«86» [Eighty Six]

— Полетим на фронт, Лена. Посмотрим на всё, что там происходит.

В тот день полковник регулярной республиканской армии Вацлав Миризе вместе с десятилетней дочерью направил разведывательный самолёт в сторону фронта.

— ...Папа, ты же уже видел войну?

— Да. И не только войну, но и ещё более страшные вещи, которые она приносит.

Срок службы Вацлава уже подходил к концу, и пока он вместе со своими солдатами яростно сражался и защищал свою семью и соотечественников, горячо любимая родина разрабатывала позорные законы, оскорблявшие честь военнослужащего.

Часть из тех, кого они должны были защищать, перестали считать людьми, изгнали, заперли и заставили воевать.

Он до сих пор не мог забыть тот случай в маленьком городишке.

Регулярная армия была уничтожена, и её в спешке заменили людьми, которые потеряли свою предыдущую работу по собственной глупости или жестокости. Им не хватало подготовки, а своим первым долгом они считали отправку таких же обычных людей на фронт под дулом ружья.

И без того невысокая мораль в военных рядах быстро упала, и всюду начали процветать дезертирство и насилие.

Он помнил. Помнил, как на глазах у двоих детей убили их родителей — под шуточки и издевательства.

Он никогда не сможет забыть горестный плач старшей девочки и заплаканное лицо с застывшим взглядом младшей.

Эти дети никогда не простят Альб и Республику.

— ...С этим надо покончить. И как можно скорее…

Самолёт неспешно летел дальше. Вацлав хотел показать маленькой дочери мир за стеной.

Жители первого района почти никогда не выходят за стену. Самолёт пересёк самые отдалённые районы, с их заводами на холмах и солнечными, геотермальными и ветряными электростанциями, разбросанными по равнинам и лесам, и Лена восторженно рассматривала величественную Гран-Мюр, напоминающую горную гряду. Вскоре под ними раскинулись залитые вечерним солнцем равнины, а среди них — безжизненный концентрационный лагерь, представляющий из себя кучу потрёпанных бараков, окружённых колючей проволокой и минным полем. При виде его Лена помрачнела и затихла.

Взглянув на дочь, завороженно смотрящую в окно, Вацлав улыбнулся. Смышлёное дитя. Ей не нужны пространные объяснения — она учится, глядя на всё собственными глазами.

Забирать в личное пользование военный самолёт и перевозить на нём гражданских было явным нарушением армейских правил, но Вацлава это не волновало. Всё равно современная республиканская армия сплошь состояла из бездарей, которые были не прочь поиграть в азартные или компьютерные игры во время работы, а в свободное время не интересующихся ничем, кроме алкоголя и женщин.

— Нельзя ли пролететь немного за фронтовую базу, а потом уже повернуть? Я хочу и поле боя показать, — сказал Вацлав пилоту. Тот, не скрывая удовольствия, кивнул — обычно ему не доводилось летать дальше 85 района, но в этот раз он получил разрешение на дальний перелёт.

— Так точно, полковник… Но там сейчас действует запрет на пролёт транспортных судов.

— Ну и что с того. До зоны боёв мы не долетим, а учитывая текущую скорость, приземлиться удастся только поздно вечером. Легион в это время бездействует.

Машины Легиона сохраняли активность только днём — это было связано с тем, что для передвижения им необходима электрическая энергия. Обычно они использовали энергопакеты, которые производились на электроустановках глубоко в тылу, но в таких чрезвычайных обстоятельствах, как сейчас, пакеты быстро закончились, и каждая машина пользовалась собственными складными солнечными панелями. Поскольку ночью вырабатывать энергию было невозможно, машины старались избегать стычек по вечерам — лишение возможности двигаться делало их лёгкой добычей.

По правде говоря, он хотел показать Лене и бои с их жестокостью…

Вацлав смотрел на маленькую спинку дочери и печально улыбался, думая о том, не подвергает ли её жизнь опасности.

 

Но об одном Вацлав забыл.

Или он думал, что на поле боя могут гибнуть только «восемьдесят шесть»?

Он забыл о причине, по которой окружённая Республика не могла вести переговоры с другими странами, так же как не могла проводить удары с воздуха.

Дикобразы.

В самом начале войны они наводнили все районы Республики и полностью уничтожили её авиацию. Это были зенитные автономные вооруженные машины, напоминающие гору игл. Они скрывали своё присутствие при помощи бабочек-глушилок.

В чёрном ночном небе, скудно освещаемом живущими снизу людьми, с оглушительным грохотом расцвёл алый взрыв.

Они попали в двигатель под левым крылом. Из самолёта вырвался хвост дыма, он накренился и устремился к земле.

 

Это заметил командир одного из эскадронов, вышедший в вечерний патруль.

— ...Глянь, там самолёт-разведчик только что…

— А? Аа, не обращай внимания, Дуллахан. Это наверняка тупые свиньи снова вылетели полюбоваться на достопримечательности. Для нас, «восемьдесят шесть», смерть белых свиней — как праздник.

Но командир уже закрыл кабину и запускал двигатель. Красные, как кровь, волосы. Очки и прячущиеся за ними чёрные глаза.

— Эй, Дуллахан…

— Я пойду на помощь… А вы продолжайте патрулирование.

 

Она открыла глаза и увидела море огня.

Опершись двумя руками, Лена приподнялась, села и отстранённо осмотрелась.

Всё горит. Папа тоже обгорел и теперь лежит неподвижно. Выше груди от него ничего не осталось.

Откуда-то послышался громкий крик, и через узкий проход в огне выползло оно.

Гигантское серебряное чудовище возвышалось над ней, словно гора, и на его боках плясало тусклое отражение полыхающего вокруг пламени.

Алый стеклянный глаз угрожающе поблёскивал. Расположенный сзади универсальный пулемёт отливал зловещим тёмно-серым цветом. Чудовище было похоже на какое-то насекомое, и его лапы проворно передвигались под абсолютно неподвижным корпусом — оно словно скользило по земле, и от этого становилось жутко.

На пути монстра возник пилот. Он издал неразборчивый крик и принялся беспорядочно обстреливать его из автоматической винтовки, удерживая её у бедра. Большинство пуль проходили мимо, а редкие попадания только высекали искры из обшивки, и Муравей даже не обращал на них внимание. Спокойно приблизившись, он сделал лёгкий взмах передней конечностью. Верхняя половина пилота взмыла в воздух — как в какой-то ужасной комедии — а нижняя, выпустив столбик крови, рухнула на землю.

Оптические сенсоры Муравья повернулись, и Лена увидела в них своё отражение.

В тот момент она буквально окаменела от беспомощности.

— ...Если кто-то выжил, закройте уши и лягте лицом на землю! — раздался едва различимый за помехами голос из сломанного громкоговорителя.

А затем из-за стены пляшущего пламени выпрыгнул четырёхлапый паук. Чернота ночного неба и алый огонь сомкнулись за ним.

В её памяти навсегда отпечатался его знак — безголовый всадник-скелет.

Он направил два передних тяжёлых пулемёта на Муравья и открыл огонь. От рёва стрельбы лопались барабанные перепонки.

Пулемётные очереди бурей обрушились на Муравья; по сравнению с этим оружием, способным превратить в щепки хоть бетонную стену, хоть бронированный танк, пехотная автоматическая винтовка казалась не более чем детской игрушкой.

Слабая броня Муравья разлеталась на куски, и в конце концов он затих, превратившись в груду металлолома.

Голова Лены жутко гудела от стрельбы, и она с опаской поднялась. Четырёхлапый паук, громко лязгая тяжёлыми конечностями, подошёл прямо к ней.

— Ты в порядке?

Услышав человеческий голос, она испугалась и, ничего не ответив, съёжилась. Корпус паука раскрылся, как пасть, и его передняя часть откинулась назад. Изнутри поднялась человеческая фигура.

У неё были кроваво-красные волосы и очки в чёрной оправе. Это был юноша лет двадцати, щуплый, интеллигентного вида.

 

Спасшего Лену «старшего братика» звали Шорей Ноузен.

Процессоры ушли от последних преследователей, и в конечном итоге их потери составили 4 человека. Погибли Чисэ, Кино, Тома и Крото.
Осталось всего 9 джаггернаутов.
Меньше половины от регулярного состава. Даже меньше десятка…
— Я…
Лена не могла выговорить ни слова от ужаса.
Во рту пересохло. Сердце колотилось от ужасного предчувствия. Она торопливо выпалила:
— Я сейчас же запрошу пополнение. Сегодня же. Это… так странно!...
В «Острие копья» недобор был уже давно.
Из-за малой численности процессоры были измотаны, и оборонительную линию с трудом удавалось поддерживать только при помощи огневой поддержки и вылазок соседних подразделений. Высшему руководству об этом было прекрасно известно, но никто ничего не делал. Запросы об огневой поддержке и проведении вылазок удовлетворялись исправно, но просьбы о пополнении состава почему-то всегда отклонялись. Лена пыталась воспользоваться своими хорошими отношениями с Каршталем и умоляла его сделать хоть что-нибудь, но даже он, генерал-майор, был бессилен, так что отряд так и не получил ни одного человека.
Шин коротко ответил:
— Майор.
— Я ещё раз переговорю с генерал-майором, он что-нибудь сделает. Вам сейчас пригодится любая помощь…
— Майор Миризе.
Лена замолчала.
— Нам всем это неважно.
— ...Ага, — согласился Райден, как бы говоря за всех. Остальные сохраняли напряжённое молчание.
— ...О чём вы?...
— Майор. Хватит. Что бы вы ни делали, это ничего не даст.
— Капитан Ноузен, что вы имеете…
— Пополнения не будет. Вообще, ни одного человека…
— ...Я…
Все кроме Лены знали правду. Шин тихо сказал:

— Мы будем уничтожены. Нас сослали в это подразделение на казнь.

Глава 6. Fiat　justitia　ruat　caelum. Они просто пытались стать людьми

— Что…¹

Какое-то мгновение она не могла уловить смысл сказанного.

«Будем уничтожены»? «Казнь»?

— Что это вообще значит?..

И тут Лена ахнула.

Рей ведь тоже был процессором.

А «восемьдесят шесть» отправлялись на самые опасные участки фронта только для того, чтобы вернуть своим родственникам гражданство.

Так почему тогда его младший брат — который уже должен был стать гражданином Республики — теперь воюет на фронте как обычный «восемьдесят шесть»?

Да и остальные процессоры. Каждый год на передовую отправляют десятки тысяч молодых рекрутов — а где их родители, старшие братья и сестры?

— Неужели!..

— Ага, именно так. Белые свиньи с самого начала не собирались давать «восемьдесят шесть» никакого гражданства.

— Это просто приманка, чтобы завлечь нас на фронт и использовать. Свиньи — они и есть свиньи. Мрази.

Лена мотнула головой, безуспешно пытаясь принять правду.

Республика. Родина. Место, где она родилась и выросла. Всякое бывало в истории, но чтобы настолько…

— Как… как такое вообще возможно!!!

Сео тихонько вздохнул.

— Тебя мы не виним… Кстати, ты хоть раз у себя за стеной вживую видела «восемьдесят шесть»? С тех пор как началась война?

В его голосе не было упрёка, только горечь и нотки беспокойства.

Тот, кто хотел вернуть гражданство, отправлялся на фронт на пять лет. При этом, даже если процессор погибал раньше срока, право на гражданство закреплялось за его семьёй.

Вот только с начала войны прошло уже девять лет, а Лена так ни разу и не встретила ни одного человека, родственник которого погиб бы на фронте. Конечно, это можно было объяснить тем, что Лена очень давно не покидала первого района, который испокон веков населяли белые, но чтобы вообще ни единого Колората! Это было невозможно.

Ей стало противно от собственной глупости.

Сколько всего указывало на ложь, а она ничего не замечала. Братья Рей и Шин. Все те процессоры, которые попали в лагеря совсем маленькими — конечно же, у них должны были быть родители и братья с сёстрами. Первый район, где жили только Альба. Она была слепа и верила в непогрешимость Республики как последняя дура.

— Большинство процессоров гибнут ещё до окончания службы, так что им можно запросто навешать лапши на уши и этим ограничиться. Но когда заходит речь о таких как мы — тех, кто много лет умудряется выжить в самых горячих участках фронта — возникает одна проблемка. Мало того, что у нас хорошо варит голова, так ещё и остальные «восемьдесят шесть» считают нас героями. Мы вполне можем стать той искрой, от которой разгорится революция, и тогда Альба придётся тяжко — и они это понимают.

Райден говорил тихо, но Лена чувствовала его внутренние метания: злость на Республику боролась с осознанием того, что после всех этих лет ненавидеть белых бессмысленно.

