянно просил то резинку, то линейку. Но однажды я его так заколебал, что он на своей резинке нарисовал злую рожицу, яростно смотрящую на того, кто возьмет ее.
Я так погрузился в эти приятные воспоминания, что даже не заметил, как прокусил стержень от ручки и втянул в рот едкие чернила.
- Арх! – я побежал в туалет к умывальнику, отплевываясь от этой гадости и раскрашивая все и вся. – А-а! Чертова ручка!
- Ты снова это делаешь в женском туалете! – рассердилась на меня одноклассница, выходя из кабинки и поправляя юбку. – Чтобы все вытер за собой!
Дело в том, что мужской туалет находился в другом конце коридора, а мне источник воды понадобился в срочном порядке.
- Ну, извиняй, – я выпрямился и показал ей синий язык, да еще и пошевелив им, как змееныш.
- Хулиган! – обиделась девушка и покраснела».

Хисока: «Нет, ты – долбаёб, а не хулиган! И это – определение…»
Мальчик рассмеялся.
Ория: «Безбашенный… А что делать, если не было мозгов тогда? Кадзутака все вынес…»
Хисока: «Заимствовать…»

Ория:
«- Ты опять с осьминогом поцеловался? – на пороге появился Мураки, но затем он прошел, по привычке закрывая за собою дверь.
Я не знаю, как он меня тут нашел, видимо подсказали те, кто увидел, что со мной произошло. Но меня это уже не волновало – ведь передо мной тот, кого я так ждал!
- Кадзу… - я обнял его, а затем с пылу с жару поцеловал в губы, позабыв про едкие чернила и девочку, которая стояла рядом с нами.
Но когда Мураки стал издавать возмущенные звуки и бить меня руками, я вспомнил, что он довольно чувствителен ко всему невкусному. Я понял свою ошибку и уже думал о том, как отступить. Ведь я еще знал то, что этот парень сильно не любит, когда его пачкают.
- Прости, забыл про… - отстранился я.
- Прибью же! – зашипел на меня Кадзутака, не дав договорить, осерчавши так, что даже волосы у него растрепались, хотя, скорее всего это произошло во время сопротивления.
О, как горят его глаза! Похож он на разъяренного дикого зверя».

Хисока: «Погладь кота, сука! Погладь!»
Ория: «А-ха-ха! Манул!»

Ория:
«- Не злись, ты страшен в гневе! – запаниковал я.
Он прищурился, словно хищник перед прыжком. А я злился на самого себя за то, что испытывал безотчетный страх, поэтому не придумал ничего лучшего, как… снова поцеловать его в губы.
Кажется, я снова застал его врасплох, судя по тому, как он растерянно замахал руками.
- Ты все еще злишься? – я отстранился от ошарашенного парня.
Теперь его лицо тоже было в чернилах.
- Да, – не растерялся тот.
Но мне вдруг понравилась это игра, и я обнаглел – снова прижал Кадзу к себе, целуя.
- А теперь? – лукаво поинтересовался я, разлепив поцелуй в очередной раз и бесстыдно глядя парню прямо в глаза.
Сообразив, что при положительном ответе ему снова придется попробовать вкус чернил, он ответил:
- Хорошо-хорошо, я тоже рад тебя видеть, - сдался он, надеясь, что его отпустят.
- Правда? Вот и отлично! - я вдруг обрадовался его словам и снова присосался к нему, позабыв обо всем на свете от счастья.
- Ория! – Мураки как-то ловко просунул свою руку между нами и, закрыв мой рот, нецензурно послал меня на три буквы.
Он это сказал так громко, что в туалет вошел кто-то из любопытных. Им оказался тот шепелявый профессор!
- Что Вы делаете в женском туалете?! – искренне возмутился я, неохотно отпуская своего любимого.
- Я бы хотел спросить у вас то же самое! – рассердился он и вдруг его взгляд переместился на моего ангела. – Кадзутака Мураки, что за неподобающие выражения я слышу от Вас?!
Вот как? Да этот старикашка не глухой оказался. А еще он почему-то недолюбливает Кадзу, вечно цепляется, хотя тот отлично знает его предмет.
Мураки вместо оправданий почему-то посмотрел на забытую всеми девушку. Та стояла красная, как помидор, но разозленная, словно зверушка, у которой заняли ее территорию.
- Эти извращенцы в туалет не дают нормально сходить! – начала она.
- Ты уже сходила, так чего здесь стояла?! – разгневался и я.
Честно, уже не вспомню, как ее звали, так как она вылетела из института в этом же году.
Но зря я начал спор с женским полом, ведь она изложила все как есть, только в более красочной форме, преувеличивая и искажая саму суть. Я думал, что прибью предательницу. Мураки же скучающе поглядывал на часы. Как он может быть так спокоен, когда такая клевета вокруг нас?! Хотя нет, он все еще зол, так как из-за меня ему снова достается.
- К деканату! Быстро! – рассвирепел преподаватель и по привычке добавил. – И я жду ваших родителей!
- Их нет, наши мамы в реанимации, - Кадзу отмазывал и меня.
- И почему я не удивляюсь? – профессор был крайне нетактичен, но мы уже не обижались на него за это.
Хотя нет, мне и его захотелось отправить в реанимацию…
- Извините, профессор, но у нас скоро начнется экзамен, - довольно высокомерно заявил Кадзутака, направляясь к выходу. – Не раздувайте проблем на пустом месте…
Ёшкин кот! Мураки реально не в духе.
- Стойте! Я Вас еще не отпускал! – этот урод посмел схватить моего мальчика за запястье своими граблями.
- Профессор, я прошу Вас, отпустите меня, иначе услышите мою гневную тираду похлеще той, которую я адресовал Мибу и Вы не найдете управы на меня даже через деканат! – вдруг завелся Кадзутака, резко обернувшись, и пронзая старика кошачьими глазами.
Пипец хрену лысому! Мураки в ярости!
Я даже не сразу заметил, как ко мне прижалась изумленная предательница. Что, зараза, от неприятной ситуации тебе хочется в землю закопаться прямо здесь в туалете, разбивая кафельный пол?
Профессор же опешил и отпустил руку гордого студента.
- Войны захотел? – недобро прищурился учитель.
- Не устраивайте дедовщины, сенсей, - парировал Кадзу и вдруг коварно улыбнулся. – А-то рискуете погибнуть в этом бою.
- Сопляк, ты мне угрожаешь?! – рассвирепел старик, брызжа слюной.
- Но ведь Вы сами не удивились тому, почему моя мать в реанимации, не так ли? Так что не стойте у меня на дороге.
Тогда я был крайне удивлен. Я бы смутился взрослого учителя, возмутился бы, но все равно бы подчинился, так как побоялся проблем. Да и не в первый раз же наказывают. Тем более, как бы мы себя не вели – мы дети. Поэтому, когда Мураки осмелился показать зубы этому взрослому, я прямо-таки загордился им.
- Вот ты и показал свое истинное лицо, дьявол, - профессор продолжал гнуть свою линию.
- О-о, вы не правы, - вдруг усмехнулся Кадзутака, деловито положив одну руку на бок. – Если я действительно открою вам свою личину, то инфаркт гарантирую.
Тут он перевел свой хищный взгляд на девушку. Та испугалась и спряталась в кабинке туалета.
- Пошли, Ория, - Мураки схватил меня за рукав и повел к выходу, не обращая внимания на проклятия профессора.
Я же понял, что пойду за ним хоть куда! Он произвел на меня сильное впечатление, но я взял на заметку – не злить его по пустякам. Судя по всему, он сильно переживал из-за матери, да и я его разозлил, а профессор просто попал под горячую руку.
- Пойдем, сотрем чернила, - он повел меня в мужской туалет.
- Чем? Мыло не берет!
- Боже, ты мыл лицо школьным мылом?
- Нет, рот. Тогда мне было все равно… - смутился я.
- На, прополощи, - Кадзу все еще был раздражен; достал из своей сумки какой-то стеклянный флакон, и быстро открыв его, вставил горлышко в мой рот.
Что-то жгучее разлилось по языку и деснам. От неожиданности я пошатнулся и проглотил жидкость, отмахиваясь от бутылки.
- Дурак! Зачем ты проглотил? – Кадзу еще и удивлялся.
Тепло прошлось по пищеводу и попало в желудок, даже голова закружилась. Тут я присмотрелся к флакону: «Спирт 70%».
- А-а! Предупреждать надо, а не заливать сходу! – теперь и я возмутился, отплевываясь.
- Не жалуйся, - Кадзу же преспокойно вытирал свои испачканные губы салфеткой смоченной спиртом».

Хисока: «А закусить?»

«- Почему ты носишь его с собой?
- Забыл вынуть из сумки. Я его тогда в морге утащил, чтобы сохранить кусочек мозга…
- Аргх! Мураки! – меня затошнило».

Хисока нецензурно удивился. Вслух.

«- Не волнуйся, куски ткани я положил в другую емкость, а спиртом просто залил, - улыбнулся этот вредина, успокаивая, но от этого мне было не легче.
Того, что этот флакон стоял в морге достаточно для отвращения. Да и спирт на меня немного подействовал соответствующе.
- Представь себе, если сюда зайдет профессор и застанет нас со спиртом. Тут же поднимет шум; подумает, что распиваем, - усмехнулся и я.
- Ничего и ему нальем, - пошутил Кадзу, выбрасывая салфетку в урну и всматриваясь в свое отражение в зеркале над раковиной.
Все, мы избавились от чернил, и Мураки тут же подобрел.
- В следующий раз я подарю тебе титановую ручку, чтобы ты зубы свои сломал об нее, - пошутил он.
На экзамене во время теста учителя моего Кадзу посадили отдельно от всех нас «списывальщиков». Черт, моя живая шпаргалка!
Но экзамен все равно прошел на ура, даже я сдал, когда дело дошло до практики. Вчерашняя подготовка не прошла даром…»

