( т.е. я
Дисклаймер : Я не я, и лошадь не моя. Все вопросы к Танигучи.
Предупреждение : некоторые подозревают ООС Лелуша. Я, честно говоря, его в упор не вижу, но на всякий случай предупреждаю, во избежание недоразумений.
Все приготовления сделаны, детали обсуждены, прощальные слова сказаны, и, казалось бы, можно было расходиться, но они почему-то медлили. Тысячи нитей, незримых, но прочных как сталь, связывают их вместе. Дружба, вражда, долг, прошлое, будущее. Молчание обволакивало их, словно замедляя ход времени, и они, погруженные в молчание, смотрели, как красный диск солнца медленно опускается за горизонт. В алых лучах заходящего солнца вид на все ещё полуразрушенный Токио, открывающийся с балкона временной императорской резиденции, был особенно уныл и тосклив. Они стояли недвижимые, безмолвные, словно памятники самим себе - Император и его Рыцарь. И когда сзади них раздались шаги Сэра Джеремии, солнце уже почти скрылось за горизонтом. Все-таки кое-что ещё не было сделано. Лелуш отошел от перил и, повернувшись к Сузаку, тихо произнес :
- Знаешь, я ведь так и не поблагодарил тебя. Хотя я столь многим тебе обязан, я принес тебе лишь боль. И сейчас самое меньшее, что я могу сделать для тебя - это исправить то единственное, что ещё можно исправить. Джеремия.
- Да, Ваше Величество.
Молниеносная вспышка, не заметная для глаз - и не более того.
- Ты свободен, Сузаку. Я хочу, чтобы ты жил и дальше, но пусть это будет по твоей собственной воле, а не под действием силы, принесшей тебе столько горя.
Неверие и безмерное удивление на лице Сузаку постепенно сменялись облегчением, словно он только что избавился от невыносимо тяжелого груза, избавиться от которого он и не рассчитывал. Впрочем, так оно и было на самом деле.
- Спасибо тебе, Лелуш. Все же и ты сделал для меня многое. Хоть ты и отнял у меня одну мою мечту, но ты смог воплотить в жизнь другую.
- Ещё нет. Я лишь наметил путь, но пройти по нему ты должен будешь сам. Будущее теперь зависит от тебя, Сузаку. Ты сам построишь мир, о котором мечтал. Прощай. А впрочем, - Лелуш улыбнулся одними губами, - мы ведь ещё увидимся. Пока.
Затем он резко развернулся, и ушел, не оглядываясь, Джеремия, отвесив Сузаку поклон, последовал за ним. А Сузаку так и остался стоять там, в сгущающихся сумерках, Рыцарь без Императора, Рыцарь который сам скоро станет Императором, пусть не по названию, но по сути. Сколько стоял он там и о чем думал - кто знает?
- Ваше Высочество, завтра казнь... мы должны что-то сделать!
- Нас всего пятеро, Вилетта. Мы просто погибнем.
- Но... все равно, мы должны спасти, - голос, полный отчаяния и ужаса, и в конце едва слышный шепот, - Оги.
- Ты так сильно хочешь смерти, Вилетта?
Затянувшееся молчание, а потом :
- Да, Ваше Высочество. Лучше я разделю смерть с Оги, чем позволю ему умереть, а сама останусь жить. И, при всем уважении, я должна сказать, что даже для вас я не вижу смысла жить в мире, где безраздельно властвует это чудовище.
А ведь она права, подумала Корнелия. Есть ли смысл прятаться по углам и норам, словно крысы, влача день за днем и год за годом жалкое существование. Впрочем, какие там год за годом. Если она права, их найдут в любой момент. Так же легко, как он нашел её неделю назад. То, что он сказал, было немыслимо, невозможно, но... Он ведь не убил её, и вообще не причинил вреда, отпустив на свободу. Зачем ему было лгать тогда, тем более , что его ложь, если, конечно, это была ложь, звучала настолько дико, что могла быть только правдой. Несмотря на это, она так и не решилась рассказать об этом кому бы ни было, даже Гильфорду. Безумная надежда на то, что он действительно задумал собственную смерть ради блага и единства всего человечества, перемешивалась со страхом. Страхом быть обманутой этим человеком, который лгал всегда и везде, при малейшей возможности. В конце концов, это Вилетте было нечего терять, а с ней был Гильфорд. И потому она молчала. Молчала, разрываясь на части между надеждой и страхом потерять то немногое, что у неё ещё оставалось, то, что она приобрела совсем недавно. А меж тем время, отпущенное на раздумье, истекало. За окном стояла ночь - последняя ночь перед казнью. И решение нужно было принимать сейчас. Неожиданно её осенило - решение было простым и очевидным, она поразилась, как сразу об этом не подумала. Ведь если Лелуш лжет - разницы нет. Идти на казнь или нет - все равно смерть, а днем раньше или днем позже - разницы никакой. Но если он сказал правду... Он, быть может, и сумеет обойтись без неё в своей величайшей за всю историю человечества инсценировке, но она никогда не сможет простить себе трусости.