— Вот почему ветеранов с уникальными позывными забрасывают в самые горячие точки. Они ждут, пока мы погибнем. И большинство погибает, несмотря на весь свой опыт и навыки. Ну а самые живучие ублюдки в конечном итоге оказываются здесь. Первый район военных действий, первый оборонительный отряд. Это последняя станция утилизации. Сюда отправляют только тщательно отобранных кандидатов на уничтожение. Никакого подкрепления тут, конечно же, не бывает. Когда нас уничтожат, приедет новая партия смертников. Так что это наше последнее место службы. Место нашей смерти.

Всё перевернулось с ног на голову.

Отправлять на войну не для того, чтобы защищать, а чтобы убить.

Это даже нельзя было назвать крайней мерой в тяжёлых военных условиях. Это просто геноцид, осуществлённый руками врага.

— Н-но… — Лена всё ещё хваталась за соломинку. — Но если кому-то вдруг удастся выжить…

— Хм. Попадаются иногда очень уж трудноубиваемые ребята… Для таких в конце службы предусмотрено невыполнимое разведывательное задание. После него ещё никто не возвращался. Для белых свиней оно всегда в радость — это ведь всё равно что наконец от мусора избавиться.

Иными словами, процессоров сначала просто свозят на фронт как скот, безо всяких компенсаций, и затыкают ими дыры в обороне, а если кому-то из них удаётся долго выживать, и он превращается в помеху, от которой нужно избавиться, то его отправляют в отряд смертников, и если он умудряется сохранить жизнь даже там, то в конце концов получает уже абсолютно прямой и чёткий приказ: «умри».

В глазах всё расплывалось от слёз ярости.

Республика. Куда, куда уже ниже?

Можно ли прогнить ещё больше?

Она вспомнила, как Сео и Райден при каждом удобном случае упоминали, что у неё есть много свободного времени.

Вспомнила Шина, который даже и не задумывался о том, что будет делать после службы.

У них не было ничего: ни времени, которое можно было бы потратить с пользой для будущего, ни самого будущего.

Всё, что они имели — это давным-давно подписанный приказ о казни, где указан день, до которого они обязаны умереть.

— Так вы знали об этом?..

— Да… Прости. Никто не смог тебе рассказать — ни Шин-кун, ни Райден-кун.

— И давно?...

Звонкий голос Лены почти срывался в плач. Крена же ответила до ужаса спокойно:

— С самого начала. С войны никто не вернулся — моя старшая сестра, родители Сео, семья Шина — а нас так и оставили в лагере. Белые свиньи своего слова не держат… но это не новость.

— Так вы знали! Тогда зачем сражались?! Можно было попытаться сбежать… или даже отомстить! Вы что, об этом не задумывались?!

 

Райден прищурился и, ухмыльнувшись, ответил:

— Бежать-то некуда. Впереди Легион, а позади минное поле и засады — всё равно что через гору ножей² переходить. А революция… идея неплохая, но нас осталось слишком мало.

Во времена его родителей это ещё было возможно. Но тогда они были больше озабочены тем, чтобы вернуть своим семьям достойные условия жизни, а не бороться с Республикой. Потому и отправились на фронт. Кроме того, они понимали, что если не пойдут сражаться, то первыми погибнут именно их родные, запертые в лагерях за пределами Гран-Мюр. Оставалось только поддаться сладким речам республиканцев и идти воевать.

Когда поколение родителей было уничтожено, настал черёд старших братьев и сестёр, которые уже осознали, что никакого гражданства не получат. Они хотели доказать, что достойны зваться республиканцами хотя бы самим себе — потому и воевали. Власти родной страны растоптали их гордость и отказались признать даже само их существование, но они верили, что стоит только выполнить долг гражданина и пожертвовать собой ради защиты страны, как они вновь почувствуют себя людьми. Это поколение стремилось себя убедить, что именно те, кто защищают родину, являются настоящими её гражданами, а вовсе не белые свиньи, убежавшие от этой обязанности.

Однако у Райдена и его сверстников не было даже таких причин сражаться.

У них не было родственников, которых нужно было бы защищать, и они были слишком малы, когда оказались в концентрационных лагерях или тайных убежищах.

Они уже позабыли, что такое свобода и человеческое обращение. Их жизнь ограничивалась колючей проволокой, минным полем, скотскими условиями и ответственными за всё это мучителями в лице Республики. Эти люди не знали свободы, равенства, гуманности, справедливости и милосердия. Их бросили в загоны для скота ещё до того, как они могли понять, что такое гордость и чувство принадлежности к стране.

Поколению Райдена не знакомо само понятие «республиканец». Их домом стало поле боя, окружённое врагами со всех сторон, и только ему они принадлежали до самой смерти. Они считали себя гражданами фронта и этим гордились. Республика Сан-Магнолия с её белыми свиньями была для них чужим и незнакомым государством.

— Тогда почему?..

Он не обязан был отвечать.

Но всё же ответил — наверное, потому, что просто устал от глупости и упрямства этой девчонки. Ни гадости, которые она слышала от процессоров, ни леденящие душу завывания мертвецов не ослабили её желания покопаться в головах «восемьдесят шесть».

Райден получил молчаливое согласие остальных и произнёс:

— До 12 лет я жил в девятом районе — меня прятала одна старушка из Альб.

— ...Что?

— Шина вырастил белый Святой Отец, который отказался от эвакуации и остался жить в лагере. Сео про своего командира уже рассказывал… Все мы знаем, какими ублюдками могут быть Альбы, а Крена столкнулась с худшими из них. Но вот Анжу и Шин на своей шкуре ощутили, что и «восемьдесят шесть» могут быть не лучше.

Они видели всё: и невыносимую жестокость, и поразительное милосердие.

— Поэтому мы пришли к одному очень простому выводу. Всё зависит от выбора.

В кабине было тесно, но Райден всё-таки умудрился потянуться и посмотрел в небо.

Он давно позабыл молитвы, которым его учила старушка, но навсегда запомнил, как она заходилась в рыданиях, упав на колени посреди дороги.

— Отомстить-то, по правде говоря, легче лёгкого. Достаточно перестать воевать. Просто взять и пропустить Легион… Ну, тогда мы, конечно, тоже умрём, но и Республике будет конец. Не могу сказать, что никогда не думал о том, что свиньи заслужили уничтожение.

В лагерях жили собратья по несчастью, но, по правде говоря, через несколько лет они всё равно умрут. Если бы возникла такая необходимость, то процессоры довольно легко согласились бы ими пожертвовать.

— Вот только намеренное убийство Альб ничего не даст.

Лена явно не понимала, что он имел в виду. Её молчание чётко говорило: «как это ничего — а чувство удовлетворения?». Райден улыбнулся. Какая хорошая и глупая девочка. Едва ли она хоть раз задумывалась о мести до этого момента.

Убийство врага не избавляет от ненависти.

— Даже если бы мы жестоко разделались с вами, осознавшими всё и раскаявшимися, ползающими на коленях в слезах, этого было бы недостаточно… Да и белые свиньи слишком давно ведут себя как бессовестные ублюдки, чтобы вдруг раскаяться, пусть даже на кону будут стоять их жизни. Вы предпочитаете не замечать своей бесполезности и ущербности, а потому будете отыгрывать роль трагических героев и жертв до самого конца… Убить вас — это всё равно что подыграть в этой трагической пьесе. Зачем опускаться до такого уровня?

Райден не заметил, как утратил контроль над словами.

Альба совершали именно то, что открыто порицали, и это делало их виноватыми прежде всего перед собой.

Он вспомнил солдат, высмеивающих старушку, которая выступила против угнетения, следуя голосу совести.

Республиканцы избегают действительности и прячутся от войны в зыбком иллюзорном мире.

Белые свиньи отказываются от выполнения своего гражданского долга, радостно лишают других их прав и имеют наглость выставлять себя образцами добродетели — при этом они даже не в состоянии понять, что между их словами и делами лежит огромная пропасть.

Кто может захотеть опуститься до такого?

— Если будешь расплачиваться с ублюдками их же монетой, то сам станешь одним из них. Тут, на фронте, есть всего два пути: ты можешь погибнуть, сдавшись Легиону, или попытаться выжить, дав ему бой. Разве кто-нибудь выберет первое? Потому мы и сражаемся. Это то, что придаёт нашей жизни смысл… Неприятно, конечно, что белым свиньям наш выбор тоже на руку, но с этим ничего не поделаешь.

«Восемьдесят шесть». Граждане фронта.

Ценой невероятных усилий они каждый день делали всё для того, чтобы оттянуть свою неизбежную гибель, и уже этим можно было гордиться.

Куратор прикусила губу, и Райден ощутил металлический привкус чужой крови.

— И это несмотря на то, что вы знаете… что всё равно погибнете?

Она по-прежнему пыталась убедить его, что месть — лучшее решение. Райден улыбнулся.

— Существуют ли на свете дураки, которые, узнав что завтра их ждёт смерть, решают повеситься сегодня? Да, нам суждено попасть на эшафот, но мы можем выбрать, с какой стороны на него подняться. И мы уже приняли решение. Теперь остаётся только выживать как можно дольше.

Потому что они в любом случае обречены на бессмысленный и ужасный конец.

 

Райден вышел в пустой и открытый ангар и заметил на улице два силуэта: один, поменьше, явно был человеческим, а другой, побольше, напоминал мусорщика. Стояла ранняя осень, и ночной воздух был бодряще прохладен и наполнен голубым лунным сиянием. В угольном небе мерцала россыпь созвездий. Ничто не могло нарушить естественного хода светил, и завтра они зажгутся вновь, прекрасные и равнодушные к тем, кому будет суждено погибнуть.

Природа не нуждается в восхищении человека. Её красота безусловна и холодна.

— Неважно, ты всё равно молодец. Спасибо.

— ...Пи.

Проводив взглядом печально сгорбившегося Файда (в буквальном смысле — он действительно опустил свою переднюю часть), Шин развернулся и отправился назад в ангар.

— Это те, что были с Кино?

— Да. Джаггернаут Чисэ найти так и не получилось. Давненько мы не отправляли Файда за запчастями.

— Тогда, наверное, лучше разобрать ту модель самолёта, которую сделал Чисэ. Фрагмент рядом с крылом будет в самый раз… Неужто даже одного обломка не удалось найти? Видать, хорошо в него попали…

Файд наверняка облазил всё поле боя, прежде чем вернуться ни с чем. За всё проведённое с Шином время он хорошо усвоил, что в первую очередь нужно искать фрагменты обшивки погибших, хоть изначально в его программе этого не было заложено.

Райден знал, с чего началась эта традиция — командир сам ему рассказал. Тот первый принесённый Файдом обломок, как и все последовавшие за ним, до сих пор хранился у Могильщика. Шин так и не выгравировал на нём имя.

Эмблема в виде безголового всадника-скелета, который заносил над головой меч. Шин нашёл фрагмент обшивки с этим знаком в каких-то руинах и приладил его к своему джаггернауту — только заменил меч на лопату. Это был обломок машины его старшего брата.

— Не думаю, что тебе это нужно, но я на всякий случай скажу. Ты не виноват.

Способности Шина позволяли определить координаты врагов, но не их тип. Как правило, из расположения и количества машин можно было сделать вывод о том, что они из себя представляют, но даже Могильщик не смог вычислить машину новой сборки, которая скрывалась среди большой группы на дальнем участке фронта.

Шин окинул Райдена долгим взглядом и пожал плечами. Видимо, командир и в самом деле не переживал, так что можно было выдохнуть спокойно. Это была одна из тех смертей, предотвратить которую не удалось бы никакими усилиями. Ответственность за неё лежит только на погибшем.

Шин обратил взгляд в небо над местом дневного сражения, и Райден последовал его примеру. Где-то там, вдалеке, скрывалось дальнобойное орудие.

— ...Я уж было подумал, что следующей целью станет база, да вот только чего-то не стреляют.

— Тяжёлая артиллерия предназначена для плотного обстрела по площади или разрушения недвижимых объектов. С подвижными механизированными противниками она справляется плохо, так что в обычных боях её не используют. То орудие тоже изначально создано для осады города или крепости. Мы для них стали просто пробной мишенью, не более.

Райден гоготнул.

— И потеряли четверых. Такими темпами нас ненадолго хватит.

— Когда они закончат подготовку, то смогут уничтожить саму Республику, не то что четверых. Нам-то до этого дела нет… но майор явно так просто не сдастся. Надеюсь, у неё получится что-то придумать.

Шин говорил как всегда холодно, но Райден с удивлением отметил в нём перемену. Неужели он сам этого не замечает?

— ...Что?

— Да-а так, ничего.

До этого момента Могильщик ещё ни разу не выражал беспокойства о кураторе.

— ...Как бы то ни было, любой дрон с дальнобойным орудием нуждается в разведывательных дронах. Я засёк одного такого, но он пока бездействует.

— Ты его слышишь?

— Я вспомнил его голос. Если начнёт двигаться, я узнаю… но стрелять он вряд ли будет.