***

Мураки:
«Я думал, что умру от бешенства в университете! Как же меня все раздражало…
- Выглядишь устало, сдал? – поинтересовался Сакаки, встретив меня во дворе дома. – Хотя, я не сомневаюсь в этом.
- Да… - сухо ответил я. – Есть новости о маме?
- Есть. Ты оказался прав. Томография показала очаги поражения мозга, - вздохнул дворецкий и отвел взгляд. – Она все еще в реанимации…
- Приступы усилились? – догадывался я.
- Да, она сейчас к контакту малопродуктивна.
Я предполагал подобное, но на глаза все равно навернулись слезы, а неведомая ярость снова терзала меня. Как же несправедливо!
У меня вдруг потемнело в глазах, но это скорее от усталости. Собеседник тут же заметил, как я побледнел.
- Кадзу, сколько дней ты уже не ешь? Ты хоть воду пьешь? – опять начался этот разговор.
- Моя демоническая суть не жаждет человеческой пищи – я сыт студенческими экзаменационными волнениями, - язвил я и поспешил в дом, но меня поймали за локоть.
Сакаки обеспокоено смотрел на меня. Обычно он сердится, когда я так веду себя, но тут – отчаяние. Оно парализовало меня, проникнув в самое сердце.
- Если я потеряю тебя, то умру от горя. Умоляю, поешь, - уговаривал он меня, но затем пригрозил. – Иначе я сделаю это насильно!
Я даже растерялся. Я не ел не от того, что не испытывал голода, а потому что еда мне едой не казалась.
- Хорошо, - кивнул я, сдавшись, чем невероятно осчастливил Сакаки.
Его светлая энергия проникла в меня, чем вызвала необъяснимый ранее мне резонанс. Видимо, темной энергии во мне сейчас было намного больше, чем светлой; хотя в последнее время я это допускал все чаще и чаще. Во мне что-то сломалось, в глазах потемнело, а тело онемело…
- Кадзу! – я услышал испуганный крик своего дворецкого.
Я открыл глаза и понял, что лежу на скамейке, а рядом со мной суетился Сакаки.
«Что? Я упал в обморок?!» - про себя удивился я, привставая и упираясь локтем, а свободной рукой коснулся лица.
- Никаких обмороков! Живо на кухню! – дворецкий был непреклонен.
Как бы он ко мне ни относился, сейчас он был в замешательстве: действительно ли я плохо себя чувствую, или я так отлыниваю от похода на кухню?
И я вдруг задумался над тем, кто же тут настоящий хозяин дома – я или дворецкий?
Но ситуация такова, что Сакаки не просто дворецкий – он член семьи. И я никуда его не отпущу.
- Я люблю тебя… - улыбнулся я.
- Причем тут это? – вдруг смутился он. – Господин, вечно ты меняешь тему; тебе не врачом, а политиком нужно быть.
Дворецкий бесцеремонно схватил меня и, взвалив на свое плечо, понес в сторону дома.
- Сакаки! – я был крайне возмущен. – Я сам пойду! Я уже не маленький! А-а!
Я сопротивлялся, бил его по спине, но он словно из железа сделан. Служанки выглядывали, с любопытством наблюдали за нами, хихикали. Я же смущался и возмущался еще пуще прежнего. Даже Саки в коридоре прижался к стене, чтобы пропустить нас, открыв рот от изумления и провожая взглядом. Но потом так издевательски помахал мне ладонью, словно прощаясь, да и рожу состроил такую лисью, нахальную.
Только на кухне дворецкий отпустил меня, поставив на пол и закрыв дверь на замок.
- Пока не поешь – не отпущу! - констатировал он.
- А если меня затошнит? – противился я.
Сакаки молча поставил рядом со мной… тазик!
- Есть и блевать – это садо-мазо какое-то!
- Да, пожалуй, я буду насиловать тебя едой, - пошутил он и поставил передо мной тарелку с мисо-супом. – Ешь!
- Может, поставишь какую-нибудь патриотическую музыку, чтобы я поднял свой боевой дух и съел это? – вздохнул я и приступил к еде.
Честно, это была самая бездонная тарелка супа в моей жизни! Я все ел и ел, а уровень супа словно остановился на половине. А главный мучитель с умилением смотрел на мои страдания.
- Сакаки, я…
- Я сказал – ешь, - он перебил меня.
Я снова посмотрел в тарелку: овощи плавали так, что воображение тут же нарисовало усмехающуюся рожицу.
Печаль…
Но я все-таки выполнил это непосильное задание и даже тазик не понадобился.
- Вот и все, теперь ты свободен, - Сакаки открыл дверь.
Я почувствовал себя изнасилованным и с обидой посмотрел на садиста.
- Не гляди на меня так, словно я тебе что-то плохое сделал, - возмутился тот, но тут же усмехнулся. – Может, ты чая хочешь?
- Нет, я к себе, - я резко встал, пока в меня снова не затолкали еды.
В коридоре я тут же натолкнулся на Саки.
«Он следит за нами, что ли?» - подумалось мне, но я поспешил к себе, покуда брату не пришло в голову пощекотать меня, когда мне и так тяжело дышать от переедания.
Вернее, я успел скрыться, когда на его лице заиграла недобрая усмешка.
Время шло, а из больницы были только плохие новости. Мне запретили встречи с матерью по инициативе Сакаки. Я злился, но понимал, что он прав. Да и вообще, я стал замечать за собой, что стал слишком раздражительным. Что это со мной? Я теперь ненавидел то, к чему относился с терпением.
Поэтому я теперь чаще молчал, чтобы не сказать какую-нибудь гадость или грубость. Даже Саки стал жаловаться Сакаки на то, что я злился и даже матерился, когда он меня тискал.
- Да неужели? – лишь вздыхал мой дворецкий.
Понимая, что лечение не помогает и моя мать уходит из жизни, я потребовал встречи с ней, но Сакаки это не понравилось.
- Дай ей умереть спокойно, не тревожь ее, - просил он. – Я не хочу, чтобы ты спровоцировал очередной приступ своим присутствием, ведь она может умереть у тебя на глазах. Я уже не столько боюсь за госпожу, сколько за тебя, за твой рассудок. Ты в последнее время сам не свой!
Я хотел рассердиться, возразить! Но не стал.
- Ясно… - сухо ответил я и отвернулся, направляясь к входной двери, чтобы прогуляться по саду.
Сакаки поймал меня за руку:
- Мне не нравится твой ответ, ты же не собираешься просто исчезнуть и появиться у нее? – спросил он и прищурился.
Он понял это раньше, чем я успел об этом подумать. Как же он хорошо меня знает, даже лучше, чем я сам себя!
- А ты меня остановишь? – вдруг усмехнулся я и выскользнул из его рук.
- Если ты любишь ее, то не делай этого! – Сакаки понял, что я не подвластен его воле.
- А вдруг она не умирает, потому что ждет меня?
Тут мой дворецкий испугался; чтобы ни говорили – он довольно суеверен.
- Прости… - учтиво склонился я и вышел на улицу.
Да, я искал место, чтобы, как бы это сумбурно не звучало – «незаметно исчезнуть». Дело в том, что мне временами казалось, что Саки меня преследует. Он был словно тень и я не мог понять почему? Может, он заподозрил во мне что-то странное и хочет поймать на горячем? От этого мне становилось не по себе, поэтому перед тем, как исчезнуть, я дождался ночи и убедился, что никто за мной не следит.
Я закрыл глаза и появился в коридоре больницы. Я прекрасно знал, что и где мне искать, так как не раз был здесь с дедом, поэтому мне не составило труда незаметно пройти через охрану. В палате моей матери был пост медсестры. Как мне избавиться от свидетеля?
Но я был так уверен в своих силах, что просто подошел к скучающей девушке.
- А? – она испугалась меня.
Я же сосредоточил всю свою темную энергию на руках.
- Не бойся, - я коснулся ее лба пальцем, направив весь «негатив» на нее, и опутал им ее сознание.
Это оглушило ее.
- Поспи, - я поймал медсестру и уложил на одну из кроватей в палате.
Я первый раз использовал эту энергию таким образом. Я знал, что мне как-то удается «переваривать» эту тьму, но на простого смертного такая дозировка оказалась шокирующей.
«Интересно, а если я так убью кого-нибудь ненароком?» - задумался я, но не испугался, а напротив, заинтересовался.
Мать спала, а я несказанно обрадовался. Но, приблизившись, я понял, что она привязана ремнями к кровати. Просто она была укрыта одеялом и только у стены ее рука была оголена, позволяя мне увидеть ремни. Это меня возмутило, но я понимал медиков, поэтому тоже не спешил ее развязывать. Лишь сел рядом с ней на кровать и смотрел на нее, не решаясь будить.
- Мама… - все же негромко произнес я, убирая волосы с ее лица.
Она открыла глаза и посмотрела на меня.
- Кадзу… - так же тихо произнесла она.
- Да, я здесь, я рядом, - мне даже не верилось, что я говорю с ней.
- Мальчик мой, пока я в себе, сделай одолжение, - попросила она.
Я подумал, что она попросит освободить ее от ремней, но нет.
- Убей меня, пока я снова не обезумела, - умоляла она и заплакала, вздрагивая от собственных тихих всхлипов.
Тут я сообразил, что я просто попал к ней в тот момент, когда ее сознание на время просветлело.
- Прошу тебя, мне так больно… жить… - продолжала она.
Я сидел, не зная, что и сказать. Я почувствовал, как и мой рассудок растворяется.
- Прошу… сделай это… - она дышала тяжело.
Она выглядела изможденной, невероятно уставшей, казалось, что в ней даже нет сил на приступы.
- Кадзу, прости меня… за все прости… - она заплакала сильнее, отчаяннее.
- Я не злюсь, ведь я люблю тебя, - я склонился к ней и поцеловал в лоб.
- Спасибо, теперь мне спокойно, - она словно обмякла и закрыла глаза.
- Мам?
Она в бессознательном сне. Еще посидев с минуту, я отправился на поиски ее истории болезни. Нашел ее в кабинете заведующего. Прогноз был неутешительный, да и снимки головного мозга тоже. Почитал записи в рапорте – страшно. Приступы происходили каждый день, а когда она была в сознании, то часто находилась в психомоторном возбуждении – рвала на себе одежду, кричала, плакала, смеялась…
В лечении – аминазин, диазепам. В общем, грузят ее конкретно.
Мои мысли прервал ее крик из палаты. Такой безумный и отчаянный, переходящий в смех.
- Что вы делаете со мной? Убейте меня! – требовала она.
Мне же было плохо от собственного бессилия. Теперь я понимал деда в его желании найти средство от душевных заболеваний.
Я отложил историю и чуть со стула не упал, когда обнаружил рядом с собой… ангела?
- Кто ты? – поинтересовался я.
- Ты меня видишь? – он удивился не меньше.
- Да, а ты пришел за моей матерью? – тут же спросил я.
- Не совсем, просто ее свеча жизни гаснет, и я решил проверить, что да как, - ответил он.
- А кто ты?
- Я – шинигами, не видно по мне, что ли? – обиделся тот.
- Нет, я думал – что ангел… - улыбнулся я, смутив его.
- В общем, я уже ухожу, эта женщина, видимо, все равно умрет, - сказал шинигами и исчез.
Мне было грустно. Я хотел, чтобы она не истязала себя, но безумие – явление не подконтрольное, стихийное.
«Но не убивать же мне ее?» - задумался и вернулся в палату.
Как же мне больно, у нее снова начался приступ, но я уже подошел к его окончанию. Мама лежала смирно и, придя в себя, плакала.
- Кадзутака, умоляю! – требовала она. – Не мучай меня, убей меня!
Я вспомнил слова шинигами и слезы навернулись. Весь мир снова поплыл, как за стеклом аквариума.
- Кадзу… помоги мне… - мама задыхалась.
Ее смертельная энергия душила и меня, обвивая кольцами.
Не знаю, что на меня нашло, но я взял ключи у спящей медсестры и ушел в процедурный кабинет. Да, я намеревался прекратить все это! Я больше не мог смотреть на агонию любимого мне человека. Я набрал смертельную дозу аминазина в шприц. Мои руки дрожали, я даже не мог попасть иглой в узкий просвет ампулы.
Реальность мне казалось страшным сном, а все мои движения – делом рук кого-то другого более уверенного человека, а не меня. Положив шприц и жгут в лоток, я взял спиртовой ватный шарик. И тут я задумался – зачем ей спиртовой шарик, если я иду убивать ее?
Черт возьми, что я делаю?! Я иду убивать! Я действительно демон, но…
Из палаты снова доносился ее жалобный голос, молящий о смерти. Что ж, это ее выбор…
Все еще не веря в то, что я это сделаю, я все же направился с этим ядом к ней в палату.
Она извивалась, отчаянно вырываясь из плена, но все тщетно.
- Тише-тише, дорогая, - я приблизился к ней и погладил по волосам.
Мать замерла, глядя мне в глаза, но заметила в моей руке лоток.
- Надеюсь, что я больше не проснусь, - она расслабилась и улыбнулась. – Ведь ты не обманешь мамочку?
- Нет, не обману, - я положил лоток на кровать и затянул жгут на ее руке.
Я тут же вспомнил, как сделал свой первый укол на ней. Теперь же я делаю ей смертельный укол…
Когда игла оказалась в вене, у меня снова создалось впечатление, что я вижу себя со стороны. Что все это – не я и не моя мать. И мне не страшно. Неразведенный аминазин жжет вену, я это знаю, поэтому ставлю медленно, а мать терпит. Ее сознание угасает, сама она успокаивается.
- Прости, что попросила тебя… согрешить… - она закрыла глаза и снова улыбнулась. – Прощай, Кадзу…
Я беззвучно плачу, надавливаю на поршень и убиваю ее. Но она выглядела такой счастливой, исчезая в небытие. Мне не нужно искать ее пульс, чтобы понять, что она мертва.
Я просто почувствовал, как ее жизненная энергия растворилась… во мне. Я на мгновение испугался этого, решил, что это иллюзия, но это не так! Я поглотил ее жизнь, убивая ее! Но вслед за страхом пришло новое чувство, когда ее сила проникла в меня – эйфория. Нет, я вовсе не ликовал, я был на грани безумия от горя, но произошло что-то вполне нормальное для демона, я бы даже сказал – физиологическое. Словно в меня вкололи опиум.
Я резко обнял себя и затаил дыхание от неожиданности, неведомое тепло разливалось по моему телу, опьяняя и будоража всю мою сущность.
Я – зло? Кто я и почему смерть для меня… так сладка? Я – ходячее противоречие. Мне невероятно больно от потери, но я не могу оторвать глаз с ее тела, вспоминая ее жизненную силу, которая теперь течет во мне. И тут я поймал себя на мысли, что ее жизнь была слаба, но невероятно сладка. Интересно, какую эйфорию я испытаю, если убью человека здорового и полного сил?
Я невольно поглядел на медсестру, мирно спящую на кровати. И я понял, что хочу ее… жизненную силу! Я приблизился к ней, но тут же отдернул самого себя.
Что я делаю?! Я убиваю и получаю от этого удовольствие!
Теперь я испугался, моя собственная суть напугала меня. Теперь я снова не знал, куда мне деваться от самого себя, от своей демонической природы. Я решил исчезнуть, пока не наделал глупостей! Но, взяв себя в руки, убрал шприц, вернул лоток на место. Вернулся в палату и еще раз посмотрел на мать. Лежит как кукла; поломанная истерзанная жизнью кукла.
- И ты прощай, - сказал я и поцеловал ее в остывающие губы.
Я исчез, но появился не дома, а в парке. Кстати, тут рядом больница, где лежит Мибу-сенсей. Я подумал о том, чтобы прогуляться и успокоиться, а то я… хм… опасен? Да, я вдруг подумал, что могу обезуметь, как мать, и натворить дел. А невидимый мучитель резал мою душу, сжимал в руках, заставляя кричать ее в муках.
Тут я заметил что-то белое у скамейки. Оно возникло так неожиданно, что я даже испугался. Опять привидения?
Но я понял, что передо мной женщина, облаченная в белую простыню. Она в крови! А ее черные волосы беспорядочно разметались в разные стороны.
- Простите, что напугала! – громко извинилась она, и я узнал этот голос.
- Мибу-сеней?! – изумился я.
- Кадзутака?! – она тоже удивилась. - А-а! Сделаем вид, что тебе померещилось! – выкрикнула она и, развернувшись, побежала.
О, боже, что она тут делает? Разве она не в реанимации должна быть?!
- Стой! – я побежал за ней, но для умирающей она могла любому дать фору. – Да стой же!
Я поймал ее за руку и развернул к себе.
- Что… что Вы тут делаете? – переводя дыхание, спросил я. – Да и в таком виде…
- Мне надоело лежать в больнице, - ответила она и жизнерадостно улыбнулась. – Я убежала; не могу умирать там… Хочу под кленом, чтобы его листья кружились вокруг меня.
Сегодня все женщины с ума сошли, что ли?
- Почему Вы в крови? – беспокоился я.
- А? Это… хм… у меня дренаж… был! – вдруг рассмеялась она, сильнее заматываясь в простыню.
И почему я не удивлен?
- А ты что так поздно гуляешь? – теперь она меня допрашивала, хихикнув. – И как Сакаки тебя только отпустил? Убежал?
Эта женщина разрядила мои мысли о матери, но тут же к ним и вернула. Но она не стала дожидаться моего ответа.
- О, я вижу то, что мне нужно! – она пробежала по траве и села под кленом.
- Что Вы делаете?
- Умираю, не мешай, - фыркнула она, махнув рукой, а затем закрыла глаза. – Передай моему сыну, что я ушла в мир иной счастливой.
Я молчал, наблюдая за ней.
- Почему Вы довели себя до этого? – вдруг спросил ее я. – Ведь Вы кого-то не можете простить, ведь так?
Она подняла веки и вопросительно посмотрела на меня.
- Да, есть один такой человек… - кивнула она.
Я приблизился и неторопливо сел рядом с ней:
- Это отец Ория?
- Да… - не сразу ответила она.
- Вы готовы умереть из-за него?
Тут ее глаза наполнились слезами.
- Я не могу. Он бросил нас! Ушел к другой, и я ненавижу его! Но… - она закрыла лицо руками и заговорила уже тише. – Но если бы он вернулся… то я… я была бы самой счастливой…
- А? – удивился я и понял, что ошибался.
Она умирала не из-за лютой ненависти, а из-за безответной любви. Убивала себя своими мыслями, не могла вырвать этого человека из своего сердца. Свою боль она обратила в болезнь, и даже любовь к сыну не излечила эту рану.
- Сенсей, - я обнял ее, а она прижалась ко мне.
- Я по-прежнему люблю его, и я сгораю от ревности, когда думаю, что он счастлив с другой. Мало того, ему даже плевать на своего собственного сына. Ория даже забыл, как он выглядит, а я же, напротив, не могу забыть эту наглую рожу! Я… я так сильно хочу к нему… Что мне делать? Я хочу обнять его, но ему будет все равно…
Я был… восхищен ее чувствами! Столько лет безответно любить какого-то козла… Да-да, именно козла, ведь, как можно не любить эту женщину, ведь она прекрасна!
Тут я почувствовал что-то теплое и это были не слезы. На ее простыне кровяное пятно расширяло свои границы, пачкая меня.
- Не спасай меня, не надо, - попросила меня сенсей. – Я не хочу умирать в больничной суете на руках у врачей. Позволь остаться здесь… с тобой…
- Мибу-сенсей, - я вдруг кое-что вспомнил, - Ваш отец говорил о том, что он видит у себя дома различных сущностей?
- Иногда мне казалось, что и я их видела…
- Правда? А Вы не испугаетесь, если я скажу, что я – один из них?
- Не знаю, - ответила она и, отмахиваясь от белого пера, отстранилась.
Не знаю, что на меня нашло, но я раскрыл свою суть. Я предстал перед ней, расправляя свои крылья. Женщина в изумлении смотрела на меня, смешно протирая глаза руками. Но, видимо, она уже смирилась со своей скорой смертью, поэтому не испугалась.
- Боже… - промолвила она, но затем улыбнулась и сжала кулак, выставив большой палец вверх. – Красивые крылышки!
Я даже смутился.
- Можно потрогать? – она полезла ко мне, не дожидаясь ответа, словно боялась умереть раньше, чем сделает это.
Я чуть не потерял равновесия, но все-таки выдержал этот натиск. Она пачкала меня в крови…
- Ория знает? – вдруг поинтересовалась она.
- Да, - что-то я сегодня не многословен.
- Он был испуган?
- Еще как, но все обошлось…
- Ах, он такой дурачок! – умилилась она и обняла меня.
Ее силы убывали, и я понял, что не в силах что-либо изменить. Она обмякала.
- Знаешь, я передумала умирать под кленом, - вдруг сообщила она. – Вознеси меня к нему, к звездам…
- Нас могут увидеть… - растерялся я.
- Плевать, просто сделай это! – потребовала она и подергала меня за грудки. – Пожалуйста-пожалуйста!
Она смотрела на меня как дитя малое, и я не мог ей отказать.
- Хорошо, - сдался я, хотя, если честно, никогда не летал выше собственного дома.
Боялся быть замеченным.
Я взял женщину на руки и, оттолкнувшись от земли, взмыл в воздух. Хотя, мне даже на мгновение показалось, что не смогу взлететь. Уж все это было больше похоже на сон, чем на реальность. Но вот, я уже над верхушками деревьев, и поднимался все выше и выше. Я никогда не забирался в небо так высоко!
- Ах, как красиво и тихо! – восхитилась она, сначала глядя на ночной город, а затем откинулась назад, чтобы лицезреть звезды. – Хочется придумать хокку:

«Протягиваю руки,
А звезды все так же далеки.
Но и они гибнут…»

Я тоже посмотрел в небо и загрустил в этой холодной пустоте:

«И тьмой объятый,
Рассыпал перья белые,
Под красною луной».