- Хорошо, Вилетта. Мы пойдем. Только... ты должна будешь делать все, что я скажу, Вилетта. Я не могу объяснить всего сейчас, просто верь мне.
- Да, Ваше Высочество, - удивительно, но Вилетта улыбнулась. Несмотря на всю очевидную безнадежность ситуации, она улыбалась. Не выдержав, Корнелия и сама улыбнулась : завтра весь этот кромешный ад наконец-то закончится. Так или иначе.
Они лежали в обнимку в темноте императорской спальни, остывая и пытаясь восстановить дыхание. Последний способ забыться, который у него оставался, но и он оказался бесполезным. Даже в момент наивысшего наслаждения он не мог полностью отрешиться от того, что произойдет завтра. И сейчас, когда его тело испытывало эту блаженную восхитительную усталость, разум его пребывал далеко от той девушки, что обнимала и гладила его в этой кромешной тьме. Он пытался бороться с мыслями в одиночку, но терпел поражение на всех фронтах. Он не хотел говорить с ней об этом, и до сих пор ему это даже удавалось, но в эту последнюю ночь он чувствовал, что не сможет выдержать. В конце концов они любили друг друга - а в этом у него больше не было сомнений - и разве не для того люди любят друг друга, чтобы поддерживать в трудную минуту?
- С.С., я боюсь, - ответом ему была тишина, но он почувствовал, как она прижала его к себе. Она ждала продолжения. - Я сейчас не о смерти, и вообще не о том, что будет завтра, хотя... Можно сказать, что и о завтрашнем дне тоже. Я боюсь, что всё это напрасно. Все что я сделал в последние месяцы, все жертвы, всё это было зря.
- Почему ты так думаешь?
- Знаешь, С.С., я никак не могу забыть отца. Когда я убил его своим Гиассом, точнее, когда я думал, что убил его, мне казалось тогда, что все кончено, что я победил. Я стоял над его безжизненным телом, покорив тем самым величайшую вершину. Это было удивительное чувство победы, осознание того, что у меня все получилось, дело сделано и цель достигнута. А потом... потом он открыл глаза и знаешь, что он мне сказал тогда? Он сказал : "Ловушки, ухищрения, внезапные удары. Ты никак вздумал убить меня своими дешевыми фокусами?" В тот день он показал мне, в чем разница между истинной силой и иллюзией, - Лелуш замолчал. Говорить было трудно. С.С. чувствала, что он ещё не закончил, и потому лишь молча продолжала гладить его плечо. Наконец он продолжил. - Пойми, то, что я собираюсь сделать завтра - всего лишь трюк, уловка. Не в моей власти изменить людей, примирить их друг с другом, заставив отказаться от войн. Я тщусь создать видимость всего этого, но в глубине души мне кажется, что новый мир рухнет, не успев родиться, и все вернется к тому, с чего начиналось - к разрозненным государствам и бесконечным войнам. Но разве сейчас могу я сделать что-нибудь иначе? Разве был у меня выбор с тех пор, как я убил отца и стал Императором? Зеро Реквием - это не план по изменению мира, это последний акт отчаяния, и не более того. Знаешь, какой кошмар мучает меня в последнее время? Мне снится, что я умираю пронзенный мечом Сузаку, и попав на небеса, или в ад - неважно куда, я вижу отца, который говорит мне : "Опять трюки? И вот этими фокусами ты вздумал изменить мир и принести людям счастье? Ты должен был послушать меня, лишь Меч Акаши мог изменить людей по-настоящему, все остальное - бесполезно и обречено на провал". И потом мне снится, как оттуда, из загробного мира, я смотрю за этим миром и вижу, как всё, что я надеялся создать, разрушается и гибнет, как хаос войн, ненависти и терроризма поглощает этот мир. С.С., я боюсь, что так всё и будет на самом деле.