Райден недоверчиво глянул на Шина: тот всё ещё смотрел в небо над далёким полем сражения. Сощурившись, Могильщик проговорил:

— Нашёлся. Думаю, он использовал сенсоры муравьёв-разведчиков.

— Что?! Твой брат?!

Райден поражённо застыл. Ну конечно. Он никогда не видел эту машину напрямую, но уже много раз сталкивался с его «подчинёнными». Это был «пастух» — чрезвычайно разумный и беспощадный, способный на самые изощрённые боевые стратегии.

Шин продолжал всматриваться туда, где вероятнее всего сейчас был его брат. На его губах появилась слабая улыбка — в ней читался страх, смешанный с безрассудством, как у дьявола, зажатого в смертельные тиски. Он задрожал от волнения и рефлекторно обхватил себя обеими руками.

— Я понял, где он находится, но и он меня заметил. Так что теперь я должен к нему отправиться. Он не станет расстреливать меня издалека — слишком гуманно.

От привычной для Шина холодности не осталось и следа — он стал похож на помешанного, и от этого непривычного зрелища Райдену было не по себе. Оборотень озабоченно посмотрел на своего командира.

Шин искал голову своего брата — и своего убийцы. Он искал машину, которая стала вместилищем предсмертных воплей Рея, погибшего где-то на восточном фронте.

Теперь Райден видел не Шина, но Бога смерти. Его безумная улыбка жалила, как острый меч. Обуявшая его холодная ярость была яростью закалённого в боях оружия, которое почуяло запах жертвы.

— Для меня это просто прекрасная новость, но вот вам, ребята, не повезло… Что будешь делать? Может, лучше прямо сейчас повеситься?

Райден ответил ему такой же яростной улыбкой. Но эта ярость была другой — как у голодного волка, готового загрызть любого просто для того, чтобы сохранить себе жизнь, какой бы безумной и тяжёлой она ни была.

Он вдруг заметил доску, на которой Куджо вёл свой отсчёт.

— До конца службы осталось 129 дней! Во славу ёбаного «острия копья»!!!

Конец службы станет концом их жизни. За этой весёлой фразой скрывался отсчёт дней до казни.

На самом деле осталось 32 дня. Но Райден знал, что будет сражаться изо всех сил, даже когда не останется ни одного.

— Я не шучу… За Богом смерти мы пойдём до конца.

 

†

 

— Ох, ну это… не знаю, способна ли Республика на такое…

Аннет была ошарашена.

В лаборатории не было никого, кроме их двоих — лишние уши были ни к чему. В кружке с чёрно-белым зайцем дымилось кофе, а рядом лежало печенье странного коричнево-розового цвета.

— Аннет, прошу тебя, помоги мне. Это… нужно как-то остановить.

Подруга недоверчиво нахмурилась и надкусила печенье.

А потом посмотрела прямо на неё.

— И что конкретно ты предлагаешь делать?

Её взгляд был ясным и строгим, как если бы она прожила уже тысячу лет и устала от жизни во всех её проявлениях.

— Выступить по телевизору? Напрямую поговорить обо всём с ответственными? Это бессмысленно, ты же знаешь. Даже если все вдруг проникнутся твоими трогательными речами и изменятся, сделанного уже не исправить, уж это ты должна понимать лучше всех.

— Но это…

— Бессмысленно. Ты здесь бессильна. Так что…

— Прекрати, Аннет.

Лена дорожила их дружбой, но таких слов простить не могла.

— На кону человеческие жизни, ты же видишь… Прятаться за оправданиями и не отнестись к этому со всей серьёзностью…

— Несерьёзно ведёшь себя только ты!

Аннет вскочила на ноги. Лена застыла в удивлении и страхе.

— Хватит. Забудь. Мы ничего не можем. Спасти их просто не в наших силах!

— Аннет?...

— ...У меня был друг…

Её голос вдруг сделался тихим и ломким, в нём сквозила боль человека, отчаявшегося исправить какую-то ошибку.

— Он жил со мной по соседству, и наши отцы работали в одной лаборатории, так что мы дружили. Со стороны матери ему достались удивительные способности: он, его мама и старший брат могли считывать состояние друг друга, даже находясь на расстоянии.

Отец Аннет был нейробиологом и изучал коммуникативные функции мозга.

А отец того мальчика пытался создать полностью дружественный по отношению к человеку искусственный интеллект.

Эксперименты, которые проводил отец Аннет, были абсолютно безобидными и больше напоминали игру: испытуемый надевал датчик и пытался поговорить с человеком, который находился в соседней комнате. Сама Аннет не раз принимала во всём этом участие и даже пыталась жульничать. Для повторных экспериментов её отец часто приглашал желающих из своей лаборатории, так что в их доме перебывали практически все. Мама пекла вкусное печенье, и многие приходили только ради него.

Никаких значимых результатов эти эксперименты не дали, но всем было весело.

— Когда началась война, всему пришёл конец.

Тот мальчик перестал ходить в начальную школу. Над Колората начали сгущаться тучи.

Аннет тоже пришлось нелегко: над ней стали издеваться из-за дружбы с «грязным цветным».

Как-то раз после школы она вышла к тому мальчику, который ждал её, чтобы поиграть, и сорвалась.

Они поссорились, и Аннет в пылу ярости обозвала его «грязным цветным».

Мальчик совсем не расстроился, но посмотрел на неё растерянно, будто бы не понимая, что она сказала. В это мгновение между ними возникла пропасть, и Аннет до сих пор не могла смириться, что во всём виновата именно она.

Всё из-за её страха.

Её родители подумывали о том, чтобы спрятать у себя хотя бы кого-нибудь из друзей. Отец разрывался между верностью другу и защитой своей семьи, которая могла оказаться в большой опасности, если их раскроют. И тогда он спросил, что об этом думает его дочь.

Отцу явно не хватало последнего толчка, чтобы окончательно решиться, но Аннет вынудила его пойти по другому пути.

«Я не знаю этого мальчика. Я не хочу бояться из-за него».

 

На следующий день семью мальчика отправили в концентрационный лагерь.

 

Аннет осталось только утешать себя тем, что она ничего не могла сделать.

И всё же…

Она нервно усмехнулась. Сколько ещё это воспоминание будет её мучить?

— Слушай, Лена. Ты можешь строить из себя невинную овечку, но это давно уже не так… Как думаешь, сколько «восемьдесят шесть» убило рейд-устройство на твоей шее?

— Ты хочешь сказать…

Эксперименты на людях.

— Это устройство служит для передачи речи, и на животных его испытывать бессмысленно. Нам повезло, что «восемьдесят шесть» как раз перестали считать людьми… Результаты нужны были срочно, так что безопасностью испытуемых можно было пренебречь. Экспериментами руководил мой отец.

Аннет узнала об этом только после смерти отца из его записей.

Испытуемые гибли в муках, их мозги не выдерживали чрезмерной нагрузки, а личности разрушались.

Взрослые были нужны на войне или стройке, так что в экспериментах участвовали только дети.

В записях не было указано имён — «восемьдесят шесть» они не полагались — только номера.

Из-за этого ни отец Аннет, ни кто-либо другой не мог быть уверен, что очередной мальчик, погибший в ужасных муках в далёкой лаборатории в лагере, не был тем самым мальчиком.

— Это был не несчастный случай. Отец покончил с собой.

Тот, кто предал друга и тем самым обрёк его на страдания и гибель, заслуживает самой мучительной смерти.

Отец часто так говорил. Едва ли он неправильно настроил рейд-устройство по невнимательности.

Аннет понимала, что должна искупить тот же самый грех, когда начала руководить лабораторией.

После случая с самоубийством куратора ей поручили исследовать его рейд-устройство. Судя по всему, причиной гибели стал один из процессоров, и тогда она задумалась.

А что если она прикажет привести этого процессора в лабораторию для исследовательских целей?

Такой ценный образец можно было бы продержать у себя до конца войны.

Ему, конечно, пришлось бы жить взаперти, но это лучше смерти. Она могла спасти хотя бы одну жизнь.

От этой мысли её вдруг сковал ужас.

Ничто не могло изменить того, что она не спасла своего друга.

Аннет обратилась к транспортникам, но те ей отказали, и она тут же бросила все попытки. «Я ни на что не способна. Я не могу никого спасти».

— А ты… ты ведь ничем не отличаешься, — ухмыльнувшись, проговорила Аннет. Добрая и глупая девочка, она до сих пор ничего не поняла, не видела, как за незнанием может скрываться зло.

— Ты не только ничем не можешь помочь — продлевая им жизнь, ты делаешь только хуже, ведь в конце концов им прикажут умереть. Обращайся ты с ними правильно, они погибли бы быстро, так и не услышав этого приказа. Но теперь они на него обречены — и это только твоя вина!

Лена будто окаменела. Её красивое лицо вмиг сделалось мертвенно-бледным, и от этого Аннет было одновременно приятно и мучительно больно.

Я…

Снова.

Аннет подняла со стола кружку и швырнула её в мусорную корзину. Когда-то они вдвоём выбрали эту пару кружек и распили свой первый кофе в этой самой комнате.

Звон фарфоровых осколков напоминал чей-то плач.

— Я тебя ненавижу, Лена. Больше не хочу тебя видеть, никогда.

 

†

 

«Остриё копья» совершило две вылазки с засадой — по приказу высшего руководства — и лишилось ещё троих.

Тактика Легиона определённо изменилась. С самого первого появления дальнобойного орудия муравьи, львы и скорпионы начали действовать умно, хитро и слаженно. Если верить Шину, всему виной был «пастух» — он пока не показывался на линии фронта, но руководил войсками Легиона из тыла.

За всё это время Лене так и не удалось ничего сделать: ни выслать боеприпасы, ни отменить смертный приговор.

А вскоре ей пришёл новый приказ.

 

— Длительная разведывательная операция в глубокий тыл Легиона?! — вскрикнула Лена, прочитав высветившийся на терминале текст.

«Задействованные силы: полный состав первого оборонительного эскадрона первого района военных действий; на данный момент все джаггернауты находятся в полной боевой готовности.

Цель задания: как можно более глубокое проникновение на захваченные Легионом территории.

Срок выполнения задания неизвестен. Любое отступление будет расцениваться как дезертирство и мгновенно наказываться лишением жизни.

В случае казни любые упоминания о преступнике из записей разговоров по парарейду и армейских списков будут удалены.

Каждому джаггернауту разрешается взять с собой припасы с расчётом на месяц.

Поддержка со стороны других подразделений или руководства запрещена».

...Бессмыслица.

Это не разведка и вообще не военная операция — просто бессмысленное продвижение в стан врага в поисках смерти. Напрямую об этом не говорилось, но Лена видела, что никто даже не старался сделать этот приказ похожим на реальное боевое задание.

Месяц? Хорошо, если они продержатся несколько дней. Бесчисленные войска Легиона просто сметут разведывательный отряд словно лавина. Процессоров ждут лишь бессмысленное сражение и смерть.

Как можно такое простить? Как можно было издать такой приказ? Это и есть лицо Республики?

Лена до боли сжала зубы и вскочила с места, опрокинув стул.

 

— То есть ты хочешь, чтобы я отменил приказ об особой разведывательной операции? Так, Лена?

— Прошу вас, господин Джером. Такое нельзя допускать.

Лена низко склонила голову перед Каршталем — её последней надеждой.

В попытках предотвратить операцию Лена узнала, что подобные негласные приказы были своего рода традицией, которая уже довольно давно существовала в республиканской армии.

«Остриё копья» было далеко не первым. Южный фронт, первый район военных действий, первый оборонительный отряд «Остриё бритвы». Западный фронт, первый район военных действий, первый оборонительный отряд «Стрела³». Северный фронт, первый район военных действий, первый оборонительный отряд «Молот». Все они смогли продержаться около 6 месяцев, а в тех редких случаях, когда кто-то выживал дольше, сверху неизменно поступал один и тот же приказ об «особой разведывательной операции». После неё никто не выживал. Самых живучих «восемьдесят шесть» по сути свозили на станцию утилизации и уничтожали.

Каршталь посмотрел на документы перед собой.

— ...Это обычная практика. Как правило, такой приказ поступает тогда, когда в живых остался один, ну максимум двое процессоров. У тебя же их наберётся на небольшой отряд — такого результата не добивался ещё ни один куратор… Но я ведь тебе уже об этом говорил. Ты перестаралась.

Она перестаралась, продлив их жизни.

Лена вздрогнула, вспомнив, как то же самое ей говорила Аннет, но взяла себя в руки и сказала:

— Я умоляю вас. С Республики… нет, с нас хватит уже грехов.

Каршталь промолчал, и она продолжила:

— Раз вы говорите, что воззваний к морали и справедливости недостаточно… может упомянуть интересы государства? Гибель превосходящих нас по умениям процессоров не только подрывает мощь Республики, но и серьёзно угрожает самой безопасности граждан. Если такой человек, как вы, поставит этот вопрос на заседании Совета обороны или вынесет его на всеобщее обсуждение…

На лице Каршталя читалось недоверие.