- Как я давно хотела этого… - тихо проговорила она, все еще глядя в небо, и ее жизненная сила проникла в меня.
Я простонал. Это было сравнимо с оргазмом. Ее сила оказалась немного другой, более яркой и продолжительной! Я все еще был под впечатлением и боялся уронить своего сенсея, так как руки дрожали, а сам я закружился, теряя высоту. Да, это было головокружительно! Я обезумел – мне снова захотелось вернуться в больницу, чтобы отобрать жизнь той медсестры, но я крепко обнял Мибу-сенсея и подавил в себе это чудовищное желание.
Я – хищник. Черт возьми! Что я за тварь?
Весь дрожу, невероятно хочу еще…
Я положил женщину под клен и, поклонившись, ушел. Да, мне было невероятно грустно, но в теле такая легкость и неудержимость. Хотелось бегать и кричать, безумствовать, в общем! Во мне было так много энергии, что тут же захотелось ее использовать.
Я растворил свои крылья в воздухе и пешком направился домой, чтобы унять свое возбуждение. На улице я встретил парочку влюбленных. Сначала я хотел свернуть, чтобы не столкнуться с ними, но решил не суетиться. Прошел мимо, но их жизненная энергия пробудила во мне дикий голод.
Я даже сглотнул и обернулся, провожая их взглядом. Да, мне хотелось их! Но не убивать же мне их только из-за этого?
Лишь вздохнул и направился домой. По пути я встретил одиноко идущую девушку и очнулся от наваждения только тогда, когда понял, что невольно ее преследую; вдруг вспомнил, что я в крови.
И почему это никого не волновало из прохожих? Или они не заметили? Точно, это же я вижу в темноте. Девушка стала оглядываться, она испугалась меня, и я понял, что произойдет страшное, если я не остановлюсь.
Я перешел на другую улицу, а девушка убежала, скрывшись в переулке. Я даже разочаровался и еле-еле поборол в себе желание погнаться за ней, чтобы отнять ее жизнь…»

Продолжение следует...

Глава 19.

Сознание Ория:
«У моей матери открылось кровотечение, и ее перевели в реанимацию. Я был не в себе от горя, можно сказать, что в отчаянии. Даже мой дед приехал из Киото, бросив свой ресторан. Врачи разводили руками, тут даже не говорилось о том, когда моя мать выздоровеет. Возникал другой вопрос: когда она умрет?
А еще меня не пускали в реанимацию, но я поступил упрямо: просто ворвался в отделение, растолкав медперсонал. Я был поражен увиденному!
Моя мать беспомощно лежала на кровати обнаженной, укрытая лишь простыней: из ее тела торчали дренажи, во рту была установлена интубационная трубка, присоединенная дыхательными контурами к аппарату искусственной вентиляции легких, а также велся кардиомониторинг.
Я замер. Нет, мне показалось, что время вокруг меня замерло, а все звуки пропали. Мать открыла глаза и посмотрела на меня. Она слегка повернула голову в мою сторону и протянула ко мне руку, к вене которой была присоединена игла для капельной системы. Да, ей как раз проводили инфузионную терапию».

Хисока: «Ория, говори по-японски, а не по-медицински!»
Ория: «Прости, других слов не знаю. Уж довольно долго я занимался медициной…»

«Я понял, что не был готов к этому.
- Мама… - я упал на колени рядом с ней, сжимая ее маленькую изящную руку в своих ладонях.
Боже, какие холодные руки. Я целовал их и плакал.
Прибежала охрана, но медсестра уже остановила ее. Действительно, какой смысл, если я уже здесь?
Медсестра накинула на меня халат, чтобы не распространять инфекцию на столь ослабленных пациентов.
Мама хотела что-то сказать, но лишь закашлялась, заставляя пищать аппарат ИВЛ. Она сжала мою руку, возможно от боли. Да и что она скажет, когда у нее во рту такая штуковина?
- Нет, не напрягайся, - я встал, поцеловал ее лоб и погладил по волосам.
Ее глаза наполнились слезами, затем она нахмурилась и зарыдала, сопротивляясь аппарату ИВЛ.
- Если сатурация не упадет, то... - к нам подошел врач и отключит ИВЛ, отсоединив дыхательные контуры от интубационной трубки. – То все будет хорошо…»

Хисока: «Аргх! Ненавижу больницы! Ненавижу медиков… Ненавижу Мураки…»

«Мама тут же обняла меня одной рукой за шею и, привстав, прижалась ко мне. Простынь с нее сползла до пояса, но я не смущался ее наготы, я был рад тому, что мог обнять ее. Я так же знал и то, что завтра, послезавтра или на любой другой день я больше не смогу этого сделать. Мне просто позвонят и скажут, что она умерла. Это было невыносимо. Мы оба плакали.
- Прости, если чем обижал тебя, - я вдруг понял, что прощаюсь.
Она же гладила меня по волосам и могла лишь кивать. Какая несправедливость! Ведь я так сильно хотел сейчас услышать ее голос…
- Ория-кун, сатурация упала до 90%, - доктор следил за мониторингом и намекнул мне об ИВЛ. – Вы ведь тоже на врача учитесь, не так ли? Я думаю, что вы знаете, что это значит.
- Хорошо… - я кивнул и, разжав объятия, уложил мать, укрыв ее простыней. – Мам, мне пора.
Я поцеловал ее, и уже было развернулся, как она поймала меня за рукав.
- Да? – обернулся я к ней.
Но она вдруг попыталась мне улыбнуться и помахала свободной рукой, жизнерадостно так. Но я понял, что она прощалась со мной навсегда. Может, она… она чувствовала приближение своей смерти?
- Я… я тоже тебя люблю, прощай… - я сам поражался тому, что мне хватило сил на эти слова.
Я даже не помнил, как оказался дома. Если бы не дед, то обезумел бы, наверное, от горя.
- Я завидую тебе, ты смог с ней поговорить, - говорил он.
Старик выглядел спокойным, но глаза выдавали грусть. Конечно, ведь умирал его ребенок.
- Не думал, что это произойдет… - продолжил дед. – Всегда кажется, что смерть коснется кого угодно, но не войдет в твой дом. Сладкий самообман… Что говорят врачи?
- Мама готовилась к химиотерапии. Но метастазы… - ответил я и вздохнул.
- Знаешь, может и хорошо, что ей не придется пережить химиотерапию, - да, мой дед тот еще оптимист. – Кстати, я слышал, что ты подружился с сыном господина Мураки. Как его там зовут? О, Кадзутака!
- Да, ему сейчас тоже не просто, сегодня похороны его отца…
- А меня ты похорони рядом с дочерью, - попросил старик, улыбнувшись.
Совсем с ума сошел, что ли? Говорить такие вещи мне, когда и так худо!
- Кстати, раз все мы смертны… - продолжил он, отпив чая из чашки. – То свой ресторан я завещаю тебе. Я не требую от тебя бросать медицину. Доучись, высшее образование никогда не помешает.
Я не знал, что ответить ему. Я пока не был готов обсуждать подобные дела.
- Приезжай ко мне в Киото, когда будешь свободен, - продолжил он и усмехнулся, глядя на меня. – И я покажу тебе, на чем строится мой бизнес.
Тогда я еще даже не подозревал о том, что мой дед сутенер».

Хисока: «Семейный бизнес, однако…»
Ория: «Так, я сейчас ничего показывать и рассказывать не буду!»
Хисока: «Извини, продолжай, пожалуйста».

Сознание Ория:
«- Хорошо, я приеду, - неожиданно для себя я согласился.
Вечером я позвонил Мураки.
- Ты как? – поинтересовался я.
- Честно, то лучше, чем в предыдущие дни, - ответил он мне.
- Я рад…
- А с тобой что?
- Мать в реанимации…
В общем, я рассказал ему то, что произошло и мне тоже полегчало.
Мы как-то хором вздохнули.
- У нас завтра занятия в десять, пойдешь? – напомнил Кадзутака.
- Только если пойдешь и ты, - я смутился так, словно меня на свидание пригласили.
- Хорошо, я буду тебя ждать.
Его голос сводил меня с ума. Боже-боже, как же я в люблен в этого парня! Да, я грешник, но у меня теперь поднялось не только настроение. Я вспомнил наше приключение в морге, так сказать самую приятную его часть. Мне показалось, что у меня выросли крылья, а сердце затрепетало как у пташки».

Хисока тоже вспомнил, как захотел увидеть взаимное совокупление, чтобы… чтобы потешить свое ОТП, наверное.
Хисока: «А вот здесь по подробнее, пожалуйста…»
Ория, краснея: «Э-э? Мелкий извращенец, а ты не боишься того, что я потом с тобой что-нибудь сделаю?»
Хисока подумал о простом пенделе и гордо так заявил: «Нет, не боюсь!».
Мибу ехидно усмехнулся: «Тогда ловлю на слове».
До шинигами вдруг дошел его извращенный намек: «Нет-нет, боюсь-боюсь!»
Мибу лишь рассмеялся: «Ладно, не паникуй, просто смотри дальше…»
Хотя Куросаки после издевательств доктора уже никакого секаса не боялся.

Сознание Ория:
«- Ладно, до завтра, - попрощался Кадзу.
- Подожди! – я не хотел с ним расставаться. – Скажи еще что-нибудь…
Я понимал, что веду себя глупо, но уж очень хотелось слышать его голос.
- А? – удивился он. – А что тебе еще сказать?
- Да хоть на три буквы пошли, что ли… - пошутил я.
Мураки усмехнулся. Я слышал его дыхание в трубке, и уже это заставляло трепетать меня. Честно, если он еще раз позвонит ко мне, и будет просто молчать, то я узнаю его по одному лишь дыханию. Немного странно, но это действительно так.
- Хорошо, - ответил он. – Я тоже люблю тебя, Ория. Отдыхай.
О, да! Это был контрольный в голову! Мне даже показалось, как мозг вытек, и я теперь могу говорить только: «Да, Мураки-сама… Хорошо, Мураки-сама…»
- Эх, и как же мне теперь заснуть-то? – я решил немного поприставать к нему.
- А ты что-то предлагаешь? – вопросом на вопрос ответил он.
Так-так, разговор приобретает интересный оборот. Может, мне его развести на секас?»

Хисока: «Мечтать не вредно».

Сознание Ория:
«У меня даже кровь из носа пошла.
- Ну, хотелось бы как-нибудь на днях тебя в гости пригласить… - осторожно намекнул я. – Когда дед уедет.
- С ночевкой? Чтобы снова забыть у тебя свою одежду? – Мураки не забыл свое последнее пребывание у меня».

Хисока: «Еще бы! Такое разве забудешь?»

Сознание Ория:
«- Я буду нежен! – вырвалось у меня и… я покраснел, как рак.
Возникла пауза. Черт, ну не дурак ли я? Совсем безголовый…
- Обещаешь? – такого ответа-вопроса я от него никак не ожидал. – Не так как в прошлый раз?
Я даже неосознанно прикоснулся к своему восставшему члену и чуть не простонал.
- Да, - выдохнул я.
- Хорошо, тогда я приду к тебе на днях, - согласился он и опять усмехнулся. – Готовь что-нибудь к чаю…»

Тут Хисока мысленным взором материализовал себе кирпичную стену и в своем сознании влетел в нее.
«Он… он садист и мазохист в одном лице!» - вознегодовал мальчик.
Ория: «Да не убивайся ты так, он просто любит меня и тоже хочет».
Хисока: «Он мог бы состроить из себя и недотрогу тебе в наказание…»

Сознание Ория:
«- Ты серьезно? - я даже на секунду решил, что он издевается.
Я изумлен!
- Да, - ответил он, и томная звуковая волна из трубки пощекотала мне ухо.
Я думал, что кончу прямо сейчас.
- Думаю, что я больше не испугаюсь, когда снова окажусь под тобой, - откровенно продолжил он.
Его голос, эти слова… мне даже рука не нужна, чтобы приблизить свой оргазм.
- Мураки, я сейчас кончу, - предупредил его я, уже не особо стесняясь.
- Правда? – удивился он. – Тебе помочь?
Он, наверное, умилился. А я… я снова вспыхнул от смущения».

