Стихи

***
Резкий звон ворвался в полутьму,
И она шагнула к телефону,
К частому, настойчивому звону.
Знала, кто звонит и почему.

На мгновенье стала у стола,
Быстро и взволнованно вздохнула,
Но руки вперед не протянула
И ладонь на трубку не легла.

А чего бы проще взять и снять
И, не мучась и не тратя силы,
Вновь знакомый голос услыхать
И опять оставить все как было.

Только разве тайна, что тогда
Возвратятся все ее сомненья,
Снова и обман и униженья -
Все, с чем не смириться никогда.

Звон кружил, дрожал не умолкая,
А она стояла у окна,
Всей душою, может, понимая,
Что менять решенья не должна.

Все упрямей телефон звонил,
Но в ответ - ни звука, ни движенья.
Вечер этот необычным был,
Этот вечер - смотр душевных сил,
Аттестат на самоуваженье.

Взвыл и смолк бессильно телефон.
Стало тихо. Где-то пели стройно...
Дверь раскрыла, вышла на балкон.
В первый раз дышалось ей спокойно.

Эдуард Асадов

Слова - ведь это груз в пути,
Мешок тяжёлый, мясо с кровью.
О, если бы я мог найти
Таинственные междусловья.

Порой мне кажется, что вот
Они, шумя, как птицы в поле,
До боли разрезая рот,
Гурьбою ринутся на волю.

Но иногда земля мертва,
Уносит всё палящий ветер.
И кажется, что всё на свете -
Одни слова.

<Рюрик Ивнев>

Меня снедает
грусть-тоска по дальним странам
и далеким путешествиям.
Я не живу,
а только жду момента,
чтоб незаметно ускользнуть из дома,
чтоб на работе
отпроситься в долгий отпуск
и уехать, и уехать, и уехать.
Все жду,
когда автомобиль попутный
меня подкинет на пять тысяч километров.
Все жду,
когда песочные часы,
которые до этого молчали,
пробьют двенадцать раз.
Все жду,
когда автобус издалека
затормозит у нашего подъезда.
Все жду,
когда настанет время,
чтобы тонуть, переплывая в одиночку
морской пролив, проток озерный.
Чтобы заблудиться на велосипеде
ночью зимой в лесу.
Чтобы ломиться в запертые двери
"Домов крестьянина",
спасаясь от бурана.
Вы молчите...
Вы говорите
про семейный долг,
служебные обязанности.
Напоминаете,
что меня связали
узы дружбы, путы сердца...
Вы знаете,
я все-таки уеду,
хотя бы на трамвае:
динь-динь-динь-динь!
Вот, у меня уж и билет в кармане.
Вы знаете, я все-таки уеду,
хотя бы на качелях,
и вернусь нескоро.

Сергей Кулле
1963 г.

Сентябрьский, свеженький денёк.

И я, как прежде, одинок.
Иду - бреду болотом топким.
Меня обдует ветерок.
Встречаю осень сердцем робким.

В её сквозистую эмаль
Гляжу порывом несогретым.
Застуденеет светом даль, -
Негреющим, бесстрастным светом.

Там солнце - блещущий фазан -
Слетит, пурпурный хвост развеяв;
Взлетит воздушный караван
Златоголовых облак - змеев.

Душа полна: она ясна.
Ты - и утишен, и возвышен.
Предвестьем дышит тишина.
Всё будто старый окрик слышен, -

Разгульный окрик зимних бурь,
И сердцу мнится, что - навеки.
Над жнивою тогда лазурь
Опустит облачные веки.

Тогда слепые небеса.
Косматым дымом даль задвинут;
Тогда багрянец древеса,
Вскипая, в сумрак бледный кинут.

Кусты, вскипая, мне на грудь
Хаосом листьев изревутся;
Подъятыми в ночную муть
Вершинами своими рвутся.

Тогда опять тебя люблю.
Остановлюсь и вспоминаю.
Тебя опять благословлю,
Благословлю, за что - не знаю.

Овеиваешь счастьем вновь
Мою измученную душу.

Воздушную твою любовь,
Благословляя, не нарушу.

Холодный, тёмный вечерок.
Не одинок, и одинок.

Андрей Белый "Прошлому"

Серые глаза - рассвет,
Пароходная сирена,
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены.