— А ты никогда не думала, что армия поступает именно таким образом просто потому, что республиканское правительство, да и все жители где-то глубоко внутри себя понимают, что интересам государства послужит как раз уничтожение «восемьдесят шесть»?

— Что?..

Лена ошеломлённо посмотрела на Каршталя и наклонилась чуть вперёд, положив руки на античный стол — это было нарушением этикета.

— Как вы можете так говорить! Это просто преступление против Республики и совести, как я и…

— Если «восемьдесят шесть» выживут после войны, наши действия по отношению к ним будут осуждены. Концентрационные лагеря, конфискация имущества, военная повинность. Всё. Как думаешь, на какую сумму потянет одна только компенсация ущерба? Для этого придётся повысить налоги, и выживут ли при таком режиме обычные граждане?

— ...Это…

— Кроме того, если соседние страны всё ещё существуют, о наших преступлениях против Колората станет известно повсюду. Мы потеряем репутацию и доверие, а имя Республики навсегда станет ассоциироваться с преследованиями… Если для того, чтобы избежать такого ужасного сценария, нужно стереть с лица земли «восемьдесят шесть», то так тому и быть.

Лена невольно сжала зубы. Она уже слышала об этом от Шина.

— Так вот почему вы не позволяете убирать тела и даже делать могилы!..

— Да. Более того, ни в лагерях, ни в Гран-Мюр нет никаких записей о погибших, а личные файлы процессоров удаляются сразу после их смерти. «Восемьдесят шесть» никогда не существовали. А тех, кто не существовал, преследовать невозможно. Мы просто стираем реальность, которая может повредить безупречной репутации Республики.

— ...Не думала, что республиканцы настолько злы…

На лице Каршталя вдруг отразилась печаль.

— Это всё ведь глубоко внутри. Мало кто стремится к этому открыто, большинство просто молчаливо принимают такой исход, иногда даже на бессознательном уровне… Это плоды нашей бесценной демократии, Лена. Большинству плевать, что станет с «восемьдесят шесть», если это послужит личной выгоде. А мы, как армия, обязаны повиноваться решению большинства, ты так не думаешь?

Лена резко ударила обеими руками по столешнице. От грохота затряслись стены.

— Когда меньшинством пренебрегают по желанию большинства — это не демократия! Дух пятицветного флага заключается в том, чтобы защищать всех и каждого — это основа нашей внутренней политики и самой конституции! Если мы не можем даже этого, в чём смысл Республики?

Слова Лены явно раздражали Каршталя, но в его глазах тлела ещё и ярость — не к ней, а к чему-то далёкому и неясному.

— Конституция и прочее — это просто бумажки, которым приписывается смысл. Обычная фикция, так же как покровительница Республики, Святая Магнолия, которую тайно убили в заточении после свержения монархии просто для того чтобы сделать из неё идола.

Лена застыла: она ещё ни разу не слышала, чтобы Каршталь говорил с такой яростью.

— Варварство? Да, возможно. Но мы сами сделали его возможным, когда поддержали невежд. К власти пришли твари, которые не думают ни о чём кроме собственной выгоды и всегда заботятся только о своих правах, забывая об обязанностях и не брезгуя нарушать права других. Они очернили имя Святой, прикрывая им свои злодеяния, но чего ещё можно было ждать от глупцов и мерзавцев!

Каршталь глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и откинулся в кресле.

— Мы ещё не готовы к свободе и равенству, Лена. Люди… наверное, никогда не будут готовы к этому.

Лена бросила равнодушный взгляд на человека, которого когда-то считала своим вторым отцом. Другого способа подавить нахлынувшее презрение не было.

— В вас говорит отчаяние, которому вы пытаетесь найти оправдания… Ради этого вы даёте своё молчаливое согласие на убийства, и это просто неправильно.

Каршталь проводил Лену одним взглядом. В его белых глазах читалась бескрайняя усталость.

— Ты постоянно говоришь о своём желании, а желания ещё не спасли ни одной жизни. Как и мечты. Ты лелеешь их, но претворить их в жизнь невозможно, как и изменить людей. Не потому ли ты пришла ко мне… что твои желания и мечты никого не убедили?

Лена крепко сжала зубы. Он был прав.

— Отчаяние и желание — это одно и то же. Ты надеешься на что-то, чего никогда не произойдёт. Это просто названия для сторон одной монеты.

Даже если так. Опустить руки и поддаться судьбе…

Это не то же самое, что бросить ей вызов вопреки всему.

Но сидящий перед ней человек никогда этого не поймёт.

Именно в этом кроется причина его отчаяния.

— ...Спасибо, что выслушали меня, генерал.

 

†

 

«Остриё копья» получило приказ одновременно с Леной, и на базе вовсю шла подготовка. Приём и сортировка грузов, доставленных специально для операции. Поиски припасов, которые могли понадобиться на базе. Отдача приказов мусорщикам. Тщательный осмотр и подготовка джаггернаутов, которые уже не смогут получить профессиональный ремонт после начала операции. Улаживание последних дел процессорами, которые уйдут навсегда.

Результаты подготовки в письменной форме поступали к Шину, и его обязанностью было проверить, всё ли написанное соответствует действительности.

Распределением и погрузкой припасов, как и всегда, занимался Альдрехт. Он стоял в углу заметно опустевшего ангара перед кучей контейнеров, которые надо было идентифицировать и пересчитать.

— Продукты, энергопакеты, боеприпасы, запчасти — всего достаточно. А, я тут ещё приготовил побольше деталей для подвески, а то одному глупому командиру вечно их не хватает. Уж с мелким ремонтом ты должен сам справиться.

— Хорошо, а то подвеска часто ломается…

— Хватит говорить так, будто ты не понимаешь, о чём я, говнюк… Машина у тебя только одна. Перестань её уделывать!

Альдрехт был настолько серьёзен, что даже не кричал, но Шин только пожал плечами. Этого он пообещать не мог. Если не выкладываться в каждой схватке на полную, Легион задавит их своей мощью. Альдрехт устало улыбнулся:

— Уж в последний-то раз мог бы мне соврать, что больше такого не будет. Но я всё равно хочу, чтобы ты хотя бы сейчас меня послушал.

— Простите.

— Ох, ну ты и…

Бригадир вздохнул и не нашёлся, что сказать. Шина вполне устраивало наступившее молчание, но Альдрехт тут же почесал свой седеющий затылок и добавил:

— ...Шин. Когда все приготовления закончатся, я хотел бы кое о чём поговорить. Ты тогда собери где-нибудь всех своих засранцев.

Шин непонимающе моргнул и посмотрел прямо в суровое лицо, прячущееся за солнечными очками. Он уже собирался спросить, что Альдрехт имел в виду, как вдруг включился парарейд.

— ...Капитан Ноузен.

— Майор. Что-то случилось?

Шин жестом показал, что разговор придётся прервать. Альдрехт кивнул и отошёл подальше.

— ...Пришёл приказ об особой разведывательной операции.

— Уже получили. Подготовка идёт как запланировано, без задержек. Были какие-то изменения?

Лена скрипнула зубами от того, как обыденно звучал голос Шина — будто это очередное ничем не примечательное задание. Ей явно было тяжелее с собой совладать.

— Простите. У меня не получилось его отменить.

На секунду у неё будто отнялась речь. А потом она не выдержала и выпалила…

 

— Бегите. Вы не обязаны следовать такому глупому приказу.

Чувства взяли верх. Операцию отменить не удалось, так что оставался только такой ненадёжный выход.

— Куда? — тихо и вкрадчиво спросил Шин. Это было несогласие в форме вопроса.

Лена всё понимала. Бежать было некуда. Даже если бы им удалось спрятаться, долго они бы не продержались. Едва ли им удалось бы прокормить даже несколько человек.

В одиночку выжить невозможно, потому люди и объединялись в деревни, города, страны.

Но сейчас эта система представляла смертельную угрозу.

Лена почувствовала, как из глубин её живота поднимается беспричинная ярость, и процедила сквозь зубы:

— Почему вы всё время такой!..

Её раздражала спокойная готовность, с которой он принимал свою будущую бессмысленную гибель. Прямо как приговорённый к казни, который хочет расплатиться за свои грехи. Да вот только «восемьдесят шесть» не совершали грехов, за которые нужно было бы так наказывать!

— Я не держу ни на кого обид. Все когда-либо умирают. И если мне суждено умереть раньше многих, обвинять в этом кого бы то ни было бессмысленно.

— Что за чушь! Вас же убивают! Как можно никого не обвинять, если у вас отнимают будущее, мечты, да и всю жизнь без всякой причины!

Лена уже вовсю рыдала, и Шин немного помолчал, прежде чем ответить. В его голосе слышалась грустная усмешка:

— Майор. Мы, в общем-то, идём вовсе не за смертью.

Ни сожаления, ни чувства утраты — только спокойствие.

— Всё это время мы были связаны и заперты. Но теперь нас ждёт свобода. Мы наконец сможем пойти туда, куда хотим, и так, как мы этого захотим. Не стоит осуждать наше долгожданное освобождение.

Лена решительно покачала головой. Это не свобода. Быть свободным значит иметь естественное право выбирать любой путь и получать или хотя бы хотеть что угодно, пока это не нарушает закон и права других.

Возможность выбрать место, где умрёшь завтра, и ведущий к нему путь не имеет никакого отношения к свободе.

— Тогда… тогда хотя бы не сражайтесь. Вы же умеете засекать расположение Легиона. Попытайтесь пройти мимо них без столкновений…

— Это невозможно. Как бы хорошо я не определял их дислокацию, проникнуть незамеченными за рубеж действия разведки нельзя. Для того чтобы продвинуться вглубь, придётся сражаться… Я это осознавал с самого начала.

Шин издал лёгкий смешок.

Под «осознавал» явно имелось в виду «хотел».

Лена опустила глаза и, не выдержав, ответила:

— ...Всё это ради того, чтобы уничтожить старшего брата, ведь так?

Секундное молчание. Шин раздражённо вздохнул.

— ...Зачем сейчас вспоминать совершенно лишнюю информацию?

— Я всё знаю. И…

Этот холодный и пугающий смешок. Лена слышала его, когда Шин рассказывал о том, что ищет погибшего брата. Когда он упоминал о «пастухе». И вот теперь.

Судя по всему, Шин сам не замечал этого за собой. Человек всегда хуже представляет, как выглядит, чем те, кто его окружает, и то же самое можно сказать о его потаённых переживаниях — вероятно, со стороны они всегда проявляются чётче.

Страх, ненависть, привязанность, помешательство и ужас пронзали его словно ножом, но он ничего не замечал.

Он не был готов к встрече с этим.

— И как раз поэтому и прошу вас не сражаться. Хоть он и стал частью Легиона, биться против своего брата…

— Мой брат — «пастух». Уничтожить его необходимо.

Шин ответил твёрдо и жёстко. Лена ещё никогда не слышала такого раздражения в его голосе.

— Капитан…

— Если вам тяжело выполнять свои обязанности, то лучше сейчас же это всё прекратить… Райден и Кайе уже много раз об этом говорили, — резко прервал её Шин.

Куратор застыла. Могильщик сделал глубокий вдох, чтобы справиться с охватившей его яростью, и вернулся к тому равнодушному тону, с которым говорил в первые дни после назначения Лены.

— ...Майор. Мы больше не нуждаемся в вашем руководстве.

— Это…

— То есть, я не то хотел сказать… Я не хочу, чтобы вы слышали предсмертные крики моего брата.

Его проклятья. Вопли негодования. Лена должна была запомнить только его улыбку и протянутую к ней руку.

— И ещё. К востоку отсюда, далеко за границей, голоса Легиона смолкают.

Шин говорил без всякого выражения, как будто это была мелочь, о которой он забыл донести.

Или же это была маска, за которой скрывалось что-то ещё.

— ...Капитан Ноузен…

— Это может означать одно из двух: или я просто не могу слышать дальше, или там остаются живые люди. Вас могут успеть спасти ещё до того, как Республика падёт… Если уничтожить управляющий центр, «пастуха», в Легионе на некоторое время воцарится хаос. Я смогу выиграть для вас немного времени, так что… майор, вы должны дожить до этого момента.

Отстранённый и равнодушный голос, но сколько горячей надежды дарили эти слова! Лена крепко сжала кулаки.

 

†

 

Во время очередной засады они потеряли Харта.

Впервые за всё время Лены не было на протяжении всей операции.

 

А потом настал день их особой миссии.

 

Он сел в джаггернаут и запустил систему. На главном экране отобразилась последовательность запуска и результаты проверки. Взглянув на количество точек союзников на вспомогательном дисплее, Райден проворчал:

— Пять человек? Эх, жаль что с Хартом так вышло.

Продержись он ещё два дня, смог бы отправиться на интересную экскурсию.

Через парарейд донёсся наигранно печальный вздох Сео.