Хисока уже строил стену потолще…

Сознание Ория:
«- Извращенец! – выругался я.
- Бывает... – рассмеялся он, но тут же успокоился. – А теперь сядь. Сейчас я доберусь до своей комнаты, а то я в холле, и мы сделаем это вместе. А пока положи трубку.
- Чего?! – запаниковал я, но услышал короткие гудки, хотя, лучше бы он сразу ко мне телепортировался…
Мое сердце вырывалось из груди. Я положил трубку и с ужасом и интересом ждал звонка. Не прошло и минуты, как он раздался, и я снял трубку.
- Ну, так что, продолжим? – сразу же раздался голос Кадзу.
- Что продолжим? – нервничал я.
- Тогда закрой глаза и слушай меня, - деловито начал он.
Сумасшедший! Секс по телефону? Я смущен… но подчинился.
- Так лучше? – поинтересовался он.
Действительно, сейчас для меня существовал только его голос.
- Да, - ответил я.
- Представь себе, что я оказался в твоей комнате… Каким бы ты хотел меня видеть? – продолжил он.
- Улыбающимся, в белой распахнутой рубашке, - я понял, что все же расслабился и получал удовольствие.
- Я приближаюсь, сажусь к тебе на колени. Мои немного холодные пальцы скользят тебе под одежду… - играл Кадзу, и мне показалось, что я даже ощутил его прикосновения на себе.
- Одежда соскальзывает с твоих плеч; я целую твою нежную кожу на шее…
Я простонал от удовольствия и сглотнул.
- Кадзутака, меня сейчас надолго не хватит, я правда разгорячен уже сильно, - предупредил его я.
- Тогда смотри на меня, я тоже возбужден. Одной рукой ласкаю свой член, другой освобождаю твой. У тебя он такой горячий».

Внезапно высокий рейтинг увиденного воображения смутил Хисоку, но и возбудил, конечно.
«Два мудака-затейника… - негодовал он, наблюдая и косвенно участвуя. – А я третий…»

Сознание Ория:
«Я даже напряг бедра от возбуждения.
- Чтобы ты хотел, чтобы я сделал? – поинтересовался Мураки.
- Возьми в рот… - еле дыша, ответил я.
- Я спустился на свои колени. Мои губы коснулись твоей горячей головки. Я пропускаю ее в свой рот и пробую на вкус. Рукой я помогаю ласкать тебя. Вверх-вниз… ты твердеешь…
- Извини, но я уже кончаю… - задыхался я от оргазма.
- Правда? – такое искреннее изумление в его голосе.
Я не мог не рассмеяться и открыл глаза…»

Хисока, будучи захвачен эмоциями чужого сознания, тоже испытал спонтанный оргазм по-настоящему. Даже колени чуть не подкосились от этого. А, подумав о том, что и Ория заново переживает все это, то понял что наверняка, и он тоже должен был испытать это.
Ория: «У меня смутное подозрение того, что ты тоже того…»
Хисока: «Знаешь, я сейчас только что подумал о том, что ты тоже того…»
Ория: «Телепатический секс?»
Хисока: «В виду некоторого косвенного присутствия здесь Мураки, я бы добавил еще и групповой».
Ория: «Внезапно, однако. Засчитаем?»
Хисока, краснея: «Нет!»
Ория: «Ты хочешь по-настоящему?»
Хисока: «Ничего я не хочу делать с тобой, извращенец!»
Ория: «Нет, это ты извращенец, тебе больше нравится наблюдать за этим со стороны, вуайерист, несчастный».
Хисока, растерявшись: «Вот так меня еще никто не называл…»
Ория лишь усмехнулся: «Мы продолжим?»
Хисока, заинтересованно: «А вы там еще что-то делать будете?»
Ория захохотал, но тут же успокоился и лукаво так протянул: «Да…»
Хисока: «Тогда, продолжайте…»
Ория, удивившись: «Ей, богу, вуайерист!»
Хисока, смирившись: «У каждого свои недостатки».
Ория: «Что-то я уже стесняюсь… ну, ладно»,

Сознание Ория:
«- Прости… - я успокаивался, приходя в себя. – В последний раз я делал это тогда с тобой. Не удержался.
- Тогда, ты можешь послушать, как я это делаю, - предложил он.
- С удовольствием, - согласился я и снова закрыл глаза. – Я весь во внимании.
- Тогда подключайся, делай со мной что-нибудь, - сказал он.
- Хорошо, - я впервые участвовал в подобном удаленном сексе. – Я уложил тебя на пол. Мне нравится бледность твоей кожи, я целую тебя: шею, грудь, живот, бедра. Я готов просто съесть тебя, ангел мой. Мне никогда не нравились парни, но ты прекрасен. Мои руки скользят по твоему телу и останавливаются на члене…
Тут я слышу, как он томно простонал.
- Я снова хочу тебя. Да, черт возьми, ты снова меня возбуждаешь! У меня опять стоит… - продолжил я, чувствуя, как внизу живота опять болезненно стянуло.
- Тогда возьми меня… - шепчет он. – Ласкай меня…
- Я между твоих ног, а губы жадно исследуют твое тело, мне нравится твой запах. Он сводит меня с ума. Беру твой член в рот…
- Ах…
Дыхание Кадзу сбилось, мне нравится это.
- Ория… м-м-м… ах… - продолжал Мураки, взбудоражив меня этими звуками. – Мои бедра двигаются сами… мой член скользит у тебя во рту… так горячо. Ах! Я полностью открыт…
- Я… - я весь дрожал от желания. – Я… облизываю свой палец, затем проникаю им в тебя. Не хочу причинить тебе боль, поэтому жду, когда ты привыкнешь ко мне и ввожу второй…
- Немного больно, но потом это становится сладко, и мой член твердеет еще сильнее… Я готов принять тебя… М-м…
- Я хочу войти в тебя!
- Входи!
- Я в тебе! Ах, как ты хорош…
- И тут в комнату залетает мама, - голос Кадзу вдруг стал серьезен.
- Чья мама?! - я был обескуражен.
- Моя… мама…
Я представил себе сию сцену и… кончил. Да так ярко и обильно! Я на глазах этой женщины трахаю ее сына! Да, мадам, он теперь мой…
Я понял, что блаженно улыбаюсь.
- Ория, это не часть игры, а вправду, - его голос был встревожен. – Я тебе потом перезвоню…
Послышались гудки.
- Э-э-э?! – я снова был изумлен.
Да уж, вот он попал! Но зато она разрядила обстановку…
Я вдруг представил себе, как Кадзу сидит на своей кровати, прижав трубку к плечу, а штаны спущены, да и сам весь в таком предоргазме. А потом открывается дверь, и мама видит его, уже смущенного и испуганного.
М-м-м… Теперь я хочу его еще больше…»

Нет, шинигами не кончил во второй раз, он расцепил руки, схватившись за живот и рассмеявшись. Ория открыл глаза, с удивлением глядя на мальчика.
- Ахтунг! Это жесть! - он уже вытирал слезы от смеха. – Прости… Ну, вы и даете.
- Я рад, что тебе весело, так как на самом деле дальше еще большая «жесть» будет, - Ория снисходительно отнесся к веселью парня.
- Да?

***

Мураки:
«Мама почему-то не смутилась и не вышла за дверь. Напротив, она вошла в комнату и закрыла ее изнутри. Я прикрылся подушкой.
- Мама, стучаться надо, когда входишь в комнату взрослого сына, - возмутился я, но мне все равно было стыдно.
Утром были похороны, а вечером я занимался непристойностями. Что она теперь подумает обо мне? Да и с испугу я обратился к Мибу по имени, чем раскрыл то, с кем я это делал.
Я вжался в стенку, сидя на кровати, но сохранял внешнее спокойствие.
- Так ты же сам сказал: «Входи», - усмехнулась она.
И тут мне что-то в ней не понравилось. Она пьяна? Когда успела?
Ее глаза горели безумным огнем. Но не это меня взбудоражило, я ощутил… темную и густую энергию смерти. Я был парализован. Я думал, что это из-за смерти отца, да и кладбище заглушило мое восприятие. Но эта энергия рождается из нее!
- О-о-о, моя куколка изменяет бедняжке Укё-чан, – я слышал безумие в ее голосе.
Она опасно приблизилась ко мне.
- Со своим лучшим другом, как интересно, - она склонилась и коснулась моих колен.
Ее улыбка… как тогда, когда она лишила меня детства…
- Мама? – старый страх проснулся во мне. – Ты снова пьяна?
- Да, куколка, мама выпила вина, - она заползла ко мне на колени и коснулась указательным пальцем моих губ.
Она говорит от третьего лица, как же я не люблю это. У меня плохие воспоминания по этому поводу.
- Но никому ни слова. Тшшш… - продолжила она, вытянув свои губки, которые тут же растянулись в лукавой улыбке. – А мой сыночек повзрослел и жаждет испробовать свое молодое тело…
Ее рука поползла по моему бедру вверх, под подушку, которой я прикрылся.
Я уже готов был рвать волосы на своей голове. Это было больше похоже на ужасный кошмар! Что с ней опять случилось? Она не могла сойти с ума из-за смерти отца, тут что-то другое! Да и нельзя меня трогать в таком состоянии, я слишком чувствителен.
- Мама, что ты делаешь?! – я пришел в ярость и, поймав ее за руки, поднял их перед собой, разведя в стороны.
- Ха-ха-ха! Мама хочет своего прекрасного сына! – она это сказала довольно громко.
Иногда мне хочется, чтобы у меня была третья рука, которая бы появлялась и исчезала, как мои крылья. Мне нечем закрыть ей рот.
Но она догадалась о моих опасениях и поэтому, я и глазом не успел моргнуть, как она поцеловала меня в губы, прижав к стене. Паника охватила меня. Нет-нет! Инцест – это самое страшное, что может быть на свете!
Я отпустил ее руки, но вместо этого схватился за хрупкие плечи, отстраняя мать от себя. Видимо, я был так напуган и удивлен, что мои силы покинули меня, и я не мог справиться с этой женщиной. Или это она из-за безумия стала невероятно сильной? Мама выскользнула из моих рук и, скользнув по мне, убрала подушку и…
Она ртом захватила мой член. Когда я увидел, как она это делает, мне показалось, что мой дух снова готов был покинуть мое тело. Этого не должно было произойти!
Я снова в ее власти. Я не могу ее оттолкнуть. Опять меня одолевает чувство отвращения и сладкой истомы. Мое тело требует продолжения, а мой разум снова в агонии. Но тут в коридоре я услышал шаги.
- Сакаки, вы нашли госпожу? – я слышу один из голосов служанок.
- Нет, - это мой дворецкий.
Я в растерянности, я понимаю, что Сакаки за этой стеной, и я могу позвать его, но что он увидит? Служанка убежала.
- Мама… нет… - я был близок к оргазму. – Ах!
Тут произошло страшное. Дверь открылась, и в комнате нарисовался Сакаки. Вижу его удивление и смущение. И мой оргазм, я не мог это остановить. Как же кружится голова, а в ушах страшный звон. Сакаки зол. Нет, он просто в бешенстве! Он хватает мою мать за волосы, но она смеется. Ей весело и это, наверное, ее смех оглушил меня. Все как в тумане и беззвучно, словно в немом кино.
Сакаки уже не смотрит, что моя мать – его госпожа. Она безумна. Мой дворецкий безумен. И я, наверное, тоже! Он ударил ее по лицу, а она, падая, смеется. Затем непонятно для чего разрывает на себе одежду, что-то орет.
О, Господи, я живу в сумасшедшем доме! Сакаки тоже кричит на нее, но звон в ушах не позволяет мне понять всего. Я привожу свою одежду в порядок, неторопливо одеваясь, но, не ощущая своих движений. Не чувствуя своих рук и ног.
И перья… белые перья появились, когда я придвинулся к краю кровати и коснулся ногами пола. Сакаки с матерью замерли и, с удивлением вытаращились на меня. Почему? Но звон в ушах постепенно стихал.
- Ха-ха-ха! – я снова слышу смех этой женщины. – Посмотрите только, я родила ангелочка!
Она указывала на меня пальцем, и я с ужасом осознал, что раскрылся! Что теперь будет? Они возненавидят меня! Испугаются…
- Я грешница! Ха-ха-ха! – неистовствовала она. – Я делала это со своим ангелочком! Мой сын – ангел! Ха-ха! Я люблю своего сына-ангела!
Сакаки же замер, кажется, он уже забыл о существовании моей матери. Я чувствовал его страх и крайнее изумление.
Видимо, нет мне больше места в этом доме. Они теперь знают, что я – чудовище!
Я закрыл лицо руками и исчез.
Я даже не знал, где хотел появиться. Я на мгновение потерялся, когда понял, что вокруг меня только межпространственный коридор – такой удивительный и сияющий.
Материализовался я в городском парке, перепугав местного бомжа, который сидел на лавке и пил пиво.
- Ангел! – воскликнул он, но почему-то обрадовался и упал на колени передо мной. – Скажи, ты действительно ангел небесный?!
- Прости… - я вообще не был готов к этому разговору. – Но я, видимо, уже падший, так что встань с колен, не трави мою душу.
- Падший? – вижу страх в его глазах, но мужчина лишь сел, поджав ноги. – Ты пришел забрать меня в ад?
- Нет, я просто живу в этом городе… - я хотел убрать крылья, но не получалось.
Они не исчезали, не подчинялись моей воле...
- Почему ты плачешь? – спросил он.
Его вопрос обескуражил меня. Да, я действительно плачу.
- Потому что здесь плохо, и я больше не нужен Богу, - я развернулся к тропинке, чуть не наступив на разбитую бутылку.
Я без обуви, но хорошо, что хоть в носках.
- Каков твой грех? – допрашивал меня незнакомец.
Я лишь пожал плечами.
- Предательство, - неожиданно для себя, ответил я. – А за что еще он сбросил ангелов на Землю?
- Я тоже предатель, - этот человек меня уже злил.
- Глупый, ведь ты человек, у тебя есть возможность грешить, но быть прощенным однажды, - не выдержал я. – А с ангелами у Господа разговор короткий.
Я снова исчез и появился в другой части парка. Тут уже никого не было, но я все равно запаниковал, и не мог обуздать свою силу, чтобы убрать эти проклятые крылья! Рядом был пруд, и я присел у воды, взглянув на свое отражение.
Да, одинокий падший ангел, которого, почему-то никто не забирал – ни Бог, ни Дьявол. Отчаяние одолевало меня. Я даже подумал о том, что если вдруг вздумаю умереть, то возможно, что и не умру. Кто я? Да, наверняка предатель, но я хочу помнить это. Хочу знать свой грех, а не мучиться в неведении. Как мне это узнать? У кого мне спросить? Или мне нужно призвать для этого Дьявола? Но скажет ли он мне правду? Скорее обманет.
Я встал и принялся заходить в воду, медленно не торопясь. Зачем я это делаю? Неужели действительно собрался утопиться? Да, пожалуй, я хотел бы исчезнуть. Я предатель, я чудовище, это мое наказание.
Но тут я вдруг подумал об Ории Мибу и остановился, забравшись в воду по колено. Я причиню ему боль. А если так поразмыслить, то я действительно хочу жить… очень хочу. Я похож на безумца, который режет себе вены, но жаждет жить, а при этом так же знает, что умрет, если продолжит. Но он продолжает это, потому что не в себе.
Я растворяюсь в воздухе. Дом Мибу передо мной, но мне почему-то страшно. Снова придется его побеспокоить. Перелетев через ворота, я сделал пару шагов, но тут же понял, что на меня кто-то смотрит.
Посмотрев наверх, я обнаружил на балконе старика, курящего табак из трубки.
Черт возьми! Я совершенно забыл, что у Ория в гостях его дед!
- Прошу вас, только без инфарктов! – растерялся я.
Если я погублю кого-то из родных Мибу, то я не прощу себе этого.
Дед стоял неподвижно, выпуская дым изо рта. Да, он удивлен, но я бы не сказал, что он повергнут в ужас. Скорее я был сильнее испуган.
- Я всегда подозревал, что у семейства Мураки что-то нечисто, - задумчиво ответил он мне и снова затянулся. – Начиная с твоего деда.
- Вы знали моего деда? – удивился я.
- Да, я был с ним знаком, и это я порекомендовал ему свою дочь тебе в учителя, - он замолчал, внимательно рассматривая меня. – Откуда ты такой крылатый взялся?
- Не знаю, - улыбнулся я, обнимая себя за плечи, словно ища защиты. – Извините за вторжение.
Я поклонился и развернулся к воротам.
- Стой, ангел, ты же не просто так спешил сюда, правда? – его голос остановил меня.
Я невольно посмотрел на свои ноги, мокрые до колен.
- Да, Ория знает и моей сущности, поэтому я к нему торопился, - признался я, не оборачиваясь.
- Хорошо, я сейчас открою тебе дверь, а то еще заболеешь. Не ходи в таком виде.
- А? – когда я обернулся, дед скрылся в доме, а через некоторое время он уже был на крыльце.
Я абсолютно его не знал, но, мог бы предположить, что Мибу-сенсей много рассказывала ему обо мне, показывала фотографии, поэтому он узнал меня. Я был смущен. Чувствовал себя белой вороной.
- Не бойся меня, я хочу помочь тебе, - старик приманивал меня рукой. – Что с тобой произошло? Расскажи мне…
Тут я вдруг понял, что передо мной человек, который не боится меня, такого крылатого. Это было неожиданно, но… я теперь так рад!
- Спасибо, - я снова поклонился ему и почувствовал, что мои крылья немного болят.
Интересно, почему? Я снова шевельнул ими, и даже схватился за свое плечо. Нет, это не немножко! Ай-ай…
- Обычно они у меня исчезают, - я ответил на его вопросительный взгляд. – Но сейчас происходит что-то не так…
- Так ты пришел за убежищем? – догадался он. – Тогда проходи, пока кто-нибудь из соседей тебя не увидел.
Старик бесстрашно подошел ко мне и, осторожно обняв за плечи, провел в дом.
Я чувствовал теплую энергию от него, этот старик искренне помогал мне.
- Ория уже спит, - констатировал он. – Сейчас я найду какую-нибудь одежду для тебя. Присядь пока, но только не улетай, хорошо?
Я улыбнулся и кивнул. Когда он ушел, я решил расправить свои крылья. Черт, как больно и они дрожат. Неужели из-за того, что я их не часто использую, они закостенели? Скорей всего…Тогда их нужно размять!
Пока я был здесь один, возможно это сделать. Я закрыл глаза от боли и сделал пару взмахов. Но, услыхав, как что-то упало, открыл глаза. Да уж, я навел беспорядок! Теперь нужно поставить все на место. Черт, как же мне здесь тесно!
Я задел крыльями листы на полке, и они разлетелись по всей комнате.
- Ха-ха! – рассмеялся старик, когда вернулся. – Я вижу, что ты тут уже устроился, чертенок.
- Извините, - я был рад тому, что он не злился на меня.
А еще он назвал меня так, как обычно называл меня мой родной дед. Как же хорошо, что я познакомился с этим человеком!
Он протянул мне кимоно.
- Позволь, я тебе помогу, - сказал он, доставая ножницы. – Я же вижу, что тебе больно.
Я почувствовал себя ребенком. Такое чувство, что меня вырвали из ада.
Он разрезал мою рубашку, и я смог переодеться в кимоно.
- Ория даже не заметил, как я вошел в комнату; спит, как конь, - улыбнулся старик. – Хочешь чая?
- Да, пожалуй, - согласился я».