Черные глаза - жара,
В море сонных звезд скольженье
И у борта до утра
Поцелуев отраженье.

Синие глаза - луна,
Вальса белое молчанье,
Ежедневная стена
Неизбежного прощанья.

Карие глаза - песок,
Осень, волчья степь, охота,
Скачка, вся на волосок
От паденья и полета.

Нет, я не судья для них,
Просто без суждений вздорных
Я четырежды должник
Синих, серых, карих, черных.

Как четыре стороны
Одного того же света,
Я люблю - в том нет вины -
Все четыре этих цвета.

Р. Киплинг. Перевод К. Симонова...хотя нет, вру. Это Симонов, по мотивам Киплинга.

А вот Киплинг.

Молитва влюблённого. The Lovers' Litany

Eyes of grey -- a sodden quay,
Driving rain and falling tears,
As the steamer wears to sea
In a parting storm of cheers.
Sing, for Faith and Hope are high --
None so true as you and I --
Sing the Lovers' Litany:
"Love like ours can never die!"

Eyes of black -- a throbbing keel,
Milky foam to left and right;
Whispered converse near the wheel
In the brilliant tropic night.
Cross that rules the Southern Sky!
Stars that sweep and wheel and fly,
Hear the Lovers' Litany:
Love like ours can never die!"

Eyes of brown -- a dusy plain
Split and parched with heat of June,
Flying hoof and tightened rein,
Hearts that beat the old, old tune.
Side by side the horses fly,
Frame we now the old reply
Of the Lovers' Litany:
"Love like ours can never die!"

Eyes of blue -- the Simla Hills
Silvered with the moonlight hoar;
Pleading of the waltz that thrills,
Dies and echoes round Benmore.
"Mabel," "Officers," "Good-bye,"
Glamour, wine, and witchery --
On my soul's sincerity,
"Love like ours can never die!"

Maidens of your charity,
Pity my most luckless state.
Four times Cipid's debtor I --
Bankrupt in quadruplicate.
Yet, despite this evil case,
And a maiden showed me grace,
Four-and-forty times would I
Sing the Lovers' Litany:
"Love like ours can never die!"

В цветном разноголосом хороводе,
В мелькании различий и примет
Есть люди, от которых свет исходит,
И люди, поглощающие свет.

Игорь Губерман.

Эта безбрежная Атлантика

Бездна одиночества одна.
И один идёшь к ней издалёка
одиноко, как одна волна
в одиноком море одинока.


J. R. J.
перевод А. Гелескула

Звёзд осколки - мы в них отразимся,
В первый раз, и в последний - без масок.
Не грусти - прорастём, возродимся
Да ещё уходить не сейчас нам!..
Просто осень грусть дождевая
Нас задела крылом ярко-алым...
Мы, уютную ночь доживая,
Вдохновением полним бокалы.
А Рассвет, словно хрупкий мальчишка,
Остроплечий, крылатый и гибкий
Пробегает по вымокшим крышам
В рыжих отблесках пряча улыбку.
Ведь когда-то таким был Мессия,
И, наверное, были мы сами...
...Мне казалось - молчит вся Россия
Только ветер играет Весами.

Ундина
18.09.01г.

(где же ты? где же все?)

Федерико Гарсиа Лорка.

ЕСЛИ Б МОГ ПО ЛУНЕ ГАДАТЬ Я

Я твое повторяю имя
по ночам во тьме молчаливой,
когда собираются звезды
к лунному водопою
и смутные листья дремлют,
свесившись над тропою.
И кажусь я себе в эту пору
пустотою из звуков и боли,
обезумевшими часами,
что о прошлом поют поневоле.

Я твое повторяю имя
этой ночью во тьме молчаливой,
и звучит оно так отдаленно,
как еще никогда не звучало.
Это имя дальше, чем звезды,
и печальней, чем дождь усталый.

Полюблю ли тебя я снова,
как любить я умел когда-то?
Разве сердце мое виновато?
И какою любовь моя станет,
когда белый туман растает?
Будет тихой и светлой?
Не знаю.
Если б мог по луне гадать я,
как ромашку, ее обрывая!

Перевод Я. Серпина

Иосиф Бродский

Не выходи из комнаты, не совершай ошибку... (1970)

Новые стансы к Августе

Письмо генералу Z.