— Майор так и не вышла на связь.

— Это ещё что, неужели ты соскучился, Сео?

— Вовсе нет. Но…

Сео задумчиво склонил голову.

— Как-то немного жаль. Наверное.

— Да, хотелось бы с ней попрощаться. Мы же всё-таки общались.

— Именно так, Анжу. Мне-то на неё плевать, но раз уж она с нами была, то можно было бы что-то напоследок сказать.

— Это же наоборот хорошо. Сколько раз ей говорили перестать с нами общаться, и вот теперь, наконец, она поняла, — послышался сердитый голос Крены. Сео и Анжу обменялись заговорщицкими смешками, и Крена разозлилась ещё больше.

«Да, может быть и так», — подумал Райден, рассматривая стенку кабины. Он тоже не ожидал, что Лена покинет их именно сейчас, пройдя так много. Страх тут явно ни при чём… видимо, не может показаться из-за какого-нибудь глупого чувства вины.

Райден уже придумал, что мог бы ей сказать напоследок… но раз так, то нечего об этом и думать.

Контрольная последовательность завершена. Система готова к запуску. На зажёгшемся экране появились провожающие их члены бригады технического обслуживания. Эти люди заботились о них полгода. Жили вместе с ними в покосившихся бараках. Райден низко склонил голову, хоть и знал, что его не увидят.

Позади разведывательной группы держался Файд, который теперь очень походил на сороконожку: к нему было прицеплено пять блоков с месячным запасом товаров — каждый на механических опорах.

Все приготовления подошли к концу. Как только они двинутся, пути назад не будет. Одновременно с началом операции упоминания о них будут удалены из всех списков офицерского состава и призванных на фронт, а в 12 часов того же дня будут уничтожены и записи сеансов связи с куратором. При попытке отступления их расстреляют из республиканских орудий, так что оставалось только идти навстречу смерти.

Эта перспектива дарила удивительное спокойствие.

Райден был готов к этому ещё тогда, когда узнал, что его сюда переводят.

В то время их было шестеро, включая Дайю. Их перевезли с предыдущего места службы на вертолёте, и уже здесь они встретили Кайе, Харта и Кино. После каждого перевода полагалось делать новое групповое фото для досье, так что их поставили на фоне стены с горизонтальными отметками роста и дали в руки номерные таблички — как каким-то преступникам. Сегодня вечером этого фото уже, наверное, не будет — его уничтожат в связи с роспуском подразделения, ведь никто не собирается их оплакивать. Так же как и то, другое, снятое случайно тем скромным и милым парнишкой… Когда он успел погибнуть?

В тот же вечер они собрались всем отрядом и дали друг другу клятвы.

Никогда не опускаться до уровня свиней, сколько бы их так ни называли. Сражаться до самого последнего дня и последнего человека.

До конца дошли пятеро. На такое они не могли даже надеяться.

«Не так уж и плохо», — подумал Райден, чуть улыбнувшись, и вернулся мыслями к Могильщику, который стоял во главе группы. Вспомнил знак в виде безголового скелета с лопатой в руках — символ того, что Бог смерти всегда будет рядом, даже после их смерти.

Он вёл за собой 576 погибших, заключённых в маленькие алюминиевые надгробия.

Шин медленно открыл алые глаза и тихо произнёс:

— ...Пора.

 

Услышав далёкий голос, он вышел из спящего режима.

«Идёт. Пока ещё далеко, но приближается. Он снова нашёл меня, и теперь жаждет встречи. Не могу дождаться. Скорей. Покончим с этим раз и навсегда».

 

Привычные голоса призраков вдруг сделались громче и пришли в движение. Они накрыли землю бездушной лавиной и с каждой секундой становились всё ближе и ближе.

Серебряный рой подёнок, предшествующий основным войскам, заслонил небо, как облаком, и вокруг стало темно.

Глава 7. Shalom Chaverim. Прощайте, друзья

— Шин…¹

Броня Динозавра слегка приподнялась, и из-под неё показались бесчисленные «руки».

«Материнская» рука походила на обычную мужскую руку с длинными пальцами — правда, состоящую из серебристых жидких микромашин. Из неё с невероятной скоростью вырастали всё новые и новые руки, правые и левые, огромной длины, будто бы что-то ищущие.

Все они уверенно потянулись в сторону Могильщика, и одновременно раздался громогласный рёв:

— ШИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИН!

Несмотря на самый низкий уровень синхронизации, этот крик отзывался в животе и дрожью проходил через всё нутро. Кровь застывала в жилах, и даже опытный Райден покрылся холодным потом. Анжу коротко вскрикнула и прикрыла уши руками.

Шин спокойно развернул джаггернаут в сторону источника крика, будто его просто позвали по имени.

— …Шин?!

— Идите вперёд. Райден, теперь ты за главного.

Райден будто наяву увидел, как Могильщик не отводит холодного взгляда от Динозавра.

— Если заманить его глубоко в лес, то муравьи не смогут его найти, даже если он подаст сигнал. Просто обойдите его и двигайтесь дальше.

— А ты?!

— Вернусь, когда с ним покончу, иначе мы не пройдём дальше… Да и он явно не хочет меня отпускать.

В конце фразы Шин издал какой-то звук — Райден прислушался.

Да он же…

Засмеялся.

Всё кончено.

Шина уже не вернуть. Он с самого начала был не здесь. Постоянно в плену. У самого себя, чуть не лишившегося жизни. У чего-то, что теперь носило голову его брата, и пыталось его найти. Всё это время… с того момента, как брат попытался его убить.

И несмотря ни на что, Райден прорычал:

— Ты свихнулся? Думаешь, тебя кто-то послушается?

«Оставьте меня и бегите» — что это вообще за приказ?

— Раз ты должен справиться с ним в одиночку, то так тому и быть… Но остальные будут тебя прикрывать. Всем подготовиться!

Отдав приказ, Райден сжал зубы, пытаясь подавить нахлынувшие чувства.

Он хочет сражаться в одиночку.

Почему бы не попросить о помощи? Почему нельзя было сказать сражаться всем вместе? Все тут же кинулись бы ему на подмогу. Почему этот идиот… продолжает быть идиотом даже в такой момент?

Шин на мгновение замолк, а потом тихо вздохнул и сказал:

— …Идиот.

— Как и ты… Не смей умирать.

На этот раз Могильщик ничего не ответил.

Над полем боя раздался металлический лязг дальнобойных орудий — это был сигнальный залп. Четыре джаггернаута прыгнули прямо в грохочущую огневую завесу.

Четырёхлапый паук с эмблемой в виде безголового всадника бросился за добычей.

 

Динозавр выдвинулся в бой.

Позади него на небольшом отдалении держалась группа из Муравьёв, выстроившихся квадратом. Муравьи не отличались огромной боевой мощью, зато были оснащены лучшими в Легионе комплексными сенсорами для отслеживания врагов. Полученные ими данные отправлялись Динозавру по особому каналу, так что этот квадрат по сути был его глазами. Двое передних Муравьёв заметили приближающийся джаггернаут, передали информацию своему лидеру, и тот достроил картину происходящего при помощи собственных оптических сенсоров. Башня повернулась в сторону врага.

Грохот выстрела.

Тяжёлая 155-мм пушка, превосходящая любое танковое оружие, со зверским рёвом исторгла сверхзвуковой бронебойный снаряд, который прошёл через только что покинутую Могильщиком точку, как нож сквозь масло.

Ответный огонь. Могильщик целился в «свиту» Динозавра. Расправившись с одним из Муравьёв, он сделал манёвр и прыгнул прямо на второго, и только после этого выстрелил по главарю. Дымовой снаряд взорвался в воздухе, на мгновение заблокировав оптические сенсоры Динозавра, и этого мгновения оказалось достаточно, чтобы расправиться с двумя оставшимися Муравьями и переместиться в слепую зону.

Основное орудие джаггернаута — 57-мм пушка — не шло ни в какое сравнение с вооружением Динозавра, и уж тем более не могло пробить его прочнейшую броню даже с самого близкого расстояния. У этой махины было только одно уязвимое место, и чтобы в него попасть Шин прежде всего избавился от Муравьёв, которые прикрывали слепую зону — таким образом он немного расширил возможности для атаки.

Динозавр разогнал дымовую завесу и отпрыгнул в сторону. Тяжёлые пулемёты развернулись в направлении предполагаемой атаки и произвели залп. Уворачиваясь от пуль, Могильщик отступил назад и скрылся в клубах дыма.

Раскалённый ствол огромной пушки нацелился в тень джаггернаута. Положившись на удачу и собственное сверхъестественное предчувствие о будущей траектории выстрела, Могильщик бросился в сторону.

 

Войско Легиона явно стремилось отрезать Могильщика от четверых его товарищей и разделаться с каждым по отдельности.

Львы и Серые Волки объединялись в многочисленные группы, выбирали одного противника и нападали волнами. Попытки замаскироваться пресекались Муравьями, разбросанными по всему полю боя. Быки блокировали возможные пути отступления, а плотный огонь Скорпионов ограничивал площадь манёвров. Процессорам удавалось расправиться с ближайшими к ним дронами, но вокруг постоянно возникали новые.

Легион никогда раньше не предпринимал подобную тактику ближнего боя. Вне всяких сомнений, им руководил «пастух» — тот огромный Динозавр.

Вокруг падали снаряды и мелькали лезвия, и ушедший в битву с головой Райден мельком глянул в ту сторону, где должен был находиться Шин. За надвигающейся громадой вражеских дронов, похожих на гигантских Муравьёв, виднелся просвет, в котором разворачивалась жестокая схватка между Могильщиком и Динозавром.

Зрелище было до смешного ужасным.

Нужно быть полным безумцем, чтобы вступить в бой один на один с Динозавром. Уже то, что этой махине приходилось уворачиваться от контратак, казалось невероятным. Джаггернауты уступали Динозавру во всём: вооружении, защите и даже манёвренности.

Сравнивать их было бессмысленно. Эта схватка еле-еле продолжалась только из-за мастерства Шина… Хотя, вернее было бы сказать, что даже Шин не мог полностью компенсировать разницу в технологиях: если Динозавр неторопливо целился в противника, не заботясь о броне или оружии и практически не двигаясь с места, то Могильщик постоянно ходил по лезвию ножа. Собрав воедино концентрацию и безрассудство, Шин всё больше усиливал напор, и от его опасных манёвров замирало сердце.

Ни о каком равенстве сил не могло быть и речи. Как долго Могильщик сможет продержаться, прежде чем сорвётся в пропасть?

Или Райден с остальными сорвутся первыми?

Где-то на границе сознания промелькнул страх. Райден давно потерял счёт уничтоженным им дронам. Но сколько бы он ни сражался, врагов меньше не становилось. Усталость и осознание бессмысленности происходящего медленно разъедали его изнутри.

— Перезарядка! Прошу прикрыть! — тяжело дыша, крикнул Сео. Его голос тоже казался уставшим.

Файд бесстрашно сновал туда-сюда среди вражеского огня в поисках чего-нибудь полезного, но, услышав Сео, остановился и очистил от грязи один из шести припасённых контейнеров. Боеприпасов в нём не осталось. Они уже израсходовали почти пятую часть от месячного запаса.

«Когда боеприпасы закончатся, мы умрём», — подумал Райден и натужно улыбнулся. Превосходно. О лучшей смерти он не мог и мечтать.

К парарейду внезапно кто-то подключился.

— Лейтенант Шуга! Я позаимствую ваш левый глаз!

Левый глаз Райдена на мгновение перестал видеть, а затем вернулся в норму. Тот же голос крикнул:

— Снаряд выпущен! Приготовьтесь!

 

Время застыло. Небо вдруг побелело.

 

Вспышка. И за ней, с опозданием, грохот взрыва. Парившее в небе облако подёнок окутали языки пламени, часть из них сбило ударной волной, и они все начали падать на землю.

Это был мощнейший термобарический взрыв. Заметно поредевшее серебряное облако наконец исчезло, и показавшееся за ним голубое небо тут же стало угольно-чёрным от летящих ракет.

Достигнув установленных координат, они выдвинули предохранители и лишились оболочек. Внутри каждой ракеты было спрятано несколько сотен мелких EFP-снарядов, которые самостоятельно определили местоположение целей и обрушились на них на скорости 2500-3000 м/с.

Стальной дождь пробил насквозь уязвимую в верхней части обшивку машин Легиона, и половина второй группы войск замолчала навсегда.

За первой волной ракет пришла ещё одна и уничтожила оставшихся.

Райден, Сео, Крена и Анжу не могли вымолвить ни слова от изумления.

Они ни разу такого не видели, но поняли, что это. Ракеты-перехватчики. Установки, с которых они были выпущены, всё это время томились глубоко в тылу, ни разу не использованные и похожие на ощетинившихся ежей.

Воспользоваться ими мог только один человек.

Кто-то, кто не мог оставить их в покое даже в этой смертельной миссии.