***

Хисока снова взял Мибу за руки и закрыл глаза.
Сознание Ория:
«Я проснулся. Я так долго ждал звонка от Мураки, что вырубился. За окном была ночь, и мне показалось, что я услышал взмах крыльев. Может, он звонил, а я не проснулся, ведь я так крепко сплю. Ладно, завтра увидимся. Теперь никуда он от меня не денется, он мой!
Я обнял подушку и снова закрыл глаза. Хм… в туалет хочется. Не сильно, но меня это раздражало. В такие моменты лениво думаешь: пойти или попытаться заснуть?
Все же устало поднялся и сонно побрел по коридору, спускаясь по лестнице. На кухне горел свет. Опять дед бессонницей страдал? Да и еще сам с собой разговаривал, или он это по телефону с кем-то? Да и еще перья на полу валяются.
- Хватит шуметь, ложись спать уже, - буркнул я, проходя мимо кухни и разгоняя пернатый мусор.
- Прости, что разбудили, - извинился Кадзутака, помахав мне своим крылышком в знак приветствия.
- Да-да… - я прошел мимо, тоже махнув ему, но только рукой, и тут до меня дошло!
Вернее я моментально проснулся! Кадзутака сидит в моем доме, расправив свои крылья, пьет чай и беседует с дедом! И это он разбросался своими перьями.
Я мигом вернулся на порог кухни и вытаращился на странную компанию. Кадзу грел свои руки, держа в них чашку с чаем, обхватив ее, и приветливо смотрел на меня. И что это на нем? Мое кимоно! Оно было чуть спущено с плеч, так как на нем не было отверстий для крыльев.
- Мы будем тише разговаривать, можешь продолжить свой сон, - извинился старик.
- Сон? Да какой тут сон?! – я был ошарашен. – Кадзутака, что случилось? Почему ты здесь? Почему ты в своем… истинном облике?
- Он пришел к тебе, но ему не удалось незаметно проникнуть в дом, - ответил за него мой дед. – Я встретил его.
- Прости, у меня проблемка, - теперь заговорил Мураки, слегка пошевелив крыльями. – Я раскрылся…
- Что значит «раскрылился», ой… заговорился. «Раскрылся»? – недоумевал я.
- Так и есть – «раскрылился». Сакаки и моя мама узнали, что я чудовище, и я исчез, - ответил он, поставив чашку на стол, но, продолжая греть об нее руки. – Но это еще не все. Мои крылья не исчезают. Они полностью материализовались.
Он помрачнел, опустив взгляд.
- Ясно, - успокоился я, но появилась тревога за него.
- Ория! – воскликнул он, заглянув мне в глаза. – Можно я поживу у тебя некоторое время? Мне больше некуда пойти…
Он смотрел на меня этими светлыми глазами с такой надеждой. Мое сердце готово было вырваться из груди. Мураки хочет… пожить у меня?!
Ах! Мои мысли зарисовали такие картины! Порнографического содержания… Хе-хе…
Я – эгоист, бог мой, какой же я эгоист! У Кадзу горе, а я радуюсь тому, что могу на халяву трахать его. Но… да это плохо… но я все равно так рад. Но если временно заштриховать все непристойности, то я все равно счастлив. Я буду видеть его каждый день, смогу о нем заботиться, да и просто получать эстетическое наслаждение, когда буду смотреть на него. У меня будет домашний прекрасный ангел! А такой не у всех есть. А, возможно, он у меня один такой.
- Конечно, оставайся! – воскликнул я, вытирая кровь из носа рукавом. – Я… я о тебе позабочусь…»

Хисока: «Вот гад! Знаю, как ты хочешь о нем позаботиться…»
Ория, улыбаясь: «Это само собой разумеющееся»
Хисока: «Пф!»

Сознание Ория:
«Мураки смутился. Да, у меня на лбу было написано то, чего я хотел.
- Спасибо, я отблагодарю тебя, - Кадзу грустно улыбнулся мне».

Хисока: «Что? Арх! Он так добр к тебе, а ты… неблагодарный!»

Сознание Ория:
«- А я прослежу за тем, чтобы он тебя не обижал, - дед потянул меня за ухо.
- А-а! Отстань, старик! – рассердился я.
Ох, больно-то как!
- Не отстану, - издевался он, но затем сурово посмотрел на меня. – Увижу – прибью…
Старый пень не так глуп, сразу же догадался о моих замыслах.
- Хорошо-хорошо, только отпусти меня, - умолял его я».

Хисока: «Мне нравится твой дед!».

Сознание Ория:
«- Хороший мальчик, - он все же отпустил меня и улыбнулся. – Но не доводи деда до инфаркта.
- Кстати об инфарктах, - я тоже сел за стол, держась за опухшее ухо. – Дед, как ты не испугался, увидев его?
- Хо-хо, - он снова закурил и таинственно улыбнулся. – Расскажу вам один секрет. Мой дом, он же ресторан, а также огромная территория, которая принадлежит мне – это убежище для таких, как Кадзутака.
- Что?! – удивился я.
- Да, внучек, ты никогда не задумывался над тем, почему в октябре в моем доме цветет сакура? – вопросом на вопрос ответил он.
- Я заметил это, но думал, что из-за климата происходит аномалия… - задумался я.
- Нет, на самом деле на этой земле… как бы так сказать… Кусочек Мейфу, - продолжил старик, пошевелив палочкой в трубке, чтобы разрыхлить табак.
- Кусочек Мейфу? – оживился Мураки.
- Да, многие думают, что это всего лишь старые легенды, но Мейфу действительно существует, - ответил ему дед и подмигнул. – Может, ты оттуда пришел?
У меня голова пошла кругом. Такое чувство, что я открыл книгу с легендами и все ее герои ожили, да и весь мир изменился, стал больше и невероятнее.
- Тогда я на каникулах обязательно посещу это волшебное место, - уверенно сказал Мураки. – Если вы не против.
- Что ты, я рад знакомству. Вообще, на моей земле духи становятся видимыми для этого мира, но невидимыми для небес. Иногда они прячутся, не спросив меня об этом. Поэтому я уже привык к сверхъестественному, - дед поражал меня все больше и больше.
- А почему ты мне этого не говорил?! – рассердился я.
- А ты бы поверил мне? – буркнул он. – Наверняка бы решил, что старик вообще из ума выжил…
Старик был прав. В такое нельзя поверить, не увидев собственными глазами».

Хисока (про себя): «Так вот, где Мураки прячется! Теперь не знать буду. Хе-хе..»

Сознание Ория:
«- Кадзу, как так получилось, что ты… хм… «раскрылилися» перед родными? – поинтересовался я.
Мураки вдруг вздрогнул и задумчиво посмотрел на меня.
- Я потом тебе расскажу… наедине, - добавил он.
- Все так плохо? – нахмурился я.
Что же произошло в этом доме?!
- Да, это было неприятно, - ответил он мне.
Дед смотрел то на меня, то на него.
- Ладно, молодые люди, - он с хрустом в спине поднялся. – Можете секретничать, а я спать.
Старик коснулся моей головы.
- Внучек, только не заставляй меня сворачивать тебе шею, договорились? – он ненавязчиво так пригрозил мне, надавливая на голову.
- Мы потом поговорим по этому поводу, - злился я.
- Спокойной ночи, - дед ушел.
Я молча наблюдал за своим крылатым гостем. Но он о чем-то задумался. Выглядел он невероятно уставшим.
- Кадзу… - я коснулся его рук, а он вздрогнул. – Расскажи мне, что с тобой происходит?
- Можно я прилягу тогда? – попросился он.
- Пошли в гостиную, - я повел его за собой.
У меня там был большой удобный диван: я сел, а Мураки лег на бок, слегка примяв свои крылья и положив голову мне на колени.
Я занервничал, так как почувствовал, что это будет страшная история на ночь. Я погладил его по волосам. Как же я люблю его!
- Моя мать, она не совсем здорова… - начал он. – Она сумасшедшая.
Я не перебивал его, просто слушал.
- Эта женщина… Я люблю ее, но она пугает меня, - продолжил он. – Я сейчас расскажу тебе кое-что безнравственное…
И он поведал мне жуткую и шокирующую историю из своего детства. Его насиловала собственная мать! Сумасшедшая женщина! Я не прощу ее. Пусть горит в аду, мне ее не жаль! Еще он рассказал, что собственно произошло сегодня.
Но…
Я вспомнил то, как сам недавно поступил с ним также. Интересно, он думал в это время о том изнасиловании? Черт, какой же я урод моральный! Я должен умерить свой пыл и позволить отдохнуть ему от всего этого. Он доверился мне, рассказал то, что я бы в жизни не рассказал никому.
Я вдруг допустил такую мысль, а если бы моя мать так поступала со мной… это ужасно. Я бы, наверное, с ума сошел.
Мне вспомнилась моя первая встреча с ним, его улыбка, его тяга к дружбе. А я его предал, выпотрошив всю суть. Возможно, он бы так и не узнал о своей сущности, если бы не я. Я бы на его месте вообще бы убил такого человека, как я. Я бы не простил такое издевательство над собой. А он прибежал ко мне и продолжает раскрывать свою душу, полную тайн и боли. Как же он умело маскировал это! Почему он прощает нас?
- Кадзу… - я продолжал гладить его, пряча свои слезы. – Я люблю тебя. Спасибо за доверие.
- Я рад тому, что ты у меня есть, - он практически засыпал, но все же еле заметно улыбнулся.
Я не хотел его беспокоить, хотя у меня уже нога затекла. Его крылья стали прозрачными и через мгновение исчезли. Наверное, потому, что Кадзутака заснул.
Посидев так немного, я обдумывал его слова. Затем, взяв одну из подушек, подложил ему под голову вместо моей ноги. Поднявшись, я принес одеяло и укрыл его. Без крыльев парень казался более хрупким.
А я же ушел к себе в комнату. Нет, я сначала сходил туда, куда собственно собирался изначально, а потом уж в комнату. Я думал, что не засну из-за этого рассказа, беспокоился, но все же провалился в сон…»

***

Хисока задрожал и, снова вырвав свои руки из рук Мибу, обнял себя за плечи. Ория молчаливо глядел на мальчика.
- Ты замерз? – предположил Мибу.
- Нет, - покачал головой Куросаки. – Просто…
Его охватила тревога.
«Я-то думал, что у меня были проблемы в семье, но меня, по крайней мере, не принуждали к сексуальному насилию в столь раннем детстве, - негодовал шинигами. – Мураки… Теперь меня не удивляет его безумие. То мать, то брат, как же это страшно. По крайней мере, я в своем доме чувствовал себя в безопасности. Я мог спрятаться ото всех и жить в окружении равнодушия, строгости и ненависти. Его же дом – это настоящий сумасшедший ад!».
- Прости… - шинигами закрыл лицо руками.
«Почему я так сильно переживаю за своего убийцу? Почему хочется плакать? А его улыбка радует мое сердце, боль же – огорчает, - задумался он. – Да и снова изнасилование. Не перевариваю».
- Хисока, ты чего? – Ория склонился над ним. – Ты плачешь?
- Отстань, мне грустно немного, - огрызнулся мальчик.
Мибу усмехнулся.
- Чего лыбишься? – злился шинигами, умыв лицо снегом.
- Да так, я рад тому, что ты не злой, - ответил самурай, продолжая растягивать губы.
- «Не злой»?
- Да, тебя не радует боль людей, даже если это твой враг. Я люблю это качество в людях.
Куросаки смутился.
- Если бы ты ликовал от страданий Кадзу, то я бы вообще не рассказывал тебе ничего, - продолжил мужчина. – А так, даже приятно поделиться.
- Да? – замялся шинигами и протянул свои ладони. – Я бы хотел продолжить…

Продолжение следует...