К концу его монолога, отчаянного и сбивчивого, все его тело содрогалось от беззвучных рыданий, а она... она лишь молча вытирала его слезы, и продолжала все также нежно гладить его, успокаивая, словно ребенка. А впрочем, он и был ребенком. Ребенком, волей случая получившим то, что сломило бы любого взрослого. И только когда Лелуш успокоился, она сказала :
- Я не буду лгать тебе Лелуш. Ни я, ни кто другой, не может знать, что будет с миром. И я не буду утешать тебя, не буду говорить, что всё будет хорошо. Напротив, всё может быть именно так, как ты сказал, но я хочу, чтобы ты кое-что понял Лелуш. Ты остановил своего отца, Чарльза, и своего брата, Шнайзеля. Вот чего ты добился своей жизнью и всеми жертвами, что были принесены. Ты знаешь, что каждый из них готовил миру, и когда ты сражался с ними, ты делал это потому, что то, что они задумали - чудовищно. И я тоже так считаю. Мир никогда не должен стать таким, каким его хотели видеть Чарльз или Шнайзель. И ты спас мир, Лелуш. Спас его дважды от чудовищного, бесчеловеченого изменения. Ты уже совершил величайший подвиг, и сейчас ты лишь уходишь со сцены достойным образом. Нет нужды менять мир как-либо ещё - в конце концов, быть может мир просто не любит, когда его меняют, он хочет оставаться таким, каким был всегда. Но я хочу, чтобы ты понял и поверил в одну единственную вещь, Лелуш. На твоем месте не один человек не смог бы добиться большего. Ни один. Тебе есть чем гордиться. - И после небольшой паузы, она едва слышно прошептала, - я люблю тебя.
Казалось бы, какие избитые, заезженные слова, но нет, они по-прежнему несут в себе неодолимую силу и они по-прежнему столь же прекрасны, как и тысячу лет назад. И потому он вернул эти слова ей :
- Я люблю тебя, ... - и в темноте императорской спальни прозвучало её имя, такое родное и знакомое, но почти успевшее стать чужим. Почти.
После этого они лежали в тишине, наслаждаясь теплом, нежностью и слушая дыхание друг друга. Наконец он произнес :
- Мне очень жаль, что это наша последняя ночь.
- Мне тоже Лелуш, мне тоже.
- Мне очень жаль, что это наша последняя ночь, - и в тот же момент перед её глазами возникает картинка - последний отчаянный рывок уже исчезающего Чарльза, и его ладонь, помеченная символом Короля, сжимающая горло Лелуша.
- Мне тоже Лелуш, мне тоже, - как легко, оказывается, лгать. А ведь он даже не догадывается, какой дар оставил ему его отец в последние мгновения своей жизни. Мальчик теперь обречен. Точнее, они оба обречены, обречены на вечность. Сможет ли он простить её, когда поймет, что она знала всё с самого начала, знала, но молчала? Она и сама не могла понять, почему так получалось. Она собиралась сказать ему об этом уже сотню раз, но каждый раз слова застревали в горле, и она просто не могла заставить себя разлепить губы. Но мысль о том, что таким образом она предает его, не покидала её ни на секунду, терзала её. Сейчас эта мысль была просто невыносимой. Откладывать дальше было нельзя. Несколько минут она вела напряженную внутреннюю борьбу с чем-то непонятным и странным внутри себя, с тем, что не давало ей сказать правду.
- Лелуш, я...
- Да?
- Я...
- С.С.?
- Лелуш, раньше я не говорила этого тебе, но сейчас должна...
- Молчи! - Это был крик, взорвавший ночную тишину. Она вздрогнула всем телом, и в то же время ощутила, как напряглись все его мышцы. А затем он произнес - уже тихо, но твердо и непоколебимо :
- Я не хочу ничего знать. Прошу, умоляю тебя.
- Но почему? Ты даже не...
- Прошу, прекрати. Пойми меня, С.С., мои догадки - это всего лишь догадки. Пока слово не прозвучало - для меня это так и останется неопределенностью. Я не хочу, чтобы знание влияло на мою решимость. Я боюсь знания.
- И тебе не интересно о чем я хотела сказать?
- Я догадываюсь, я думал об этом. Но пусть это так и останется догадками. А если я ошибаюсь, и ты хотела сказать о чем-то другом... что ж, прости. Я благодарен тебе, что ты не поднимала эту тему раньше, но прошу, не делай этого и сейчас.
- Но почему?
- Потому что точное знание убивает надежду. Прошу, не отнимай у меня надежды.
Так они и лежали, молча, боясь заговорить, лишь слушая дыхание друг друга. Минуты ползли одна за другой, медленно складываясь в часы. Лелуш не думал, что сможет заснуть в эту ночь, но в конце концов обычная физическая усталость сделала свое дело, и он провалился в сон. А вот С.С. не спала, и только после того, как Лелуш заснул, она тихо прошептала : "Не отнимать надежды? Надежды на бессмертие, или надежды на смерть?"