Шарль Бодлер

ГИМН КРАСОТЕ

Ты рождена от звезд или пришла из ада?
О Красота, ответь: ты бес иль божество?
Ты к злу или добру влечешь лишь силой взгляда,
Ты, как вино, пьянишь, но ты сильней его.

Ты вечер грозовой, из ароматов свитый,
В твоих глазах заказ вплетается в восход.
Твои уста - сосуд, избранникам открытый,
Твой строгий поцелуй - как зелье-приворот.

Ты в безднах родилась иль в ветровом просторе?
За подолом твоим, как пес, бежит судьба.
По воле случая ты радость или горе,
Мы все рабы твои, но ты ничья раба.

Ты Ужас делаешь невинною игрушкой,
По трупам шествуешь, минуя кровь и грязь,
Убийство и Разврат блестящей погремушкой
На грудь надменную ты вешаешь, смеясь.

На жертвенный костер влечешь ты вереницу
Своих поклонников, как бабочек - свеча.
Как если бы мертвец ласкал свою гробницу,
Влюбленный женщину целует, трепеща.

И что мне за печаль, из мрака преисподней
На землю ты пришла, с небесных ли высот,
Сирена злая ты иль серафим Господний,
Наивное дитя, страшилище, урод, -

Когда лишь ты одна: твой взор, движенья стана,
Рука твоя, нога, - лишь ты, о Красота,
В то Бесконечное, что нам всегда желанно,
Всегда неведомо, открыла мне врата.

И что мне, рождена ты светом или тьмою,
Когда с одной тобой, о вечный мой кумир, -
О ритм, о цвет, о звук! - когда с одной тобою
Не так печальна жизнь, не так ужасен мир.

перевод В.Левика

Умолк тяжелый гром войны,
И мир сияет снова.
Поля и села сожжены,
И дети ищут крова.

Я шел домой, в свой край родной,
Шатер покинув братский.
И в старом ранце за спиной
Был весь мой скарб солдатский.

Шагал я с легким багажом,
Счастливый и свободный.
Не отягчил я грабежом
Своей сумы походной.

Шагал я бодро в ранний час,
Задумавшись о милой,
О той улыбке синих глаз,
Что мне во тьме светила.

Вот наша тихая река
И мельница в тумане.
Здесь, под кустами ивняка,
Я объяснился Анне.

Вот я взошел на склон холма,
Мне с юных лет знакомый, -
И предо мной она сама
Стоит у двери дома.

С ресниц смахнул я капли слез,
И, голос изменяя,
Я задал девушке вопрос,
Какой, - и сам не знаю.

Потом сказал я: - Ты светлей,
Чем этот день погожий,
И тот счастливей всех людей,
Кто всех тебе дороже!

Хоть у меня карман пустой
И сумка пустовата,
Но не возьмешь ли на постой
Усталого солдата?

На миг ее прекрасный взгляд
Был грустью отуманен.
- Мой милый тоже был солдат.
Что с ним? Убит иль ранен?..

Он не вернулся, но о нем
Храню я память свято,
И навсегда открыт мой дом
Для честного солдата!

И вдруг, узнав мои черты
Под слоем серой пыли,
Она спросила: - Это ты? -
Потом сказала: - Вилли!..

- Да, это я, моя любовь,
А ты - моя награда
За честно пролитую кровь
И лучшей мне не надо.

Тебя, мой друг, придя с войны,
Нашел я неизменной.
Пускай с тобою мы бедны,
Но ты - мой клад бесценный!

Она сказала: - Нет, вдвоем
Мы заживем на славу.
Мне дед оставил сад и дом,
Они твои по праву!

-----

Купец плывет по лону вод
За прибылью богатой.
Обильной жатвы фермер ждет.
Но честь - удел солдата.

И пусть солдат всегда найдет
У вас приют в дороге.
Страны родимой он оплот
В часы ее тревоги.