Глава 18.

Цузуки остановился.
- Это правда? – спросил он у Мураки. – Ты не обманываешь меня? Это действительно правда?!
- А тебя что-то смущает? – отозвался Кадзутака. – Можешь не верить мне, это твое дело.
- Но ты же всех прощал, тогда почему ты стал таким… таким моральным уродом?! – рассердился тот. – В тебе было столько сил, чтобы бороться! Почему ты сейчас такой?
- Люди, да и нелюди тоже, все мы изменчивы, - ответил блондин и погрел свои холодные ладони дыханием. – Только Бог неизменчив. Даже ты можешь стать таким как я, или ты так не считаешь?
Мураки растянул губы в улыбке и продолжил:
- Я же возомнил, что мне все нипочем, что я все могу. И решил, что тьма никогда меня не захватит, даже если буду поглощать ее. Я хотел поменять мир вокруг себя. Жалкие утопические мечты…
- Неправда! – вдруг гаркнул Цузуки, но тут же успокоился. – Я тоже хочу, чтобы мир вокруг меня стал чуточку лучше. Кстати, я вспомнил тебя…
- Неужели? – усмехнулся доктор.
- Да, это я был тогда, когда ты убежал из дома и встретился с призраком. Мне дали старое нераскрытое задание в наказание за что-то, уже не вспомню за что. Поэтому, я отправился на поиски этого призрака, - продолжил шинигами. – Я помню, как ты обездвижил меня, налетев и обняв за ноги. Честно, я даже решил, что на меня напал тот самый призрак и немного испугался…
Асато замолчал, вспоминая прошлое.
- Да, тогда ты мне нравился больше, чем сейчас, - усмехнулся Цузуки, но затем его лицо стало невероятно серьезным. – Если бы я только знал, что ты и есть тот, кого ищет Энма, то не спускал бы с тебя глаз. И не допустил бы всего того, что с тобой произошло.
- И мы бы подружились? – вдруг рассмеялся Кадзутака, зарумянившись, а в его голосе было столько невинного любопытства, что шинигами не смог не умилиться.
- Думаю, что да, но это уже была бы совсем другая история, не так ли? – задумался Цузуки.
- Да, но, к сожалению, я уже определился со своей судьбой, - Мураки чему-то обрадовался. – Поэтому тебе не обязательно сейчас со мной дружить.
- О чем ты? Причем тут это? Ты что-то задумал? – засуетился Цузуки.
- Да, - так же жизнерадостно ответил доктор. – Но пока это секрет.
- Мураки! – рассердился брюнет. – Если это по поводу нашей силы, то говори! Это ведь и меня касается.
- Не скажу, - издевался тот.
- Вот, вредина, придушил бы! – пригрозил Асато.
Цузуки сам не понимал, почему он постоянно кричит именно на Мураки. Когда над ним издеваются друзья, то он может лишь пробурчать, состроить обиженное личико или пустить слезу. А на этого доктора он реагирует, как порох на огонь. Хотя они и без сравнений просто взрывоопасны.
- О, придушить – не задушить? Или ты не о моей шее, а о чем-нибудь более гладком и чувствительном…
- Нет, о шее, извращенец! – вспыхнувший Цузуки уже не знал, как разговаривать с ним.
- Тогда она вся в твоем распоряжении… - Кадзутака слегка запрокинул голову, склонив ее на бок, неторопливо проведя пальцем по своей белоснежной коже, в то же время лукаво поглядывая на шинигами.
Асато на мгновение был загипнотизирован этим соблазнителем, но потом усилием воли отвел взгляд, прикусив нижнюю губу.
- Мураки, не делай этого, сейчас это очень опасно, - занервничал Цузуки, обняв себя за плечи. – Необходимо время, чтобы наша связь ослабла, а ты все усложняешь.
- Ха, значит, ты все-таки хочешь меня, - обрадовался доктор. – Или мои откровения тебя раззадорили?
Цузуки покраснел и потерял дар речи от всей этой докторской наглости.
- А, может… - Кадзутака опасно приблизился к нему, обняв за талию.
- Му… Мураки… - снова неведомая дрожь охватила тело Асато.
- А, может, уничтожим этот мир к чертовой матери?
Цузуки сначала решил, что это неудачная шутка, но, посмотрев в эти глаза, отливающие серебром, понял, что это серьезное предложение. Чертовски серьезное! Теперь даже предложение с женитьбой казалось не таким уж и страшным.
Хотя Асато не понял, говорил ли Мураки обо всем мире в целом или только об этом параллельном, но в любом случае – это было очень дико!
- С ума сошел! – разозлился шинигами, но, подумав о том, что доктор и так сумасшедший, добавил. – Окончательно уже мозг потерял, что ли?!
Но Кадзутака проигнорировал эти слова и коснулся губами его шеи. Цузуки понял, что парализован от желания. Словно какой-то волшебный мощный магнит притягивал их друг к другу.
- Нет… - еле-еле выдавил из себя Цузуки, но тут вспомнил слова Ория о том, что Мураки невменяем, когда близится полнолуние.
«Хотя сейчас и день, но из-за этого Луна же не исчезает со своей орбиты, - подумал шинигами. – Черт возьми, да он сейчас вообще может озвереть!»
Но только Цузуки собрался с силами, чтобы оттолкнуть наглеца, как рука доктора ловко скользнула в его штаны и коснулась горячей и влажной головки члена.
Асато от неожиданности схватился за Кадзу, глядя тому в глаза и приоткрыв рот.
«Нет, его рука! Ах…» - запаниковал Цузуки.
- Такой твердый… - Мураки зашелестел своим голосом.
Затем его рука оттянула крайнюю плоть, оголяя головку, но потом снова вернулась на место.
- А-а… - Асато прижался к нему; ноги еле держали его. – Что… что ты творишь?
- Изучаю, - с сарказмом ответил блондин, теперь беспощадно натирая его член.
У Цузуки он стоял еще с момента поцелуя, а в некоторые откровенные моменты в истории доктора, уже готов был извергнуться.
- Не бойся, я уверен, что сейчас ничего страшного не произойдет, - произнес Кадзутака, и в его голосе больше не было иронии и всего иного, что так раздражало шинигами.
- Ах… а-а… - Асато сам того не понимая, доверился ему. – А-а!
Цузуки напряг бедра, чтобы уже самому двигаться в руке Мураки. Еще несколько фрикций и он почувствовал, как выстреливает спермой, но продолжал свои простые движения. Оргазм лишил его сил, и Цузуки упал на колени, все еще держась за доктора, и жадно глотая воздух.
- А ты не сдержан, однако, - усмехнулся Кадзутака, посмотрев на свою испачканную руку.
- Почему ничего не произошло? – Асато не было дела до его колкостей. – Почему ничего не разрушилось?
Он дрожал.
- Видимо, поцелуй более священен, - предположил блондин, коснувшись его волос на голове другой рукой. – А это чистой воды физиология. Ты же не разрушаешь каждый раз Мейфу, когда делаешь это один, ведь так?
Цузуки дико смутился, но затем усмехнулся и сказал:
- Так вот, что ты там «изучал»…
Он поднялся на ноги, держась за плечи Мураки, и заглянул тому в глаза.
- Да, так и есть, прости, что напугал, - доктор наклонился и сгреб немного снега, чтобы вытереть руки.
- Предупреждать надо! И вообще, сначала нужно спрашивать разрешения на подобные эксперименты! – теперь возмущался Асато.
- Ну-ну, я уже извинился, да и привычка у меня такая, - успокаивал его доктор. – Да и…
Тут он снова заулыбался:
- …ты бы согласился, когда узнал о том, что я собираюсь сделать?
- Нет!
- Вот видишь, а я бы все равно это сделал. Да и не пришлось тратить время на объяснение.
- Но тогда бы я не так сильно переживал… - Цузуки был глубоко тронут его наглостью. – И, собственно говоря, ты меня страшно бесишь! Никто никогда в жизни меня так не раздражал как ты!
Шинигами готов был волосы на себе рвать.
- А мне нравится, когда ты нервничаешь из-за меня, - этот энергетический вампир улыбнулся ему своей зубастой улыбкой.
- Бл..! – Цузуки отскочил от него. – Ты страшный! Если бы я был живым человеком, то не общался бы с тобой, если бы узнал, что ты…
Но тут он замолчал, вспомнив, что и его презирали за это.
- …Чудовище? Ты это хотел сказать? – продолжил за него доктор.
- Прости, я совсем забыл, что я и ты – оба нелюди, - Цузуки стало стыдно.
- Не извиняйся, это естественно, - ответил Кадзутаки и вдруг задумался. – Но знаешь, в этом я никогда не понимал людей, даже тогда, когда забыл о своей сути. После смерти деда, я стал изучать его документы. Там я и нашел твою историю болезни. И уже тогда я понял, что ты не человек. Но знаешь…
Мураки поймал взгляд шинигами и, тепло улыбнувшись, продолжил:
- …Я хотел встретиться с тобой. Очень хотел. Меня не пугала твоя странность…
Цузуки широко открыл глаза в изумлении; он чувствовал, что доктор сейчас искренен.
- …Я знал, что ты мертв, и вспомнил, что тем ангелом, которого я встретил в заброшенном доме, был именно ты, - продолжил Кадзутака. – Я каким-то шестым чувством ощущал, что ты попал в больницу из-за того, что ты не человек. Я даже мечтал, глядя на фотографию, как прихожу к тебе в больницу и говорю: «Не грусти, вставай, давай дружить, я знаю твой секрет, но именно поэтому ты мне и нравишься». Но, к сожалению, я не умею перемешаться во времени. А о том, чтобы использовать твое бессмертное тело в своей мести, я подумал уже потом, когда полностью изменился. Именно так мы и стали врагами, не успев даже подружиться.
У Асато даже голова закружилась. Всегда люди ненавидели его, даже не пытаясь понять, прогоняли, а тут оказывается, что какой-то мальчик сразу же понял его суть и мечтал познакомиться. И не просто увидеться, а дружить! Хотелось поблагодарить его за это, но…
- Но ты все равно предал меня, положив на хирургический стол, - теперь Цузуки огорчился.
Да так сильно, словно действительно только что потерял друга.
- Предатель! Ненавижу! – шинигами понял, что в ярости. – Ты одержимый! Тебе нет прощения!
- Я знаю, - бодро согласился тот. – Именно поэтому я решил уничтожить тебя, себя и Саки.
- Не понимаю! Ничего я не понимаю! Ты почти все рассказал о себе, но ты… ты странный… - недоумевал Цузуки.
- Может тебе не хватает чуть больше безумия, чтобы действительно понять меня? - снова заулыбался доктор. – Поделиться?
- Безумием? Нет, спасибо, меня и так беспокоит имеющийся его запас на сегодняшний день, - теперь и Асато язвил, отрицательно покачав головой. – Но, я бы хотел услышать продолжение твоей истории. Кстати, почему ты все это рассказываешь?
- Когда я умру, хочу, чтобы кто-то из Мейфу помнил о том, что жила на свете такая сволочь по имени Кадзутака Мураки, которая постоянно доставала его обитателей…
Хотя под понятием «умру» Цузуки понимал временную смерть, так сказать, освобождение от этого тела, а не смерть полную духовную.
- Да уж, а ты потом будешь улыбаться, думая об этом, - усмехнулся Асато.
- Если только перед смертью… Хм, умру сволочью, - Мураки почему-то подумал, что Цузуки в курсе того, что он собирался уничтожить свою душу, или он надеялся, что тот догадался об этом. – Ладно, на чем это я остановился?
- Ты простил мать и спас ее от самоубийства…
- Да, она все равно временами называла меня куколкой, но уже был не в том негативном окрасе, как раньше. Но когда я подрос, она перестала меня так называть, поэтому я был очень удивлен тому, что она снова меня так назвала…

***

- Куколка? – удивился Саки, глядя на меня, но затем довольно так улыбнулся. – А мне нравится, можно я тоже тебя так буду называть?
- Нет! – я потерял свою сдержанность, краснея от злости.
- А я все равно буду, куколка, - умилился Шидо, видимо, наслаждаясь моей реакцией.
Мама рассмеялась, наблюдая за нами. Странно, она всегда избегала общения с моим братом, но, по всей вероятности, общее горе сплотило нас всех.
- Но что там с моргом? Полиция не установила, что там случилось? – поинтересовалась она у Сакаки.
Меня как током шарахнуло. Точно, я же вчера совершил диверсию!
- А что там с моргом? – интересуюсь я.
Но тут же поймал многозначительный взгляд Сакаки. Этим взглядом, наверное, голубей убивать можно на улице. Но затем он смягчился, чтобы мама и Саки ничего не заподозрили.
- Вчера ночью кто-то ворвался в морг, - говоря «кто-то» он смотрел на меня. – Нашли мертвого охранника.
Теперь он вопросительно посмотрел на меня.
- Выдвигается несколько версий, в том числе и о том, что охранник галлюцинировал и стал стрелять, а в итоге застрелил себя. Но это маловероятно, потому что обнаружили, что тело господина Мураки повторно вскрыли.
Теперь я вижу, как Сакаки хочет серьезно поговорить со мной наедине. Боже, как он зол! Своей тьмой он пронзает меня, словно пикой! Ой, мне даже страшно немного…
- Какой ужас! Но я не удивлюсь, если моего мужа действительно убил кто-то, - сказала моя мать.
Жестокая женщина. Хотя, чему это я удивляюсь? Она его все равно не любила… Но неужели между ними действительно все так запущенно было?
- Ладно, Кадзутака, пойдем со мной, я тебе кое-что показать хочу, - поманил меня дворецкий, метая глазами молнии.
Черт, кулак, наверное, он мне показать хочет? Хорошо, этот разговор все равно неизбежен…
Я кивнул и последовал за ним. Он почему-то завел меня в кабинет отца. Да, меня часто здесь ругали за шалости. А ребенком я был все-таки озорным…

