Моя проба пера на почве фанфикописательства.
Мотылек.
На островах «летнего» типа климат почти не меняется в течении года, изменяется только длина дня и, соответственно, ночи. Сейчас в Алабасте зима, поэтому сейчас (в 18:30) в Рейнбейз уже темно.
В «комнате совещаний», как называл ее Крокодил, тоже гасили почти все лампы, кроме нескольких, словно подражая смене дня и ночи. Интересно, зачем это ему? Хотя, какое мне дело, скорее всего, просто очередной его каприз. Одинокая лампа, которая стояла на столике и изголовья дивана, на котором я решила немного полежать и почитать купленный в книжной лавке фолиант времен основания Мирового Правительства, правда глазами путешественника из страны, которая тогда не входила в состав Мирового Правительства, так что из него можно было выудить малую толику ИСТИННЫХ сведений о истории мира, а не хвалебные песни в адрес МП. А их я не произнесу даже под угрозой сожжения на костре, свой адрес Горосей услышат от меня только самые темные проклятия. План Крокодила позволит ему воткнуть в жирное брюхо МП огромный стилет и там провернуть несколько раз, что не может не радовать. Вот только мысли о судьбах людей Алабасты не дут из головы: неужели настолько низко пала, что ради своей мести готова положить жизни сотен тысяч людей, ни разу не сделавших мне ничего плохого. Настолько преданных и любящих, что вчера одна женщина, беднячка в насквозь прорванном платье, с измученным жаждой лицом отдала мне последние белли. «Для героя Алабасты,» - прошептала она потрескавшимися губами. Я не выдержала, я вернула ей и деньги со «сдачей» и дала флягу воды («Подарок от героя Алабасты» - прошептала я, не в силах посмотреть в лицо этой несчастной, чьим палачом я по сути являюсь). Неужели я настолько огрубела внутри, что готова принести их всех на кошмарный алтарь кровавого жертвоприношения.
Но увы, все эти справедливые упреки моей совести тонут в видах погибающей в огненном смерче Охары. В предсмертном вопле моих соотечественников, гибнущих под залпами крейсера адмирала Сакадзуки, в стонах морских дозорных посланных правительством на убой, в видении улыбающегося моего дорогого друга Саула, в предсмертные мгновения, прежде чем его навеки заковало в его ледяном гробу, и наконец, в оглушительном треске падающего древа знаний, которое похоронило под собой мою мать, доктора Кловера, и моих друзей-археологов, которые только хотели принести в мир знания. Я украдкой смахиваю слезы: боль от этих воспоминаний до сих пор жжет меня каленым железом. «Когда-нибудь ты встретишь своих друзей Робин, они защитят тебя!» - последние слова Саула. Увы, на своем жизненном пути я до сих пор встречала только уголовников, охотников за наградой и убийц, которые всегда винили в своих бедах меня. За что?! За что мне все это?!!! Чем я заслужила такое?!! Слезы уже безостановочно текут по щекам, но я не делаю и попытки стереть, или унять их; я открыто рыдаю, даже не стесняясь сидящего в комнате Крокодила. У меня нет никого: моя мать, мой остров, мои друзья… я так и не встретила на безбрежных просторах Гранд Лайн приключений, знаний, новых впечатлений и своих накама. Я повстречала мир переполненный тьмой и болью, злобу, коррупцию, зависть, а вместо преданных друзей я осела среди матерых уголовников, с самым главным из которых я в похожем припадке отчаяния разделила ложе.
Кто-то положил мне на плечо руку, истерика мгновенно прекратилась, ибо «кем-то» может быть только мистер Зеро. Так и есть, подняв свое зареванное лицо, я увидела перечеркнутое шрамом лицо Крокодила. На его знаменитом крюке висит носовой платок, которым я все-таки воспользовалась, послав гордость подальше.
- Призраки Охары вернулись, не так ли, мисс Олл Сандей? – холодный и сухой голос Крокодила напоминает суховей, который носится по пустыне, неся с собой опустошение (их, кстати, мистер Зеро очень любит запускать в сторону Юбы). Но до чего же он проницателен, этого у него не отнимешь, что, правда, в данный момент мне не в радость.
- Что-то вроде того, мистер зеро, - максимально спокойным голосом, из возможных в данной ситуации, ответила я.
- Какой злобный котенок, - флегматично произнес он, взяв меня за подбородок. Я не сопротивлялась, все равно это бесполезно, когда он, приподняв мою голову, прижал свои губы к моим. Нельзя сказать, что это было неприятно, даже наоборот (эти мысли я старалась безжалостно давить), но уж как-то необычно. Поцелуем, как мне говорила Морти, девушка-археолог, люди выражают свою любовь друг к другу, у нас же с Крокодилом уже слишком огрубели сердца.
- Погди, - хрипло произнесла я, когда он разорвал поцелуй. – Дай диван застелить.
Когда все закончилось, я устало положила голову ему на грудь и прикрыла глаза, наслаждаясь тишиной, прерываемой только звуками нашего с Крокодилом глубокого дыхания. Как бы я себя не ненавидела, я не могла не признать того, что наслаждаюсь такими моментами нашей с ним связи, когда я, дав волю фантазии, хоть ненадолго могу представить, что нахожусь в руках любимого человека, где мне ничего не угрожает. Это, конечно же, самообман, но мне не обойтись без них, иначе я просто сломаюсь, как молодое деревцо под порывом ветра. Из интереса, я посмотрела на лицо одного из Семи Повелителей Пиратов, и даже вздрогнула: его глаза… они были такими… задумчивыми. Разглядев во мраке ошарашенное выражение моего лица, он чуть улыбнулся и произнес:
- Готов биться об заклад, что вы сейчас пытаетесь понять, а не галлюцинации ли у вас.
Я только кивнула, что дало ему сигнал продолжить.
- Я вот смотру на вас и думаю, какой же вы противоречивый человек, Нико Робин. Вы потрясающая смесь невинной, доброй и сострадательной девочки с безжалостным и расчетливым хищником, готовым положить все и всех на кон ради своих целей. Я стиснула зубы, слишком точным оказался его комментарий.
- Второй частью личности меня наделило наше «справедливое» Мировое правительство! – Прорычала я.
Он усмехнулся.
- В тебе все еще слишком много «света», Нико Робин. У тебя еще остались совесть, сострадание, способность сопереживать и даже мечты. – Я не смогла удержать вздох, впервые в темных стеклах глаз Крокодила я увидела… боль.
- И ты служишь мне вечным напоминанием, что я потерял все это. Поэтому, - на его лицо вернулась его обычная ухмылка, которая, впрочем, не отображалась у него в глазах. – я хочу все это у тебя отобрать, чтобы ты больше не могла ранить меня. – последнюю фразу он произнес еле слышно, и мне пришлось изрядно напрячь слух, чтобы расслышать ее. Я молчала, но впервые за время нашего знакомства я подумала о нем не как о пауке, а как о мотыльке, который потерял огонек, к которому летел и теперь все глубже запутывающемся в паутине мрака. Так, как я всегда думала о себе. Только, я надеюсь, что я еще не залетела во тьму так же далеко как он.