***
Когда душа твоя устанет быть душой

Когда душа твоя устанет быть душой,
Став безразличной к горести чужой,
И майский лес с его теплом и сыростью
Уже не поразит своей неповторимостью.
Когда к тому ж тебя покинет юмор,
А стыд и гордость стерпят чью-то ложь, —
То это означает, что ты умер…
Хотя ты будешь думать, что живешь.
1964

А. Дементьев

Будет ласковый дождь, будет запах земли.
Щебет юрких стрижей от зари до зари,
И ночные рулады лягушек в прудах.
И цветение слив в белопенных садах;
Огнегрудый комочек слетит на забор,
И малиновки трель выткет звонкий узор.
И никто, и никто не вспомянет войну
Пережито-забыто, ворошить ни к чему
И ни птица, ни ива слезы не прольёт,
Если сгинет с Земли человеческий род
И весна… и Весна встретит новый рассвет
Не заметив, что нас уже нет.

***
Никогда ни о чем не жалейте вдогонку,
Если то, что случилось, нельзя изменить.
Как записку из прошлого, грусть свою скомкав,
С этим прошлым порвите непрочную нить.
Никогда не жалейте о том, что случилось.
Иль о том, что случиться не может уже.
Лишь бы озеро вашей души не мутилось
Да надежды, как птицы, парили в душе.
Не жалейте своей доброты и участья.
Если даже за все вам — усмешка в ответ.
Кто-то в гении выбился, кто-то в начальство...
Не жалейте, что вам не досталось их бед.
Никогда, никогда ни о чем не жалейте
— Поздно начали вы или рано ушли.
Кто-то пусть гениально играет на флейте.
Но ведь песни берет он из вашей души.
Никогда, никогда ни о чем не жалейте
— Ни потерянных дней, ни сгоревшей любви.
Пусть другой гениально играет на флейте,
Но еще гениальнее слушали вы.

Шарль Бодлер

ГИМН КРАСОТЕ

Это лучше:

Ты на постель свою весь мир бы привлекла,
О, женщина, о, тварь, как ты от скуки зла!
Чтоб зубы упражнять и в деле быть искусной -
Съедать по сердцу в день - таков девиз твой гнусный.
Зазывные глаза горят, как бар ночной,
Как факелы в руках у черни площадной,
В заемной прелести ища пути к победам,
Но им прямой закон их красоты неведом.

Бездушный инструмент, сосущий кровь вампир,
Ты исцеляешь нас, но как ты губишь мир!
Куда ты прячешь стыд, пытаясь в позах разных
Пред зеркалами скрыть ущерб в своих соблазнах
Как не бледнеешь ты перед размахом зла,
С каким, горда собой, на землю ты пришла,
Чтоб темный замысел могла вершить Природа
Тобою, женщина, позор людского рода, -
Тобой, животное! - над гением глумясь.
Величье низкое, божественная грязь!

А она была лучше всех на свете - златокудра, улыбчива, весела, и ее любили коты и дети, даже злые тетки - такой была. Вспоминаю - где-то под сердцем тошно, так тягуче позванивает струна...
Не ее вина заключалась в том, что не любила меня она.
Было тихо в лесу, шершаво и сухо, лунный свет на листья лег, серебря. Я пришел к кошмарной седой старухе в ночь на первое ноября. Я сказал: бери что тебе угодно, я хочу, чтоб стала она моей. Остро пахли листья. Во тьме холодной все мелькали блики теней. Засмеялась старуха, захотелось согреться, за окном закаркало воронье. И сказала ведьма: "Отдай мне сердце. Дай мне сердце - и ты получишь ее".
Я ее любил, как ее любил я, не сказать, не спеть и не позабыть. Если б мне тогда предложили крылья, я б от них отказался, чтоб с нею быть. Выходили из ада черти на выгул, в доме серой пах застоялый дым.
Я открыл свои ребра и сердце вынул, и стекала кровь по рукам моим.
И алела нагревшаяся жаровня, и забулькало сердце в котле сильней. Обещала ведьма, что станет ровно через год возлюбленная моей.

Вот и снова конец октября. Осколок
света лунного - дальше тьма.
Поднимаются птицы в деревьях голых.
Наступает черный Самайн.
Наступает время, когда из тени поднимаются духи и мертвецы, наступает время страшных свершений, закрываются двери, горят рубцы. Я иду к тебе, я иду, родная, я сейчас иду за тем, что мое, мне уже никогда не увидеть рая, но ведь есть Самайн - и кричит воронье, возвещая скорую нашу свадьбу, возвещая радость - и я иду, и дойти, дотянуться бы и обнять бы, ну а все остальное - гори в аду. Никакая дверь не станет преградой. Я люблю тебя. Догорает свеча.
Я иду, родная моя. Ты рада?
Не беги. Не успеешь. Встречай.
Встречай.