***

Например, я любил разбирать кухонную утварь, часы и прочие механизмы до болтиков, чтобы понять, как они работают. Но я их только разбирал! Еще раскручивал дверные ручки, за что на меня особенно злились, так как я все-таки собирал их обратно, но не всегда правильно. Часто замок заклинивал и кто-то оказывался в комнате, как в ловушке.
Или насобираю всякой живности во дворе: насекомых, лягушек, даже змей находил. И тащу их в дом, доводя своих нянечек до истерики. А мои уверения в том, что они милые, а в разобранном виде и не опасны вовсе, их не успокаивали.
Особенно отец рассердился, когда я собрал все его часы и, разобрав их, сделал украшения маме на день рождения. Ну, до этого я у него просил немного денег, но он их не дал, а я и забыл, что часы у него швейцарские в основном были. И стали они сережками и ожерельем. Зато маме понравилось, и она их специально носила, чтобы раздражать мужа. Хе-хе…
Когда я подрос, то уже похищал его машину и… да, ее я тоже разбирал! Даже решил усовершенствовать, но отец не оценил. В общем, все что раскручивалось – откручивал. Даже сантехнику. Нянечки часто жаловались на то, что кран внезапно ломался, и водяная струя обливала их с головы до ног.
Параллельно я еще изучал правдивость инструкций на лекарственных препаратах. Например, подсыпал слабительное в еду и вел статистику: когда появлялись первые признаки действия лекарства, сколько оно действует по продолжительности на конкретного члена моей семьи. И если я, например, хотел, чтобы папа никуда не уходил, то я уже мог рассчитать, в какое время мне нужно подсыпать лекарство, чтобы он не успел уехать на работу. Частенько комбинировал различные препараты.
Как-то мною были предприняты попытки помирить родителей, например, когда подсыпал виагру папе. Сначала он уезжал, видимо к своей любовнице, как теперь я понимаю. Но я был настойчив, поэтому родители временами все же уединялись в комнате. А я так радовался!
Иногда бывали и проколы. Когда мама внезапно уезжала к подругам, а я, не зная о ее планах, уже пустил в ход виагру, то папа почему-то уединялся с Сакаки. Но я не хочу думать об этом… Надеюсь, что они просто разговаривали… всю ночь… междометиями правда… Но я хотел верить, что это они просто понимали так друг друга с полуслова.
Но в один прекрасный день Сакаки нашел мои записи, и мне досталось от него. Да, у меня были целые истории болезни на каждого, как из членов семьи, так и из прислуги! Боже, он был в таком бешенстве! А я же строил невинные глазки и просил пощадить меня, пусечку такого… Но это редко меня спасало. Он лишь умилялся временами, но бил. За виагру он долго меня наказывал ремнем, я даже дырку прогрыз в его штанах от боли, за что еще и по зубам получил. Поэтому в следующие разы, он засовывал мне кляп в рот, перед тем как бить, что выглядело весьма… хм… странно со стороны…
Сакаки так ничего никому и не рассказал про мои исследования, по крайней мере, желающих убить меня больше не нашлось. А все истории болезни он конфисковал у меня, но, к счастью, у меня память и раньше была хорошая, поэтому я тут же их написал заново. А там, где я все-таки запамятовал, не отчаивался, просто повторял опыт и был таков. И прятал лучше. Дело в том, что у моего дворецкого была феноменальная способность находить все что угодно в этом огромном доме. Он всегда знал, где что лежит, и как оно перемещается по территории. Поэтому приходилось применять смекалку.
Иногда мы ссорились; например, из-за того опыта с виагрой, он со мной долго не разговаривал, игнорировал, отдавал меня другим слугам на воспитание. Я же расстраивался и, цепляясь за ноги, просил прощения. Это был мой самый первый способ на пути к перемирию – просто попросить прощения. Он же говорил, что да, прощает, но продолжал игнорировать меня.
Я же бесился от этого, и переходил ко второму плану – лез обниматься к нему, целоваться, а так же закатывал истерики, но безрезультатно.
Тогда я использовал свой третий козырь, который действовал практически безотказно! Я начинал отказываться от еды и просто грустил. Я становился тише – не бегал, не прыгал, не цеплялся за ноги, катаясь на них. Просто мог сесть на скамейку или на любое другое, главное, на самое видное место, и показывать всем своим видом, как я несчастен. Слуги начинали негодовать, беспокоиться. Тогда обычно Сакаки просто подкрадывался ко мне, обнимал, и говорил, что очень любит. А я тут же вскакивал и радовался своей победе.
Но именно тогда Сакаки просек эту фишку и продолжал меня игнорировать. Но я же упрямый! По долгу, как кукла, неподвижно мог сидеть на скамейке, излучая грусть. Но, сообразив в очередной раз, что это больше не прокатывает, придумал четвертый способ. Просто молчаливо преследовал своего дворецкого и смотрел на него щенячьими глазками. Но, продолжая при этом отказываться от еды и не разговаривать с ним.
- Кадзутака Мураки, прекращай этот спектакль, - говорил он.
Дворецкий часто называл мое полное имя, когда злился на меня.
А я молчал и продолжал гнуть свою линию. А Сакаки свою. Наша ссора со временем переросла в этакое соревнование – у кого упрямство круче! Тогда он готовил омлет и, завтракая им, как бы невзначай, предлагал мне кусочек. Но я отворачивался.
Затем комбинировал свои «козыри». Я пробирался к нему в комнату и незаметно залезал под одеяло, глядя на Сакаки щенячьими глазками, но притворяясь котом, и чуть ли не мурлыча. А он молча выставлял меня за дверь и закрывался изнутри. Тогда я пробирался через окно, но он снова выставлял меня и закрывал уже не только дверь, но и форточку. После этого я брал отвертку и отвинчивал дверную ручку, но как можно тише и все равно пробирался в его комнату, устраиваясь у ног.
На утро он удивлялся и в итоге, спрятав все отвертки, на ночь запирал меня в моей же комнате.
- А если я в туалет захочу? – возмущался я.
На что эта сволочь подарила мне мой же детский горшок, который уже не использовался несколько лет, и снова закрывал меня. Но поскольку высоты я не боялся, все равно на утро он просыпался со мной, так как я перелезал по карнизам к нему.
Я не уступал ему из вредности, а он – из-за нежелания, чтобы какой-то ребенок манипулировал им, взрослым. Тут я пошел дальше: говорил слугам, в частности девушкам, о том, что не болен, как они изначально думали, а то, что Сакаки меня больше не любит, не прощает меня и прочее-прочее. Тогда на него начинали давить женщины, мол, он же ребенок, уступи. Но он, видимо, из гордости не уступал мне, но тогда его авторитет падал, а женщины злились на него, иногда даже не слушались. Я настраивал всех против него!
- Маленькое чудовище… - как-то разозлился он на меня.
Да, мы все же серьезно поругались, и я вдруг не на шутку испугался. Меня испугала его ненависть и его слова. Я понял, что зашел слишком далеко в своих выходках. В гонке за титулом самого упрямого, я совсем забыл о своей истинной цели – о мире.
- Прости меня… - я все же заговорил с ним.
Он не поверил в мою искренность и просто проигнорировал.
- Сакаки, я же люблю тебя, - я схватился за его штанину и не отпускал.
- Отстань, подлиза, - да, он решил, что я всего лишь перешел к первым двум пунктам.
Сообразив, что меня не понимают, я перестал его преследовать и ушел страдать в свою комнату. И теперь я думал над тем, как вернуть потерянное доверие. Не придумав ничего, заплакал и не заметил, как заснул сидя у открытого окна. Проснулся только утром с жуткой головной болью и жаром. Так как я не помнил того, чтобы когда-либо болел простудой, то не сразу понял, что со мной происходило.
Сначала я почему-то решил, что голова болит из-за того, что заснул в неудобной позе, поэтому лег в кровать. Когда появился озноб, то вспомнил, как моя мама болела простудой, и только тогда сообразил, в чем собственно дело. Но вместо того, чтобы сообщить об этом взрослым, я решил заняться самолечением.
Аптечку от меня спрятали по инициативе Сакаки, но я все равно ее нашел. А крышки с защитой от детей я преодолевал с легкостью, даже не подозревая об этом. Розетки с подобной защитой у нас тоже были, но чаще именно некоторые нянечки не всегда могли ими пользоваться, а я им показывал, как это делать. В итоге я выбрал то, что посчитал нужным из лекарств, не учитывая своего возраста.
Но тут Сакаки застал меня на месте преступления – я сидел на полу, в окружении лекарств и что-то употреблял, запивая водой.
- Что ты делаешь?! – испугался он, оказавшись уже около меня и отбирая из рук то, что я еще не успел принять.
- Лечусь, - невозмутимо ответил я и нахмурился.
- От чего ты лечишься? – он продолжал на меня сердиться.
- От грусти, - я встал и направился к выходу, но он поймал меня за локоть.
- Что ты успел съесть?! – он потребовал от меня немедленного ответа. – Говори! Иначе я сейчас же тебе организую промывание желудка!
- Не кричи на меня… - попросил я, уже не в силах терпеть эту вражду, после чего закрыл лицо свободной рукой и заплакал.
- Кадзу… - его голос был уже более обеспокоенным.
У меня в ушах зазвенело, а голова закружилась.
- Не шути так! – Сакаки поймал меня, когда понял, что мое сознание оглушено, а ноги больше не держали.
Я почувствовал, как меня обняли, а заботливая ладонь легла на лоб.
- Когда Сакаки ненавидит меня, то я ломаюсь, - ответил я. – Это больно… А раньше я никогда не ломался просто так…
- Кадзу… - его голос дрогнул.
Сакаки понес меня в комнату и, уложив на кровать, погладил по лицу.
- Прости меня, мой хороший, - извинялся он, нависая надо мной. – Я люблю тебя.
Обычно я обнимал его, но в этот раз у меня не было сил для этого. Я лишь сомкнул веки, скрывая слезы, но влага все равно просочилась и стекла с уголков глаз.
- Я так рад… я так долго ждал этих слов… - успокоился я. – Если снова рассердишься на меня, то просто побей, хорошо? Но, прошу тебя, больше не наказывай меня ненавистью, ведь я люблю тебя… Договорились? Вдруг я навсегда поломаюсь, а я еще жить хочу…
На мое лицо полилось что-то теплое и жидкое. Я открыл глаза и удивился, заметив Сакаки, роняющего слезы. Он был растерян и, немного стыдился своих слез, но не отходил от меня.
- Прости меня, Кадзутака, - он снова извинялся и теперь прижимал меня к себе. – Прости, что заболел из-за меня, но прошу, поешь сегодня. Я хочу, что бы ты ел нормальную еду, а не принимал таблетки.
Я кивнул.
Хотя болел я и не долго, но мне не понравилось. Правда, то, что Сакаки все время ухаживал за мной, очень радовало!

Было еще одно занятие, которое мне нравилось – это кулинария. Так как я оставался под присмотром слуг, мне часто приходилось наблюдать за их работой. Но просто наблюдать за ними, мне было скучно, поэтому я всегда подключался к работе.
Если я оставался с горничной, то всегда помогал ей собирать мусор, застилать кровати, мыть полы. Если же оставался с кухаркой, то всегда просил, чтобы меня научили готовить. Она научила меня правильно чистить и резать овощи, а также тому, сколько по времени их нужно варить или жарить, чтобы они не потеряли своей полезности. Особенно мне нравилось что-нибудь выпекать с ней. Хотя я никогда не был прожорливым, как ты, Цузуки, но, думая о том, что я готовлю для кого-то, радовался.
Да и если мне нужно было что-то подсыпать из лекарств, я всегда имел к этому доступ. Ха-ха! Слуги иногда даже ругались между собой, желая понянчить меня, а заодно и получить помощника. Правда, я чаще всего оставался с Сакаки, и помогал ему. Он же всегда развивал во мне управленческие качества. Показывал бумаги и справки, рассказывал, для чего они нужны. В общем, он тот еще бюрократ. Кроме того, он рассказывал, как заставить того или иного человека подчиниться, а также различным хитростям и правильным манерам. Хотя этикету меня в основном обучала Мибу-сенсей.
А про «некоторые хитрости» я иногда и сам делился, поэтому дворецкий иногда жалел о том, что вообще обучал меня этому. В общем, мне скучно не было, я впитывал любую информацию, как губка.

***

Так вот, Сакаки вызвал меня на ковер.
- Сядь, - приказал он, указывая на кресло.
Я подчинился, а дворецкий сел напротив меня.
- Кажется, ты не все мне рассказал о своей «разведке», - спокойно начал Сакаки, но я видел, как он злился и нервничал.
Я молча смотрел на него, думая, с чего бы начать. Да так, чтобы пропустить момент с крыльями и прочими превращениями.
- Я слушаю тебя… пусечка… - он вдруг вспомнил другую мою кличку, и усмехнулся.
Ну, не только же маме вспоминать про «куколку». Хотя «пусечкой» я обычно называл самого себя, когда чуял, что пахнет жаренным, но перестал так делать со временем, так как это было малоэффективным. Правда, на женщин все же действовало.
Я смутился. Я ведь был уже взрослый и меньше всего подходил под это определение. Или он мне намекнул на то, что дело действительно пахнет жареным?
- Почему охранник мертв? – недоумевал он. – Что ты натворил? Говори как есть, а я постараюсь помочь тебе. Ты же знаешь, что я люблю тебя так, словно ты мой родной сын.
- Я напугал его, - признался я.
- Напугал?! – все, Сакаки вышел из себя. – Как так можно было напугать человека, чтобы он застрелился? Скажи правду: это ты его убил?
- Я спрятался от него в гробу, - уточнил я. – Но воздуха там было мало, поэтому я показался, а он решил, что я – это демон. Это страшное недоразумение.
Сакаки вдруг затаил дыхание и даже испугался. Это произошло тогда, когда я произнес: «…я – это демон». У меня на мгновение сложилось впечатление, что он знал о моей сути, но почему-то скрывал это. Но тогда это было лишь мое предположение или даже желание. У меня снова был шанс все ему рассказать о себе, но мне было страшно.
- И что произошло дальше? – поинтересовался он.
- Он достал пистолет и принялся стрелять, - ответил я и замолчал.
Сакаки задрожал, видимо, представил все это и испугался за меня.
- На тебе ни царапинки, как ты уворачивался от пуль?
- Было темно, и он просто не попал, - нашелся я. – Но, возможно, из-за этого он подумал, что я неуязвим и, обезумев, выстрелил себе в голову, проклиная меня. Я хотел его остановить, но было уже поздно. И тогда я решил его не трогать, а сделать то, зачем собственно пришел. Я и не предполагал, что будут жертвы.
Сакаки встал с кресла и ответил:
- Я, конечно, рад тому, что это все-таки несчастный случай, а то я уже невесть что подумал. Но все же, не рискуй так больше! Что бы я делал, если бы он тебя застрелил? А?! Боже, не ребенок, а чудо в перьях!
Да уж, про чудо в перьях – это он хорошо подметил.
- Прости, я не хотел тебя беспокоить…
- Ты только и делаешь, что извиняешься, но все равно поступаешь по-своему! Мне что, держать тебя в башне, как Рапунцель?
- А что, я бы отрастил такую же косу, - пошутил я.
Сакаки снова пронзил меня взглядом.
- Кстати, как ты умудрился незаметно исчезнуть из дома в тот вечер? – вдруг поинтересовался он. – Я очень долго не ложился спать, так как тебя караулил. Нутром чуял неприятности.
- Это секрет, - улыбнулся я. – Просто взял и исчез.
Сакаки же задумчиво посмотрел на меня, так, словно обрабатывал и этот, практически невероятный для человека вариант.
- Кстати, ответь, к тебе и ночью голуби прилетают, что ли? – поинтересовался он.