— …Майор Миризе!

Голос, который ответил Райдену, напоминал звон серебряного колокольчика. Только теперь в нём слышалась решительность и нетерпение.

— Да, это я. Простите за опоздание.

 

 

 

 

†

 

— Я же говорила, что не хочу тебя видеть, Лена.

Она боялась, что Аннет не выйдет, но та всё-таки появилась у входной двери.

— Да, я помню, Аннет. Но не помню, чтобы я принимала этот приказ.

Моросил дождь. Лена стояла точно на границе, где освещённая часть внутреннего дворика переходила в ночную тьму, и её измождённая от переживаний сгорбленная фигура навевала мысли о призраках. На бледном лице девушки не было ни грамма косметики, серебристые волосы были расчёсаны наспех, а военная форма явно видала лучшие дни.

В белых глазах мерцал огонёк безумия.

— Синхронизация зрения. В рейд-устройстве это предусмотрено, настроишь мне?

Аннет простонала и бросила на неё взгляд раненого животного.

— Нет. Меня это не касается.

— Тогда я тебя заставлю. Так или иначе, — ответила Лена и разразилась смехом. В голове промелькнула мысль, что в настоящую секунду она была похожа на безжалостное чудовище.

— Этот твой друг детства, которого ты предала…

Она снова засмеялась. Как дьявол. Как бог смерти.

— Его ведь зовут Шин?

Аннет побледнела.

— …но как?!..

Глядя на белое, как снег, лицо бывшей подруги, Лена поняла, что оказалась права.

Реакция Аннет просто подтвердила её догадку. В первом районе жило очень мало цветных, к тому же этот мальчик был одного с ними возраста и имел старшего брата.

Шин слышал предсмертные крики мертвецов, а друг Аннет — внутренние голоса своих родственников. Лена догадалась, что это одна и та же способность, применённая к разным объектам.

Столько совпадений никак не могли оказаться случайностью.

— Откуда ты знаешь его имя?!.. Неужели…

— Ага. Он в моём отряде. Командир «Острия копья», позывной «Могильщик». Или просто Шин.

Аннет упустила второй шанс его спасти.

Бывшая подруга крепко схватила её за воротник, но лицо Лены оставалось каменным.

— Шин говорил тебе обо мне?! Так он всё ещё жив?! Он… по-прежнему злится на меня?!

— Даже если и говорил, тебе-то какое дело? Тебя ведь это не касается.

Лена вырвалась из рук Аннет, которая так и осталась стоять в моросящей тьме, отошла назад и одарила бывшую подругу ледяной улыбкой.

На самом деле Шин ни разу не упоминал Аннет. Скорее всего, он уже её не помнил. Война и призрачные крики стёрли из его памяти даже родителей, что уж говорить о какой-то подруге детства.

Стало ли бы Аннет легче, узнай она об этом? Лена не знала ответа.

— Если это всё же не так, ты мне поможешь. Так что? Надо торопиться, а то скоро запоёт петух.

«Прежде нежели пропоёт петух, трижды отречёшься от меня».²

Аннет улыбнулась сквозь слёзы, и на её лице отразилось облегчение.

— …Дьяволица.

— Ага-ага, капитан Пенроуз. Также как и ты.

 

†

 

Лена была расстроена, но сдаваться не собиралась. На то, чтобы переговорить с «Остриём копья», не было времени.

Настройка и регулировка зрительной синхронизации. Ввод кода ручного управления всеми ближайшими ракетными установками. Она собиралась привлечь всю возможную помощь.

— Что… сбой в 50% случаев?!

Результаты запуска обескураживали. 30% ракет-перехватчиков просто не двинулись с места, а среди запущенных ещё около 30% просто рухнули на землю, не раскрывшись из-за неисправности предохранителя. Некоторые из этих ракет (каждая весила более 100 кг) весьма удачно упали прямо на Муравьёв, но это было ничто по сравнению с их полной мощью.

Такое пренебрежение в поддержании исправности установок поражало. Насколько глупым нужно быть, чтобы дать заржаветь собственным доспехам.

Лена запустила оставшиеся ракеты по тем же координатам и с облегчением выдохнула, когда они уничтожили вражескую группировку.

Шин говорил, что эта миссия наконец подарила им свободу.

Лена не могла с этим согласиться, так же как не могла отменить операцию и спасти их. Поэтому она твёрдо решила расчищать их путь, пока это возможно.

Долгожданная свобода.

Разве можно позволить ей закончиться в первый же день, в первой же схватке с Легионом?

 

Вторая группа была уничтожена, третья на время остановилась чтобы проанализировать ситуацию, а четверо джаггернаутов уже мчались в сторону первой, которая занималась сбором обломков для починки. Колокольчиковый голос привёл Райдена в ярость.

— Ты что творишь, идиотка!!!

— Я воспользовалась вашим левым глазом, чтобы определить координаты врагов и вручную запустила ракеты-перехватчики. И да, во время синхронизации зрения я держу свой левый глаз закрытым, чтобы вас не путать, так что можете не волноваться… — спокойно ответила Лена.

Райден разозлился ещё больше. Так просто она от него не отделается.

— Тебе разве не говорили, что синхронизация зрения вызывает у куратора слепоту?! А может, ты ещё и разрешение получила на запуск ракет?! Ты понимаешь, что сейчас нарушила приказы высшего руководства?!

Зрительная синхронизация не только вызывала путаницу, но и серьёзно увеличивала нагрузку на глаза. В самом худшем случае она могла привести к слепоте, поэтому армейское руководство приняло решение от неё отказаться. Обход запрета на участие в операции, несанкционированное использование вооружения — и всё это только ради того чтобы помочь подразделению смертников!

Лена сорвалась на крик. Никто ещё ни разу не видел её в такой ярости.

— И что с того! Зрения я всё равно лишусь рано или поздно, а за самовольный запуск ракет и нарушение приказа меня максимум понизят, ну или урежут жалование, не помру!

Райден в замешательстве осёкся. Лену было не остановить — невесть откуда взявшаяся злость и отчаяние выплёскивались из неё вместе с криком.

— Ни штаб, ни правительство не хотят уступать здравому смыслу. А мне не нужно разрешение, чтобы поступить правильно, и плевать, если меня потом будут за это критиковать… Так что я просто сделала то, что нужно было сделать. О разрешении и прочем можете не волноваться.

Закончив фразу, Лена надменно фыркнула.

Напряжение тут же спало, и Райден, саркастически улыбнувшись, вымолвил:

— …Какая же ты всё-таки дура.

— И вообще, я не ради вас это делаю. Если такое огромное войско прорвётся через линию фронта, Республика будет в опасности. Я сражаюсь, потому что сама не хочу умереть, только и всего.

Райден громко рассмеялся от этого притворного равнодушия. Лена впервые за день улыбнулась.

— Как только третья группа двинется с места, я ими займусь. Но вы уже смешались с первой, так что тут я ничем не смогу помочь. Постарайтесь справиться своими силами.

— Без проблем, обычное дело.

— …А капитан Ноузен?

Райден нахмурился. Шин оставался на связи, но никому не отвечал и наверняка даже не слышал их разговора. Они ощущали только его присутствие — хладнокровное и безжалостное.

— Он бьётся со старшим братом. Это его цель. Нас он уже не слышит.

 

Крики брата закладывали уши, будто бы раскаты грома, пока Шин разворачивал джаггернаут после контратаки.

Он всё так же балансировал на грани смерти, и мельчайшая ошибка могла положить всему конец. Полностью погрузившись в битву, Шин не видел ничего кроме своего противника, не слышал ничего кроме его завываний и даже потерял чувство времени.

Пушка повернулась. Прицелилась. За долю секунды Могильщик успел соскользнуть в сторону и уйти с линии огня. Вспомогательная пушка располагалась по правому борту, так что если он продолжит уходить влево, до него достанет только главное орудие и пулемёт в верхней части башни…

Но он ошибся.

Снаряд вылетел из вспомогательной пушки, обошёл правую опору, и одновременно с этим главное орудие закончило прицеливание. Могильщик уже дрейфовал вбок и не мог уклониться.

Грохот выстрела. Шин отскочил в сторону при помощи троса, укреплённого в земле чуть подальше, и снаряд угодил в случайно оказавшегося позади Льва.

Динозавр на мгновение осел под своим чудовищным весом из-за отдачи после двойного выстрела, но его мощные опоры тут же стабилизировали положение.

Этой заминки оказалось достаточно: Могильщик уже взмыл в воздух.

Он прицелился в самый тонкий участок обшивки башни. Это было единственное место, которое могло пробить даже слабое оружие джаггернаута.

Шин нажал на спусковой крючок. Бронебойно-фугасный снаряд для атаки сверху прошёл по дуге…

Динозавр отбросил его при помощи одной из рук, которые росли из его башни.

Шин широко распахнул глаза, не веря в происходящее. От принявшей на себя удар жидкой ладони не осталось и следа, но уже через мгновение из запястья выросла новая.

Могильщик почувствовал на себе взгляд. Динозавр отпрыгнул назад и произвёл пулемётный залп. Трижды увернувшись от свинцового града, Шин наконец опустился на землю. Он упустил свой второй шанс. Прогнавший противника самым слабым своим оружием Динозавр снова неторопливо разворачивался.

Могильщику пришлось отступить даже под таким несильным огнём; более того, динозавр теперь наверняка прикроет свою уязвимость.

Шина охватила крупная дрожь, а на губах заиграла улыбка.

С фланга вдруг появился Серый Волк — видимо, решил, что сейчас хороший шанс для атаки — но тут же налетел на снаряд, безжалостно выпущенный Динозавром. «Не мешать!» — будто бы рявкнула эта махина, и Шин улыбнулся ещё сильнее.

Голос старшего брата по-прежнему звал его. «Это всё твоя вина! Её можно искупить только смертью!»

Желание убить Шина собственными руками не угасло даже после смерти.

…Я тоже этого хочу, брат.

 

Рею было всё равно, кто он: душа Шорея Ноузена или же простая машина, носящая в себе предсмертный отпечаток его личности. Важно было только одно — ему дали ещё один шанс, даже несмотря на то, что он погиб. Большего и не нужно.

Рей знал, что Шина сюда привёл его голос.

Вот только самого Шина практически не было слышно за оглушающим гулом голосов погибших. Кроме того, отправившие его на гибель республиканцы считали его своей собственностью, и из-за это различить голос Шина было ещё сложнее.

Каждый раз, когда Рея отправляли на новый участок фронта, он использовал сенсоры Муравьёв, чтобы найти брата. Будучи частью Легиона, он не мог противиться приказу и всегда оставался в тылу, где и положено быть командующему, но всё же очень хотел встретиться с Шином, чтобы попросить прощения и, может быть, даже его получить.

И вот, однажды, через подбитого и обездвиженного Муравья, он его нашёл.

В ту ночь падали звёзды. Шин был далеко, но стоило только увеличить изображение, как Рей тут же его узнал.

Как же он вырос! Его младший брат сидел рядом с каким-то своим товарищем из Айзенов и что-то говорил, так что Рей направил в их сторону акустический сенсор.

«Начал ли уже ломаться его голос? Наверное, ещё нет. Да и какая разница. Я хочу услышать».

Две маленькие детские фигурки сидели, прислонившись к своим джаггернаутам, и смотрели в небо.

— Он всё ещё здесь? Твой старший брат.

— Да. Он постоянно меня зовёт, так что я обязан его найти.

«Это он обо мне? Он пришёл, чтобы меня отыскать?»

Механическое тело Рея задрожало. Его младший брат пошёл на войну, и это было печально, но он сделал это чтобы найти его, Рея, и мысль об этом приносила невообразимую радость.

— Но ты же уже нашёл его и похоронил. Может, стоит на этом остановиться?

«Так ты нашёл моё тело и похоронил его. Как же ты добр, Шин».

— …Этого недостаточно, чтобы заслужить его прощение.

Рей застыл в изумлении.

«Что ты такое говоришь? Если даже ты не заслужил прощения, то что говорить обо мне?»

Его вдруг охватило безумное желание встретиться, поговорить, сказать, что всё это не так.

Шина вскоре забрал республиканский транспортник, и его тихий голос вновь смешался с тысячей других. А Рей помешался на поисках. Сам он не мог покинуть тыла, но бросил на это все доступные ему силы.

Шин всё сражался и сражался.

В конце концов его загнали в угол, забросили в этот забытый богами участок фронта, чтобы умертвить, и, даже несмотря на это, он спокойно продолжал воевать.

Зря он так.

Ради свиней не стоит сражаться. Он не может жить среди них, а значит нужно привести его сюда. Пусть отбросит своё хрупкое тело. Тут есть тысячи новых, он сможет менять их сколько угодно. И тогда Рей будет его защищать. Вечно.

Сегодня свиньи наконец убрали от него свои грязные руки. Рей наконец смог чётко различить его едва различимый голос.