Анна Долгарева

Когда я был дитя и бог, Могер был не селеньем скромным,
а белым чудом - вне времен - сияющим, огромным...
Все на своих местах - вода, земля и небосклон,
церквушка - дивный храм, домишки - светлые хоромы,
и я, сквозь виноград, с веселым псом несусь тропой укромной,
и мы, как ветер, невесомы, беспечны, словно громы,
и детства мир от мира горизонтом отделен.

Прошли года, и после горестной разлуки первой
вернулся я в мой сказочный Могер и не узнал Могера.
Кругом - ни храмов, ни хором; в кладбищенской тоске безмерной,
в уединенье полном - средь лачуг - застыла тишина.
И я уже не бог, я муравьишка, жалкий смертный;
все пусто, лишь рассыльная Кончита, солнцем сожжена,
по знойной улице бредет, вся в черном и лицом черна,
а вслед за ней... ребенок-бог с божественной собакой верной;
в себя ребенок погружен, витает в облаках - волшебных сферах,
собака - так важна! - и в нужности своей убеждена.

А время... за ребенком-божеством умчалось время...
Кому из нас дано изведать чудо повторенья?!
О, если бы не знать, вовек не знать, не знать старенья,
и снова стать зарей, и оставаться божеством -
вне всех времен - и умереть в Могере сказочном моем!

Хуан Хименес

Арсений Тарковский

Дерево Жанны

Мне говорят, а я уже не слышу,
Что говорят. Моя душа к себе
Прислушивается, как Жанна Д'Арк.
Какие голоса тогда поют!

И управлять я научился ими:
То флейты вызываю, то фаготы,
То арфы. Иногда я просыпаюсь,
А все уже давным-давно звучит,
И кажется - финал не за горами.

Привет тебе, высокий ствол и ветви
Упругие, с листвой зелено-ржавой,
Таинственное дерево, откуда
Ко мне слетает птица первой ноты.

Но стоит взяться мне за карандаш,
Чтоб записать словами гул литавров,
Охотничьи сигналы духовых,
Весенние размытые порывы
Смычков, - я понимаю, что со мной:
Душа к губам прикладывает палец -
Молчи! Молчи!
И все, чем смерть жива
И жизнь сложна, приобретает новый,
Прозрачный, очевидный, как стекло,
Внезапный смысл. И я молчу, но я
Весь без остатка, весь как есть - в раструбе
Воронки, полной утреннего шума.
Вот почему, когда мы умираем,
Оказывается, что ни полслова
Не написали о себе самих,
И то, что прежде нам казалось нами,
Идет по кругу
Спокойно, отчужденно, вне сравнений
И нас уже в себе не заключает.

Ах, Жанна, Жанна, маленькая Жанна!
Пусть коронован твой король, - какая
Заслуга в том? Шумит волшебный дуб,
И что-то голос говорит, а ты
Огнем горишь в рубахе не по росту.

Федерико Гарсия Лорка

МАЛЕНЬКАЯ БЕСКОНЕЧНАЯ ПОЭМА

Сбиться с дороги -
это слиться с метелью,
а слиться с метелью -
это двадцать столетий пасти могильные травы.

Сбиться с дороги -
это встретиться с женщиной,
которая режет по два петуха в секунду
и не боится света,
а свет - петушиного крика,
задушенного метелью.

А когда метель задохнется -
пробудится южный ветер,
но и ветры стонов не слышат -
и поэтому снова пасти нам могильные травы.

Я видел, как два колоска воскового цвета,
мертвые, хоронили гряду вулканов,
и видел, как два обезумевшие ребенка
отталкивали, рыдая, зрачки убийцы.

И я знаю, что два - не число
и числом не станет,
это только тоска вдвоем со своею тенью,
это только гитара, где любовь хоронит надежду,
это две бесконечности, недоступные
друг для друга.
и еще это стены мертвых
и напрасная боль воскрешенья.
Цифра два ненавистна мертвым,
но она баюкает женщин,
и они пугаются света,
а свет - петушиного крика,
петухам же в метели не спится,
и поэтому вечно пасти нам могильные травы.

.

Сообщение отредактировал Morkualan: 21 Декабрь 2019 - 19:37