Дело в том, что взрослые все время доставали меня тем, откуда вокруг эти перья в доме. Когда я не знал о своей сущности, то говорил, что это ангел-хранитель следует за мной, но когда на меня стали странно коситься, то я придумал, что подкармливаю голубей из окна своей комнаты.
Но я действительно тогда кормил птиц, потому что родители не разрешали мне держать каких-либо животных. У мамы на шерсть была аллергия, а папа просто не любил животных, считая их бесполезными. А я в детстве, как и все дети, очень любил животных. Дети вообще относятся к живности как-то по-особому, не так как взрослые. Детское сердце всегда больше открыто для братьев меньших.
Поэтому, если я шел из школы и вдруг обнаруживал где-то грязного и дрожащего котенка, то тащил его в дом и прятал от взрослых. А когда у мамы появлялась аллергия, Сакаки быстро находил причину, так как «причина» временами царапалась, пытаясь выбраться из моей комнаты, и жалобно плакала.
Поэтому Сакаки приходилось обзванивать всех знакомых, чтобы пристроить котенка, потому что я закатывал страшные истерики, если котенка или щеночка он решал просто выставить за ворота на улицу. А когда он все же это делал, то я цеплялся за его ногу, царапался и кусался.
Но я все равно приносил животных, поэтому у ворот дома Сакаки останавливал меня и устраивал шмон. И он приходил в ужас, когда я очередного грязного и даже лишайного котенка прятал под своей одеждой или целовал в нос. Правда я иногда хитрил: перелазил через ограду, прятал животинку в саду, а потом перелазил обратно и шел к воротам на осмотр. Затем маме подсыпал лекарство от аллергии, но эй это не помогало, так как от меня «кошачьим духом» веяло. И меня снова вызывали на ковер и наводили в доме шмон.
Но в один прекрасный день они сжалились надо мной: поставили огромный аквариум и завели рыбок. Конечно, их не погладишь как кису, но я иногда это делал, когда совсем уж хотелось. Хорошо, что рыбки были очень большими, и они отделывались лишь легким испугом. Папа иногда наблюдал за ними, успокаиваясь. А во мне они всегда пробуждали охотничий инстинкт, и Сакаки не раз меня заставал за тем, как я, такой маленький, лезу в этот огромный аквариум, чтобы коснуться кого-нибудь. Особенно мне нравились маленькие сомики, потому что они временами бесстрашно подплывали к моей руке и щекотали кожу своими усами. Мне нравилось это. А когда я их кормил, так они вообще всем аквариумом подплывали ко мне и хватали за пальцы.
- Если мы заведем крокодила, ты тоже его достанешь? – говорил тогда Сакаки, застав меня в очередной раз у аквариума.
- Но для него нужен другой аквариум, иначе он съест моих рыбок, - отвечал я, переставая волновать этот искусственный водоем.
- Главное, чтобы тебя он не съел…
- Но мы можем взять маленького!
- А потом кого еще ты захочешь? Будь твоя воля, и наш дом превратился бы в зоопарк!
- Котенка хочу… - жаловался я.
- И мне бы пришлось доставать из аквариума не только тебя, но и кота. Вопрос о живности закрыт, Кадзутака, когда повзрослеешь, твоя любовь к животным сама собой растворится…
Тогда его слова мне казались жестокими. Многие дети, которые окружали меня, хотели поскорее стать взрослыми, я же не хотел этого. Несмотря на жесткий контроль, мне нравилось быть ребенком, и я не понимал взрослых. Почему они не верят в ангелов? Почему они мало мечтают? И почему их любовь к животным растворяется и больше не так сильна?
Меня раздражала суета взрослых… И почему их редко что очаровывает? И зачем, когда я пытался поймать кузнечика, меня постоянно одергивали и били по рукам?
А еще я никогда не понимал, зачем меня ставили в угол в наказание? Где начинаешь проклинать весь свет, потому что обидно и скучно. Да, когда дети скучают – это самая страшная пытка для них. Поэтому такое незамысловатое наказание, как стояние в углу, без разрешения использования игрушек – реальная пытка. Когда я понимал, что не могу занять себя какой-либо деятельностью в этом углу, кроме как стоять и разглядывать стену, мне становилось скучно до паники. Мне хотелось бегать, прыгать, учиться, в конце концов, а я тратил это время впустую, стоя в углу.
Кроме того, я довольно четко чувствовал темную энергию, а она как раз накапливалась в углах, и мне было в двойне неприятно. Она окутывала меня, пугала, обнимала своими щупальцами, проникала в меня. И в эти моменты я все ненавидел, а еще замерзал…
- Лучше побей меня и отпусти! - просил я тогда пощады у отца.
- Мне надоело тебя пороть, да и там ты тише себя ведешь, - говорил он.
А в полнолуние я так вообще, словно аккумулятор этой тьмы, и тогда меня даже тошнило от подобного наказания. Так как я раньше не умел пользоваться этой силой, то просто терял сознание, но взрослые думали, что я притворялся, чтобы привлечь их внимание и просто переступали через меня и шли мимо. Но я думал, что все взрослые могут видеть эту энергию и специально так меня наказывали.
- Хватит лежать на полу, Кадзутака, - иногда Сакаки все же подходил ко мне.
- Мне холодно…
- Вообще-то на дворе лето, а в комнате дышать нечем, - не верил он, но когда брал меня на руки, удивлялся тому, что я действительно был мертвецки ледяным.
- Неужели сквозняки? - вслух размышлял он, когда я жался к нему, уткнувшись в шею холодным носом.
Мне было обидно за такое отношение, но я же находился в их власти. Иногда, сидя у окна, я мечтал, словно у меня появились крылья, чтобы я смог улететь в какой-то иной мир, но, представив себе, что там я никогда не увижу Сакаки и маму, мне становилось грустно. И я понимал, что не смогу так просто исчезнуть…
Да и когда Сакаки говорил, что любит меня, я уже забывал обо всем…

***

- А что такое, тебя беспокоят мои голуби? – поинтересовался я у Сакаки.
- О том, что они пачкают карниз, я уже молчу, - ворчал дворецкий. – Просто я был уверен, что слышал взмах крыльев большой птицы…
- Тебе приснилось… - категорически заявил я.
- Ты точно больше не прячешь никакой живности?
- Я уже слишком взрослый для этого.
- Просто в последнее время я замучился убирать перья из твоей комнаты.
- Только если у меня есть чудная невидимая птица, перья которой становятся видимыми, когда они обрываются, - пошутил я.
- Фантазер, - улыбнулся Сакаки и коснулся моего лица.
- Нет, мечтатель, - возразил я.
- Больше не совершай опрометчивых поступков, хорошо? – он заглянул мне в глаза.
- Хорошо, я придумаю более детальный план и согласую его с тобой, - улыбнулся я.
Сакаки недоверчиво прищурился.
- Кстати! – он полез к себе в карман. – Я же обещал показать тебе кое-что. Я давно это хотел сделать, но ты был не в духе.
Он протянул мне кожаный бумажник... отца!
- Зачем он мне? – удивился я, принимая его.
- Там есть кое-что подороже, чем деньги, - таинственно улыбнулся дворецкий.
- Правда? – я раскрыл подарок и в одном из кармашков обнаружил фотографию.
Это старая фотография – на ней изображен… я…
- Моя детская фотография? – изумился я, недоумевая.
Мое сердце сильно забилось, и я растерянно посмотрел на Сакаки.
- Это не шутка? – не поверил я.
- Я тоже был удивлен, но видимо он всегда носил твою фотографию в бумажнике, - ответил дворецкий. – Кроме того, это не последнее…
Сакаки протянул мне еще фотографии. На них тоже был изображен я с отцом. Я даже помнил тот момент. Тогда я боялся, что отец уйдет и не захочет со мной фотографироваться, поэтому прижался к нему, крепко обвив руками. На других – я уже в старшей школе.
- Эти я нашел у него в кейсе, - Сакаки продолжал улыбаться. – Удивительно, не правда ли? Ни Саки, ни женщины, ни кого-то другого я не обнаружил – на всех фотографиях был только ты.
Мои руки задрожали, хотя нет, меня всего бросило в дрожь. Я сидел неподвижно, слушая Сакаки и чувствуя, как теплые слезы дождем полились на руки и фотографии.
- Ты счастлив? – поинтересовался он. – Отец любил тебя, но, видимо, умел хорошо скрывать свои чувства от всех нас.
- Сакаки… если это шутка, то признавайся сейчас, а иначе я не прощу тебя… - предупредил его я, сжимая губы и откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза ладонью.
- Я не буду тебя обманывать так жестоко, - он оскорбился.
Я был шокирован. Я всегда считал, что отец ко мне равнодушен, минимум – заинтересован, как в наследнике. А после того, как он привел другого наследника и сказал, что ненавидит меня, то практически убедил меня в этом.
Когда это произошло? Когда я успел завоевать его любовь? Боже, теперь я так сильно хочу поговорить с ним об этом! Я из кожи вон лез, чтобы достичь этой цели, но оказалось, что это уже произошло.
- Сакаки… Почему он скрывал это чувство? Что в этом постыдного? Это жестоко с его стороны, – снова что-то разрезало мне душу. - Он так и не сказал мне самого элементарного, чего ждут дети от своих родителей. Неужели он хотел, чтобы я ненавидел его? Но почему?
- Знаешь, я тоже сначала не поверил, но потом стал вспоминать, - задумчиво ответил мой дворецкий и вздохнул. – Когда господин Мураки звонил или приходил домой, он всегда сначала спрашивал о тебе…
Я убрал руку с лица и вопросительно посмотрел на Сакаки; он продолжил, снова сев в кресло напротив:
- Если узнавал, что ты отказывался от еды, то тут же требовал от меня услышать причину отказа. А также просил меня уговорить тебя поесть. Спрашивал, болеешь ли ты, хотя ты практически никогда не болел, а если и появлялась температура, то тебя это не особо беспокоило. Если ты плакал, то всегда интересовался почему. Я всегда думал, что это так, формальность, некий отчет о моей проделанной работе. Но теперь я понимаю, что это не так. Кадзу, он любил тебя.
- Но почему он так и не сказал этого мне? – для меня это было очень важно
- Не знаю, но так как я с ним много работал и даже знал о Саки, могу догадываться, что он просто хотел сына от той женщины, которую бы любил, - сразу же предположил он и развел руками. – Как ты сам понимаешь, это не твоя мать.
- Вот как…
- Но, знаешь, хоть он и любил ту женщину, но его ожидания не совсем оправдались, - мужчина довольно усмехнулся.
- О чем ты? – не понял я.
- Как бы тебе сказать… Саки рожден от любимой, но он не такой, как ты, - тут Сакаки сделал паузу, словно думал, говорить или не говорить мне следующее. - Однажды твой отец признался в том, что было бы неплохо детей поменять местами. Тогда я очень рассердился на него, так как решил, что он мечтал о том, чтобы избавиться от тебя. Я даже возразил ему: «Если вздумаете сделать что-то подобное, то просто отдайте Кадзу мне!» Тогда он лишь удивленно посмотрел на меня, а я только недавно понял, что тебя-то он как раз бы и не отдал никому. Скорей всего, господин Мураки злился на самого себя оттого, что тебя – сына от нелюбимой, он боготворил больше, чем сына от любимой. Он делал все, чтобы ты возненавидел его и тогда бы вы оба ненавидели друг друга. Ему хотелось любить Саки больше тебя, поэтому он даже проводил с ним очень много времени. Но ты не сдавался, каждый раз доказывая ему свою преданность в чувствах, отчего он еще сильнее обожал тебя… Но вы же оба упрямые! Он безжалостно топтал твои чувства, ты же поднимался с колен снова и снова. Своеобразная жестокая игра…
Я слушал Сакаки и думал о том, какой же я слепец на самом-то деле! Почему я не видел этого? Ладно, я не знал о существовании Саки, но когда узнал, то все равно не догадался об этом. Как же все теперь очевидно…
- Именно из-за тебя он не развелся. Он ждал, когда ты его возненавидишь, странно, не правда ли? – продолжил Сакаки, опять поднявшись с кресла и приблизившись ко мне. – Ты хранил целостность семьи. А твой отец боялся того, что мог потерять тебя. Твоя мать могла бы продать свою половину дома и просто забрать тебя. Он этого действительно очень боялся. Ты только представь себе, что такой хладнокровный и, казалось бы, бездушный человек, как твой отец, не разводился и не воссоединялся в браке со своей любовницей, потому что ты для него оказался важнее, чем она и ее сын. Честно, я раньше думал, что только моральный урод может быть равнодушен к тебе. Сейчас я горжусь тобой, ты совершил невероятное – взбудоражил его темную душу.
У меня даже голова закружилась; мне было одновременно грустно и радостно. Создавалось такое впечатление, что некий разумный наблюдатель с небес сжалился надо мной и, перемотав время назад, смягчил сердце моего отца, перевернув весь мой мир в реальном времени.
Сакаки склонился, схватившись за подлокотники моего кресла, и нежно поцеловал меня в мокрые ресницы. Я даже подумал о том, что если бы кто-то сейчас вошел в эту комнату, то мы бы оба смутились.
- Не грусти, мой мальчик, - он продолжал целовать меня в лицо, а мне было хорошо. – Твой отец затеял эту игру, но он проиграл тебе.
- Да… но я хотел бы ее продолжить… - я обнял его за шею, и мы коснулись друг друга лбами.
- Сейчас главное держаться вместе, - ответил Сакаки. – Так что, давай, крепись…
Я лишь кивнул…»

Продолжение следует...

Ничего, по Ямикам народ с 2005 г ждет продолжения)
Ну не пишется Наруто у меня сейчас, что я могу поделать?