Сообразив, что Шин движется прямо к нему, в тыл, он выдвинулся навстречу. Наконец-то.

И вот он, прямо перед ним. Внутри этой нелепой машины, похожей на паука. Его младший брат, которого он так любит, которого он так ждал, которого звал так долго.

Паук слишком хрупок, так что Рей выпустил «руку», опасаясь слишком сильно его задеть. Шин быстро перемещался с место на место, так что прицелиться было сложно, но Рей всё-таки выстрелил по опорам его машины.

Наконец они встретились. Наконец он сможет забрать своего младшего брата.

«Мы будем вместе, всегда. Старший брат тебя защитит. Иди же ко мне… Шин».

 

Динозавр целился только в опоры, ограничившись бронебойными снарядами. Фугасные снаряды были слишком опасны, поскольку их взрывы сопровождались кучей осколков, разлетающихся на огромной скорости по непредсказуемым траекториям. То же самое касалось и главного 155-мм орудия, одной ударной волны от выстрела которого было бы достаточно, чтобы пробить слабую броню джаггернаута, окажись он поблизости.

Что это — насмешка? Или же он не хочет меня убивать? Бесчисленные руки извивались и дрожали. Те руки, которые однажды сомкнулись на его шее.

Они могли бы снова придушить его ещё очень много раз.

Шин бросил взгляд на оптический экран и понял, что это пытается найти подходящую для атаки позицию. Могильщик намеренно отступил, и Рей приблизился к нему.

Слегка изменив направление, Шин продолжал двигаться назад, в то время как башня Динозавра нетерпеливо повернулась, и пушка нацелилась прямо в опоры джаггернаута.

Прицеливание закончено. Сейчас выстрелит…

Динозавр занял нужную позицию.

За секунду до того, как всё заволокло дымом от выстрела, Шин выпустил верёвку с анкером.

Анкер попал в огромный дуб, который рос слева от Динозавра, и спустя мгновение Шин уже взмыл в воздух, пробежался по верхушкам и веткам близстоящих деревьев и пролетел прямо над башней Динозавра.

Хотя главное орудие этой махины могло поворачиваться на 360 градусов в горизонтальном направлении, угол его подъёма был весьма ограничен. Мало того, что пушку Динозавра физически невозможно было поднять вертикально на 90 градусов, она ещё и была очень низко нацелена, тем самым делая невозможным быструю контратаку.

Летя в воздухе по инерции, Шин убрал верёвку, нашёл места стыков брони и немного развернулся, чтобы приземлиться прямо на заднюю часть корпуса противника. Использовать пулемёты оказалось невозможно из-за их неудобного расположения, так что Шин выпустил лезвие и вонзил его в обшивку Динозавра — сзади она была немного тоньше чем спереди.

Брызнули искры. Лезвие прошло через толстый слой брони, словно нож сквозь масло. Как только отверстие в корпусе стало достаточно большим, Шин нацелил в него главную пушку.

В это же мгновение из Динозавра выросли две серебряные руки и обхватили манипулятор с лезвием.

— Что…

Всё было так же, как и в тот вечер в церкви.

Руки подняли джаггернаута в воздух и швырнули прочь. Шин потерял сознание.

 

Файд опустошил второй контейнер со снарядами, и ряды противника заметно поредели. Часть дронов неустанно подходила сзади, но с ними расправлялись ракеты Лены. Легион уже начал отступать, когда Могильщик пропал из парарейда.

— …Шин?! — раздался исступлённый голос Райдена.

Он попытался заново установить связь, но ничего не получилось. Оглянувшись, он заметил Динозавра, который грузно развернулся и направился к неестественно распластавшемуся на земле джаггернауту Шина.

Отсутствие связи означало, что Могильщик потерял сознание. Этому могло быть три объяснения: он уснул, отключился от удара или погиб.

Динозавр вальяжно подошёл к джаггернауту. Но не выстрелил. Эта махина как будто чего-то ждала, чего-то зловещего и большего.

Райден переключился на радиосвязь. Он жив. Кабина не настолько сильно повреждена.

— Шин! Приди в себя, ублюдок!!!

Джаггернаут лежал всё так же неподвижно.

 

Он очень старался ничего не повредить, но хлипкая конечность паука оторвалась, и брат, наконец-то пойманный им брат, отлетел в сторону.

Взглянув на неподвижно лежащую фигуру, Рей успокоился и двинулся навстречу. Скорее всего, его брат потерял сознание, может даже поранился, но это неважно, он извинится за всё потом.

Борясь с нетерпением, он медленно приблизился к Шину. Внутри всё ликовало.

«Наконец я смогу его вернуть. Наконец мы будем вместе. Но сначала надо разобраться с этой хрупкой человеческой оболочкой…»

Лена прикусила губу, глядя на то, как точка Динозавра приближается к Могильщику. Райден и остальные уже бросились на выручку, но их сил явно было недостаточно. Если ничего не сделать, то и Шин, и все они…

На губе выступила кровь.

Рей… Он так хотел вернуться домой. Он не говорил, как сильно любил младшего брата, но она поняла это без слов. И этот самый Рей сейчас убьёт Шина.

Лена не знала, как его остановить. В её распоряжении было оружие, но она не знала, как уничтожить Динозавра, не задев при этом Шина.

Ракеты и крупнокалиберные орудия были слишком мощны, а броня джаггернаута слишком слаба. Даже если она попадёт в Динозавра, Шина точно заденет осколками.

«Что-то ведь можно сделать. Думай, думай, думай…»

И тут её озарило.

 

— Младший лейтенант Кукумира! Определите координаты Динозавра как можно более точно и перешлите мне их.

Крена чуть не запрыгала от радости. Она была снайпером и сразу поняла, о чём идёт речь.

— Я поручаю вам провести наведение ракеты на конечном участке её траектории. Будет хорошо, если вы подсветите цель…

— С-стойке-ка! Это же!.. — Сео на секунду запнулся от нахлынувших чувств. — Вы что, стрелять собрались?! Вы в своём уме, Шин же ещё там!

— Джаггернаут не выдержит даже косвенного попадания! Шин слишком близко, его обязательно заденет! — поддержала его Анжу.

— У меня есть идея. Она больше похожа на последнюю соломинку, но… Я тоже не хочу смерти капитана.

Лена говорила искренне и отчаянно.

Крена согласно кивнула.

 

Выйдя на максимальное доступное расстояние, Райден начал палить, и спустя секунду к нему присоединились Сео и Анжу. Выстрелы отскакивали от брони, но они не обращали на это внимание и продолжали двигаться вперёд. Накормив свинцом случайно оказавшегося поблизости Муравья, Райден усилил огонь по Динозавру.

Пули по-прежнему отскакивали от брони или блокировались «рукой», и громадина продолжала двигаться, не обращая на них никакого внимания. Чёрт побери. Старший брат есть старший брат. Его целью был Шин, а на всё остальное он обращал не больше внимания, чем на мух.

Повреждённый осколком пулемёт выплюнул последнюю очередь, затих и взорвался, чуть не задев оптический сенсор.

Динозавр впервые обратил на них внимание.

Заметив, как второй пулемёт разворачивается, чтобы в него прицелиться, Райден резко бросился в сторону. Пули со свистом пронзили воздух и пролетели мимо, буквально на волосок от него.

В это время Анжу и Сео приблизились вплотную к Динозавру и выпустили анкеры. Один трос намотался вокруг ствола главного орудия, а другой — вокруг ноги, и джаггернауты всеми опорами вцепились в землю, пытаясь устоять на месте. Каждый из них весил в десять раз меньше Динозавра, так что остановить его не удалось. Райден по кривой запустил снаряд с неконтактным взрывателем в оставшийся пулемёт, заставив замолчать и его, и тоже выпустил анкер. Динозавр наконец замедлился.

В воздухе повеяло смертью. Динозавр перерезал тросы и со всей силы взмахнул связанными конечностями и стволом. Снежная Ведьма не успела среагировать, взмыла в небо и рухнула прямо на Смеющегося Лиса. Грянул взрыв, и оба джаггернаута откатились в сторону.

— Анжу! Сео!

— …Я в порядке.

— Я тоже. Прости, Сео-кун.

— Да ладно… Райден! Осторожно!

Отвлёкшись, он не заметил, как в него прицелились. Увернуться уже не получится. Райден сжал зубы, как вдруг Динозавр с лязгом накренился и выстрелил мимо. Крена. Она обстреляла землю под передними ногами махины, которые служили ей опорой во время выстрела.

— Райден, ты как?!

— Ты меня спасла! Давай спускайся. Если бы не ты, этот говнюк точно бы меня прикончил… Майор, что там с посылкой?!

Лена напряжённо ответила:

— В пути. До цели осталось… 3000 метров! Младший лейтенант Кукумира!

— Перенимаю управление на себя. Начинаю наведение. До взрыва осталось… 5 секунд. Три. Две…

Крена включила невидимый для человеческого глаза лазер и нацелила его прямо в Динозавра, который застыл над Могильщиком.

 

У Динозавров была слабая система слежения.

Хоть Рей и был командующим, поисками врагов он мог заниматься только через подконтрольные ему войска и, в частности, Муравьёв. Вот только сейчас все Муравьи уже были уничтожены, а остальные дроны, оставшись без прямого контроля Динозавра, потеряли строй и начали отступать. Главной целью Рея был Шин, и на всё остальное он не обращал особого внимания.

Из-за этого он заметил всё слишком поздно.

Рука уже было протянулась к кабине, чтобы её открыть, как вдруг прозвенел сигнал захвата.

Рей раскрыл оптический сенсор, и на экране тут же высветилась огромная ракета. Она летела под углом 45°, раскрыв крылья системы ориентации, и была уже совсем близко. Достигнув намеченной точки, ракета выпустила снаряд, похожий на гигантскую, величиной с ребёнка, личинку. Он стремительно летел вниз, целясь в переднюю часть корпуса Динозавра.

Управляемый противотанковый 155-мм снаряд.

Рей заклокотал от злости.

Прямого попадания этого мощнейшего снаряда не выдержит даже Динозавр. Вот только Шин был слишком близко, так что его взрыв тоже заденет.

Этим республиканским ублюдкам было мало забросить людей на бойню, они ещё и собирались подорвать их обоих, вместо того чтобы окружить!

Он не успевал забрать Шина и уйти из-под удара, а потому инстинктивно вскинул вверх передние конечности и приподнялся — словно лошадь, вставшая на дыбы. Рей принял такую позу, чтобы снаряд ударил по самому бронированному фронтальному участку корпуса. После этого он вырастил множество жидких рук, которые заполонили всё пространство, до которого только могли дотянуться. Верхнюю часть корпуса этот снаряд пробил бы легко, так пусть попробует справиться с фронтальной. Теперь Рей мог защитить Шина от всего — даже взрывной волны. Пусть попробуют ему навредить.

Снаряд был совсем близко. Сейчас должен грянуть взрыв.

Рей вдруг вспомнил чёрный купол неба, усеянный звёздной пылью, и раскаты надвигающейся грозы. Как давно он не видел неба?

Перед ним была девушка. Серебристые волосы и глаза. Они уже встречались когда-то. Ровесница Шина.

— Ты ведь хотел его защитить…

Да, это так. Я должен защищать Шина, ведь он мой младший брат. Он так мне дорог.

Девушка продолжила:

— Так почему опять убиваешь?

 

!..

 

Распластавшийся на земле джаггернаут. Маленький, неподвижно лежащий Шин.

Я…

Опять.

 

Удар.

 

Взрыватель не сработал.

Осечка.

Кумулятивный управляемый противотанковый снаряд оказался недостаточно мощным и быстрым, чтобы пробить толстейшую броню Динозавра. От удара он только деформировался, так и не взорвавшись.

Тем не менее, он летел на сверхзвуковой скорости, и этого было достаточно, чтобы создать мощнейшую, не доступную для любого танкового оружия волну кинетической энергии, которая безжалостно прошла через Рея.

 

— Попадание.

Точка управляемого снаряда слилась с точкой Динозавра и погасла.

Взрыва не было. Как и ожидалось. Лена ещё перед запуском вывела взрыватель из строя.

Об этой хитрости ей когда-то рассказал отец.

Если тяжёлая броня противника отражает снаряды, это ещё не значит, что он может выдержать любой ущерб.

Каждый контакт со снарядом, даже если броня осталась в невредимости, создаёт волну кинетической энергии, которая проходит через всю машину сразу. Эта волна достаточно мощна, чтобы оторвать закреплённую болтами или заклёпками обшивку, а также сбить с места и смертельно ранить тех, кто находится внутри.

В случае Динозавра подобная атака могла быть чревата серьёзными повреждениями, не более. Но с тем оружием, что было у Лены под рукой, и Шином, который был слишком близко к противнику, другого способа атаковать она просто не знала.

Заработав несколько секунд, Лена бросилась искать помощь. Кто-нибудь…

И вдруг почувствовала кого-то в парарейде.

 

Райден сражался, не оставляя попыток связаться с Шином, как вдруг почувствовал отклик.

— Шин!

Слишком слабый сигнал. Может, он только что пришёл в себя? Райден выкрикнул его имя ещё раз, но ответа не последовало.

Несмотря на это, он заорал изо всех сил:

— Ну очнись же, идиот! Шин!

 

— Капитан Ноузен! Вы слышите меня? Очнитесь!

Лена присоединилась к далёкому гвалту голосов, пытавшихся привести Шина в себя. Открой глаза, отойди подальше. Атакуй Динозавра. Она хотела этого не потому, что это было самым лучшим вариантом развития ситуации.

Просто она всё знала. Уже поняла. Закончить это мог только Шин.

В тот вечер, когда он сказал, что собирается атаковать брата, в его голосе сквозила невообразимая боль, как будто он вонзал нож в собственную плоть.

Лена знала, почему Шин вышел на бой с Реем, несмотря на то, что не хотел с ним сражаться.

— Вы же должны похоронить своего брата! Шин!

 

Веки слегка дёрнулись.

 

Задние конечности ушли глубоко в землю. Стальной корпус начал поскрипывать, а центральную систему обработки информации вырубило ударной волной, так что всё вокруг накрыла белая пелена.

Боевая система, однако, осталась нетронутой и уже выстрелила по какому-то насекомому, маячившему поблизости. Оно отскочило.

Сенсоры наконец пришли в норму.

И тогда Рей увидел.

С тыла прямо в него смотрело дуло орудия Могильщика.

 

Потеряв сознание, он ударился лбом, так что кровь застилала его левый глаз. Тело казалось чужим. Двигаться было практически невозможно. В голове царила пустота, думать было слишком тяжело.

Вспомогательный экран сломался, а в кабине было темно. В глазах стоял туман, и Шин дотронулся до головы левой рукой. Он сидел, прислонившись к внутренней перегородке и сжимая рычаг управления, но тело отказывалось его слушаться, так что он просто смотрел в главный экран.

Чей-то голос заставил его очнуться, но он так до конца и не пришёл в себя. Шин не понимал, что случилось. Почему он всё ещё жив? Что сейчас происходит?

Ясно было только одно — и он, и джаггернаут пока ещё на ходу.

Прямо перед собой он различил руки, которые хотели его убить.

Тело Шина ещё полностью не восстановилось, но сжимавшая рычаг рука опустила палец на спусковой крючок.

Большего и не нужно.

— Шин…

В голове прогудел призрачный голос. Голос брата, который погиб в одиночестве в каком-то богом забытом месте, так и не успев его простить. Он продолжал повторять своё последнее слово.

Когда Шин услышал этот голос в первый раз, то решил найти брата и похоронить, чего бы это ни стоило.

— Шин.

Он скрипнул зубами. Где-то внутри по-прежнему плакал семилетний мальчик, оказавшийся на волоске от гибели. «Это я во всём виноват, я должен был тогда умереть. Брат продолжает мне об этом напоминать. Он никогда не позволит об этом забыть… и никогда меня не простит».

Вот только Шин уже не ребёнок, чтобы позволить себя убить во второй раз.

С того случая прошло уже много времени, и он многое узнал, многое понял.

Его пытались задушить не потому, что он в чём-то виноват.

Смерть родителей, брата и всех остальных лежит не на его совести.

Брат просто на нём отыгрался. Он не смог сдержаться и решил выпустить пар на том, кто слабее его, вот и всё.

Шин ничего не был должен ему.

— Шин.

И снова призрачный голос. Шин никогда не боялся этих голосов, ему было жаль их носителей. Забрав слова мертвецов или тихо выговаривая свои, они были обречены вечно рыдать о смерти.

Эта призрачная армия лишилась родины и своих тел, но так и не ушла в лучший мир, и их желание смерти слышалось в каждом прокручиваемом раз за разом вопле умирающего, тянущегося к жизни.

Шин просто не мог оставить своего брата среди них.

Он должен был найти его голову, запертую в недрах машины и продолжающую выкрикивать его имя, вступить в бой, сразиться, победить, и наконец похоронить её.

Именно за этим он пошёл на войну. Только ради этого он продолжал сражаться все эти пять лет.

Не для того, чтобы оплатить долг. И не для того, чтобы искупить грех.

Шин отлично это понимал, но всё же…

Вина, которую брат возложил на его плечи перед тем как умереть… И этот призрак, без устали повторяющий его имя…

Шин нуждался в искуплении.

Он навёл прицел. Дуло уставилось в едва заметный зазор под разорванной серебристой обшивкой.

— …Прощай, брат.

Он нажал на спусковой крючок.

 

Рей наблюдал за всем через задние сенсоры.

Он ощутил движение спускового крючка.

Вспыхнул огонь.

И тут Рей словно увидел его: красные глаза, которые смотрят прямо вперёд, во взгляде сила и твёрдая решительность.

Это лицо показалось ему незнакомым.

Но разве могло быть иначе?

Рей погиб 5 лет назад, и с тех пор остался прежним.

Шин же продолжать жить, меняться, развиваться.

Того маленького мальчика, которого Рей поклялся от всего защищать, уже не было.

Сейчас Шину было даже больше, чем ему тогда. От этой мысли стало одновременно радостно и одиноко.

Ах да.

Осталось ещё одно. Он должен был кое-что сказать напоследок.

Должен был, но так и не смог. Той снежной ночью в руинах он пытался это выговорить, но не успел.

Он протянул руку — так же, как и тогда. Она выросла из щели в обшивке.

Шин…

Вспышка.

 

Кабину чуть приподняло от ударной волны, и из образовавшейся щели показалась рука из жидких микромашин.

Между нажатием спускового крючка и попаданием прошло не больше секунды, но время как будто замедлилось, и Шин видел, как рука неспешно к нему приближается. Она словно что-то искала, раскрыв ладонь, и подбиралась всё ближе и ближе. Огромная рука брата.

Всё было точно так, как в ту ночь, и Шин рефлекторно замер от ужаса. Он силой привёл себя в чувство и неотрывно следил за движением руки.

Через мгновение брата охватит огонь. Брата, которого он искал целых пять лет. Даже если от него остались только обрывки последних мыслей, Шин хотел их услышать и запомнить.

Рей мог ненавидеть его, желать ему смерти — но это было неважно, это не стало бы грузом на его плечах. Шин хотел знать и помнить.

Пальцы дотронулись до его шеи чуть повыше шарфа и обвили её. На мгновение показалось, что рука снова примется его душить, но она лишь мягко и даже как-то печально погладила шрам, ужасное свидетельство когда-то совершённого ей деяния.

— …Прости.

Шин изумлённо раскрыл глаза, и течение времени вернулось в норму.

Кумулятивная боеголовка достигла цели и взорвалась. Раскалённая металлическая струя на огромной скорости прошла через зазор в обшивке внутрь, и по всему корпусу Динозавра, то тут, то там, начали вспыхивать алые с чёрным языки пламени.

Рука удалилась от него. Вновь пройдя сквозь щель в кабине, она возвращалась к своему охваченному огнём телу.

— Брат…

Рей уже не мог до него дотронуться. Рука загорелась и в одно мгновение расплавилась, исчезнув среди пляшущих огней. В голове Шина было пусто, но перед глазами вдруг всё поплыло.

— Ох…

Он не сразу понял, что за жидкость потекла по его щекам. Шин не плакал ни разу с тех пор, как Рей его убил.

Он не знал, почему плачет. Он не мог понять, отчего так сдавливало грудь.

А слёзы всё лились и лились, и им не было конца.

 

— Майор, может отключитесь?.. Он всё равно нас не слышит.

— Хорошо.

 

Спустя какое-то время Райдену надоело ждать, и он вышел на связь. Лена вновь запустила парарейд, а вслед за ней подключились и остальные. Говорил за всех Райден:

— Ну что, успокоился?

— Да.

Голос Шина был всё ещё хриплым, но как всегда спокойным, даже немного умиротворённым. Райден засмеялся:

— Да уж, твоего братца мы ещё долго не забудем.

— Это точно, — ответил Шин, тихо рассмеявшись в ответ.

А потом вдруг заметил Лену.

— …Майор?

— Я здесь. Где же мне ещё быть, я всё-таки ваш куратор.

«И я должна за вами присматривать, кто бы что ни говорил».

— Операция завершена. Хорошая работа, Могильщик. И вы все тоже.

Шин усмехнулся, услышав позывной вместо имени.

— Да. И вам спасибо, Куратор Один.

— Итак… — пробормотал Райден, после чего потянулся в своей тесной кабине и зевнул.

Лена моргнула.

Она вдруг почувствовала, что эти пятеро приняли какое-то решение, о чём-то договорились у неё за спиной. Лена напрягла всё своё внимание.

Что это такое? Вот сейчас? Какая-то решительность…

— Файд, ты уже прицепил контейнеры?

Повисла пауза, как будто все ждали ответа. Что за Файд? Ах да, это же их падальщик.

— Ремонт и осмотр подождёт, пока не найдём место для сна… Для первого дня мы потратили слишком много патронов, кошмар.

— Ну, может оно и неплохо? Мы ведь уничтожили много дронов.

— Так-то оно так… Но всё же…

Лена услышала шум, как будто двигалось что-то тяжёлое. Все пятеро вывели свои джаггернауты из режима ожидания.

— Ну что, пошли? Всего хорошего, майор! Берегите себя.

Лена застыла в недоумении от такого резкого и обыденного прощания.

Бой ведь уже закончен.

Враг отступил, никто не погиб. Ничто не мешало вернуться на базу, как и всегда.

— Ээ…

Не обратив никакого внимания на замешательство Лены, ребята двинулись в путь. Повреждённые в схватке джаггернауты поскрипывали громче обычного, а их хозяева разговаривали о каких-то пустяках, словно обычные школьники по пути на учёбу.

— Кстати говоря, а мы тут вообще пройдём? Тут должно быть много неразорвавшихся снарядов.

— Согласна… Целое минное поле, идти как-то страшновато. Шин-кун, можешь найти безопасный путь?

— …поблизости Легиона нет, так что можно остановиться где угодно… Что, снаряды?

— Да, я же говорю. А поблизости и впрямь никого нет, иначе Шин бы заметил…

Они шли на восток. В неразведанные территории Легиона.

Так вот оно что.

Они не собирались возвращаться.

— Пого…

Раздражение смешалось с леденящим предчувствием утраты.

— Погодите. Стойте!

Они будто бы обернулись, остановились и стали ждать продолжения, но Лена так и не придумала, что ещё сказать. Она была одной из тех, кто их выгнал. Тех, кто отдал им самоубийственный приказ. Извинения или самобичевания уже ничего для них не значили, и она застыла в растерянности.

Слова сложились сами собой.

— Не оставляйте меня…

Осознав только что сказанное, Лена замерла. Из всех возможных фраз она выбрала «не оставляйте меня»? Это не только нагло, но и совершенно глупо.

Однако Шин с друзьями только прыснули от смеха.

До этого они ещё ни разу над ней не смеялись.

Их смех был добрым и самую чуточку печальным. Лена вдруг почувствовала себя их младшей сестрой, которая канючит, чтобы её тоже отправили в школу.

— Мм. Думаю, уже хватит, — улыбнувшись, ответил Райден. В его голосе чувствовалась животная мощь и уверенность, как будто он был членом стаи, которая могла выжить даже среди пустошей.

— Всё верно. Нас не нужно вести. Мы пойдём сами и будем продолжать путь, пока можем.

Лена ощутила, как они разом подумали о лежащей впереди дороге. Они смотрели в одну сторону, а их сердца бились как одно.

Лена тихонько вздохнула.

Ей передавалось разделяемое ими чувство — и это была не решимость и не спокойствие.

Это были ощущения человека, который впервые в жизни увидел сверкающую на солнце сапфировую гладь океана.

Или детей, которых привели на бескрайнюю весеннюю равнину и разрешили играть сколько душе угодно.

Чистейшая радость, возбуждение и бескрайний восторг. Чувства, от которых было невозможно усидеть на месте.

Это было за пределами чьей-либо власти. Никакие слова, никакие цепи не могли их остановить.

Они обрели свободу.

Они получили ценнейшую возможность выбирать тот путь, которым они пойдут навстречу смерти.

Лена сидела, сжав губы и не зная, что сказать. Убедившись, что она приняла их решение, они вновь двинулись в путь. Лена прикусила губу, пытаясь побороть последние сомнения, как вдруг Шин ей сказал:

— Мы пойдём первыми. Увидимся на месте, майор.

Парарейд выключился.

Пять точек тихо исчезли с радара. Они вышли за пределы контролируемой территории. Парарейд не работал на такой дальности.

Она больше их не увидит.

По щеке скатилась слеза. Лена всхлипнула, а потом, не удержавшись, разрыдалась во весь голос, упав на консоль.